Президент России — официальный сайт

Документ   /

Во встрече также приняли участие директор Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Д.Рогачёва, академик РАМН Александр Румянцев, директор Центра сердца, крови и эндокринологии имени В.Алмазова, академик РАМН Евгений Шляхто, главный врач Центра планирования семьи и репродукции Марк Курцер и сотрудники Эндокринологического научного центра Минздравсоцразвития России Анатолий Кузьмин и Екатерина Шереметьева.

* * *

В.Путин: Добрый день, уважаемые коллеги!

Мы давно договаривались с Иваном Ивановичем увидеться примерно в таком составе. Иван Иванович предлагал встретиться, поговорить по проблемам Академии медицинских наук, но не как учреждения, а как площадки, где проводятся соответствующие исследования, причём самого высокого уровня, где специалисты работают в высокотехнологичной медицине, применяют или планируют применять новые методы лечения.

Я посмотрел предлагаемые на сегодня темы для разговора. Конечно, неспециалисту трудно в этом разобраться, но я постараюсь не только вас внимательно выслушать, но и сформулировать затем согласованные с вами поручения Правительству, с тем чтобы и Министерство здравоохранения, и другие ведомства среагировали на ваши предложения, на ваши планы развития медицины, на то, что предлагает Академия медицинских наук, для того, чтобы поднять на более высокий уровень качество предоставляемых нашим гражданам медицинских слуг.

Давайте начнём. Иван Иванович, пожалуйста, прошу Вас.

И.Дедов: Спасибо, Владимир Владимирович, за то, что Вы нас сегодня приняли. Здесь не только известные члены Академии и руководители научных центров, научно-исследовательских, но и молодёжь, которая имеет вопросы. Академия медицинских наук, спасибо Вам большое, развивается, мы провели выборную сессию – 68 новых академиков и членов-корреспондентов, достаточно молодых, это такая новая, свежая кровь.

А я хотел бы вернуться к тем Вашим статьям, которые были опубликованы как раз в предвыборную кампанию, и задачам, которые были поставлены перед медициной и медицинской наукой, прежде всего, конечно, целевые показатели демографической ситуации: это снижение смертности, повышение продолжительности жизни, снижение инвалидизации, безусловно, борьба с социально значимыми заболеваниями, орфанными (наследственными) заболеваниями. Вот эти задачи реальны, они выполнимы.

Сегодня на самом деле очень много сделано. Медицинская наука всегда была сопровождением здравоохранения, авангардом, создавались великолепные коллективы, которые сегодня работают. Мы получили мощное ускорение в последнее время и в модернизации, и в информатизации. Строится очень много высокотехнологичных медицинских учреждений. Вы очень своевременно, мне кажется, сделали акцент на профилактическое направление сердечно-сосудистых, онкологических [заболеваний], на поддержку материнства и детства. Всё это, безусловно, сказывается. Это всё развивается очень динамично.

Мои коллеги сегодня затронут много интересных и для Вас как Президента аспектов, потому что жизнь сегодня всё новые вызовы ставит перед медицинской наукой, перед медициной. И появляются фантастические возможности для реализации тех демографических показателей, которые стоят. Конечно, они выполнимы при том внимании, которое оказывается сегодня [медицине], и при финансовой поддержке.

Я сегодня хотел бы остановиться на том, что креативные центры, очень мощные, сильные, по разным причинам оказались в разных ведомствах: в Академии, в Минздраве, в агентствах. Мне кажется, наступило время всё‑таки собрать их в единый кулак, чтобы можно было создать творческие коллективы, платформы, которые бы определяли направления: кардиология, онкология, эндокринология, материнство и детство.

Сегодня есть по пять-десять однопрофильных институтов. Конечно, это дублирование тематики, это неэффективное использование технологических и имущественных комплексов и, конечно, кадровый вопрос. Поэтому было бы очень важно сегодня посмотреть и как раз подумать относительно того, чтобы создать некий очень похожий, может быть, на зарубежный, как в Америке, национальный институт здоровья, чтобы была хорошая подчинённость, финансирование, управление такой структурой. Возможности, конечно, сегодня колоссальные в этом отношении.

Сегодня развивается не только медицина высоких технологий, но это медицина и спортивная, это, конечно, персонализированная медицина, потому что сегодня можно предсказать – это предсказательная медицина – риски заболеть сердечно-сосудистыми, онкологическими, орфанными заболеваниями. Мы можем показать вам крайне интересные вещи, так называемые предымплантационные. Можем уже взять и посмотреть, есть ли наследственные заболевания, и можно исключить эти вещи. Сегодня ребёнок, больной муковисцидозом, – это где‑то 20 тысяч долларов в год [на лечение]. И всё равно это крест серьёзнейший, безусловно. А мы можем сегодня подарить этим семьям так называемый ядерный ген, уже обозначенный, можем подарить радость здорового ребёнка. Вот эти геномные, постгеномные технологии сегодня позволяют это блестяще делать.

Конечно, есть проблемы. Мы построили очень много замечательных совершенно перинатальных центров. Мы подписали конвенцию о том, что маловесные дети, особенно с экстремально низкой массой, должны выживать. Если вчера без конвенции одна была ситуация, то на выходе нужна особая стыковочная педиатрия. Поэтому это очень важный кадровый вопрос – выходить и потом передать ребёнка, чтобы не было потом социальных обвинений. Это важный вопрос, мы его, безусловно, обсуждаем.

Так же как и удивительные возможности, которые сегодня появляются внутриутробной диагностики разных наследственных заболеваний, которые тоже можно исключать. В Вашем кабинете не раз поднимали вопрос об ЭКО [экстракорпоральном оплодотворении]. Конечно, это очень важная технология, и сегодня она открывает возможности клеточных технологий, репаративной медицины.

Так что проблем очень много. Мы не случайно сегодня пригласили как раз специалистов в области охраны материнства, детства, онкологии, сердечно-сосудистой патологии, гематологии для того, чтобы с Вами поделиться, рассказать что‑то интересное, показательное, подготовили много интересных иллюстраций.

В.Путин: Кто продолжит?

М.Курцер: Глубокоуважаемый Владимир Владимирович, я волнуюсь, поэтому могу быть сбивчив. Я хочу сказать, что сегодня, например, акушерская служба, наша акушерская часть Академии, которую я представляю, работает в других условиях, у нас всё за последние несколько лет поменялось. В первую очередь поменялось в связи с тем, что принята конвенция, принят и издан приказ Министерства здравоохранения, у нас определены с 1 января другие критерии живорождённости: теперь мы считаем ребёнка с 500 граммов – если вес 500 граммов, то ребёнок входит во все наши показатели смертности, летальности, заболеваемости и так далее. Это очень важный шаг, была большая дискуссия, делать это или не делать, но сегодня наша статистика стала соответствовать западноевропейским странам, Америке. Мы это сегодня видим. Это один из критериев.

Второе. Хочу сказать, что мне по роду работы по приглашению удалось поездить по России. И, несмотря на то что, например, я не был привлечён к созданию сети перинатальных центров, я был поражён, приезжая в областные, иногда не областные, а территориальные центры, что по парку оборудования они ничем не отличаются. Вот это меня поразило. Я приходил в перинатальные центры Самарской области, был в других областях, и они абсолютно идентичны – весь перечень: следящая, дыхательная аппаратура, кювезы, дыхательный наркоз, операционные столы, процент использования обезболивания для пациентов. Это важная вещь для того, чтобы наши пациентки приняли решение о повторных родах, страх перед болью не застилал, скажем, многодетность, – это всё изменилось.

И третий, на мой взгляд, шаг, с которым я столкнулся, посещая регионы или принимая на себя пациентов с тяжёлой уже патологией, очень правильно, что в отчёт территорий – перед Вами губернатор отчитывается – введены в нашей службе два очень важных показателя: это материнская и перинатальная смертность. У нас, как у организаторов акушерства и гинекологии, появилась очень серьёзная возможность, мы можем объяснять, что «ваш регион будет худшим, если вы не сделаете это, не сделаете то».

Я имею основную базу в Москве, и для меня это огромное подспорье, потому что, когда отчитывается Министр здравоохранения, и наш показатель начинает меняться, у меня появляется возможность финансирования, принятия организационных, методических решений и так далее.

Был принят в согласовании с нами со всеми – это был дискутабельный документ – порядок оказания медицинской помощи; она стандартизирована, и всё это, конечно, нам сегодня очень облегчило работу.

Есть ещё вопросы нерешённые – думаю, что об этом будут говорить мои коллеги: это вопросы подготовки кадров, престиж профессии. Я не буду говорить, что, например, если акушерами и гинекологами многие хотят быть, то детский реаниматолог – это очень узкая специальность на сегодня. Практически в каждом акушерском стационаре, где рождается ребёнок, у него может возникнуть угроза жизнедеятельности, нужно провести реанимационные мероприятия, и возле этой же койки должен быть детский реаниматолог, это особая профессия. Я не буду этого касаться, но это требует пристального внимания государства и соответствующим образом увеличения количества часов, поощрения.

Я хочу сказать, что мы сейчас тоже, мои коллеги будут говорить, стали использовать вебинары. Это семинары, которые проводятся по инернету. Мы рассказываем о своих методиках.

Задача акушеров-гинекологов заключается в том, чтобы наши учёные, то есть мы, работники Академии, разрабатывали методики – и не просто разрабатывали, а внедряли вне зависимости от региона, с тем чтобы мы могли снизить все эти риски. Иван Иванович говорил, я сейчас, может быть, немножко повторюсь, это в первую очередь моногенная диагностика заболеваний, в некоторых семьях, как бы это ни казалось странным, но отказаться от естественного зачатия и делать это с помощью ЭКО, когда мы можем выбрать здорового ребёнка, а не больного – болезненность эмбриона снизить.

Второе. Я хочу сказать, что сейчас совместно и с большой Академией, совместно с Академией, в которую включён и Иван Иванович, и с Александром Григорьевичем мы занимаемся диагностикой ДНК плода в крови матери до семи недель беременности. То есть существует методика, по которой мы сейчас работаем, когда мы берём кровь у матери, и с помощью того, что мы определяем сначала ДНК в эритроцитах и лейкоцитах материнских (запоминает наша машина), потом мы центрифугируем их в плазме, уже знаем, что это ДНК матери. Если мы находим новые ДНК – это ДНК плода. И мы можем исключить болезни Дауна, Эдвардса, Патау. И в семь недель есть возможность уже объяснить, когда мы эту беременность можем оставлять или не оставлять.

Также я хочу сказать, что современные технологии – это выхаживание 500-граммовых детей. На сегодняшний день у нас тоже достигнуты большие результаты. Это уже комплексное лечение, это уже не когда только педиатр в родильном доме – неонатолог лечит. На сегодняшний день пришли методики, которые и в Центре имени Алмазова используются. Мы широко используем торакотомию, перевязываем баталов проток для того, чтобы быстрее снять с искусственной вентиляции лёгких. Мы уже в родильном доме начинаем проводить лазеркоагуляцию сетчатки, чтобы не становились слепыми дети. Это основной бич, это патология органов чувств и так далее.

Я хочу сказать, что сегодня такое внимание нам помогает. А возможности, что сказал Иван Иванович: уже создание мультидисциплинарных центров, когда не один акушер-гинеколог будет биться с полиорганной недостаточностью очень сложного 500-граммового пациента, – в нашей профессии очень нам может помочь.

И.Дедов: Мы намечаем сейчас выездную сессию как раз по клеточным технологиям, по имплантационным технологиям, когда мы можем предсказывать риски, и не только уже в период беременности, но ещё до беременности. Создавать надо здоровые семьи – там, где есть орфанные заболевания, где предки были больны. Вот эти риски – это абсолютно фантастика, что сегодня появилось, – можно исключить и дарить здоровых детей.

В.Путин: Марк Аркадьевич, Вы посещали перинатальные центры в регионах. Вы сказали про парк оборудования. Да, действительно, мы стараемся закупать самое современное оборудование, в том числе и отечественное. Кстати, отечественного становится всё больше и больше. Как Вы оцениваете уровень подготовки специалистов?

М.Курцер: Вы знаете, хочу сказать, что в большинстве регионов, с которыми я общаюсь (я являюсь по своей общественной должности внештатным главным акушером-гинекологом Москвы), то есть я не так часто, как главный акушер-гинеколог России, выезжаю, но я, имея определённые устойчивые связи, посещаю определённые центры: я был в Тюмени, был в Тольятти и в Самаре. В части родильных домов, я могу сейчас сказать не совсем корректную вещь, но если есть настоящий лидер, есть главный врач, который болеет за дело, который создаёт популярность своего учреждения, который находит мотивации, – я встречаюсь иногда с удивительными коллективами и удерживаю себя, чтобы не предложить заведующему отделением переехать в Москву, настолько мне нравится их работа, но я не делаю этого.

В некоторых лечебных учреждениях я обнаруживаю немножко другое. Я не могу понять, то ли он скован, потому что приехали мы, с нами, как правило, министр здравоохранения области присутствует, много людей, большое внимание, то ли это влияет, то ли какая‑то скованность, не могу сказать. Но во всех лечебных учреждениях я вижу, что новорождённые абсолютно правильно находятся в кювезах, никто не лежит несогретым, правильная влажность. Все используют целлофан, чтобы уменьшить потери, – как амнион; дети лежат в специальной позе, используется дыхательная аппаратура.

И, что меня ещё больше всего поразило (вся реанимация невозможна без лабораторного и инструментального исследования), везде я вижу рентгеновские аппараты отечественного производства. Большинство и мы работаем с прекрасными кювезами Уральского оптико-механического завода, который очень хорошо выпускает. И также я вижу, что там лаборатория, рабочая лаборатория.

И.Дедов: Вопросы кадров остаются. И мы это обсуждали, Владимир Владимирович. У нас очень серьёзный был разговор. Обсуждали такие коллективы, платформы, которые готовы взять на себя всю цепочку: от идеи до коммерческого продукта. Мы говорили относительно детства и кадров. Это высочайшие технологии! Каждый день из девяти месяцев надо биться за ребёнка, я как эндокринолог могу сказать, на каком этапе и что мы получим (по некоторым данным), какого ребёнка. Мы можем 90 процентов иметь детей с разными дефектами. Это мощнейшее обременение. Поэтому, конечно, кадры; конечно, мы должны включаться. Те технологии, которые отработаны сегодня, в академическом сообществе, в наших центрах, в Санкт-Петербурге, конечно, надо использовать. Мы уже не раз встречались и на эту тему говорили.

А вот это сопровождение сегодня – лабораторное и прочее, оно выровнено. Другое дело, что надо, может быть, – у вас три состава, в других наших институтах по три-четыре состава – выходить в регионы и помогать. Я думаю, что так. Это не только касается перинатальных центров, но и высокотехнологичных центров, которые вводятся. И мы с большим трудом начинаем кого‑то убеждать. В Пензе, я помню, мы кого‑то агитировали, нашли наконец. Сегодня в институтах, здесь и в федеральных центрах, по три-четыре состава. В хирургическом он стоит до 40 лет, всё держит на третьих руках. А там у него есть возможность [работать].

Владимир Владимирович, хочу ещё раз благодарить Вас за то, что мы получили шанс для развития Академии. Наверное, мы ещё раз убеждаемся, надо создавать региональные отделения – Дальневосточное, Уральское, Южное отделения. Там немного требуется, но там база, а это всё‑таки точки роста, и это престиж. Потому что сегодня в основном московские школы, 80 с лишним процентов членов Академии – это московская школа, невольно свои школы протежируют своих. С периферии талантливым людям – безусловно, это же выбор – пробиться сложно. А это – как когда‑то, и опыт показал это, когда создавались отделения Академии наук. Поэтому я буду Вас просить подержать.

В.Путин: Хорошо.

Давайте попросим Евгения Владимировича продолжить.

Е.Шляхто: Владимир Владимирович, спасибо большое, что есть возможность сегодня поговорить и высказать то, чем мы живём, что хочется сделать больше, и очень важно, что сегодня есть такая возможность.

Мне часто приходится выступать за границей, я представляю кардиологическое общество [Российское кардиологическое общество], и люди просят рассказать о здравоохранении в России. Показываю наш центр [Федеральный центр сердца, крови и эндокринологии имени В.А. Алмазова], говорю: наш центр – это пример того, как развивается здравоохранение последние десять лет. Ещё показываю им старое здание, которое реконструировано на улице Пархоменко. Они этому сильно удивляются.

Вне всякого сомнения, за последние годы достигнуты гигантские успехи. Мы переломили и демографическую ситуацию, и смертность от сердечно-сосудистых заболеваний снижается, центры в каждом регионе. Может, кардиохирурги со мной не согласятся, но я считаю, что у нас нет проблем с плановой кардиохирургией. У нас есть очередь, но проблем больших, остроты нет. У нас, может быть, с экстренной есть проблема, но с плановой – мы её закрыли. У нас, например, проводится 800 операций на миллион населения, почти как в Европе.

Но на фоне успехов в клинической медицине, великолепного оснащения центров и создания условий для научной деятельности сейчас высветилась ситуация: нам, конечно, нужно модернизировать науку. Я не оригинален, проблемы есть везде, на Западе точно такие же проблемы: экономический кризис, уменьшение финансирования, уменьшение патентов, всё то же самое. Но у нас есть шанс вот сейчас, что называется, вместе с ними решать эти проблемы.

Есть такое направление – трансляционная медицина, где фундаментальная медицина и практика завязаны вместе, практически по каждому направлению одновременно в одном учреждении проводятся исследования. У человека широкая аорта, у него есть высокая вероятность смерти. Скажем, 50 миллиметров – это показание для операции, а если у человека есть мутация гена, то уже 45 миллиметров – и аорту надо оперировать. То же самое мы делаем в эксперименте.

Я говорю о том, что инновационное развитие здравоохранения возможно только на научной базе. Это и экономия денег, и средств, это и новые технологии, таргетная доставка лекарств, и новые биомаркеры. Пример трансляционной медицины. Шесть лет назад была получена Нобелевская премия за микроРНК, сейчас это уже лекарства – антагомеры. Их ещё у нас нет, но они уже есть в мире. Мы сейчас этим занимаемся.

И спасибо большое Вам, что есть гранты. Я хочу сказать, что вообще, кто хочет, те, честно говоря, научные гранты получают. У нас одновременно сейчас в центре 14 грантов, 44 научных темы, которые нам финансирует Минздрав. То есть в этой части наука очень сильно развивается. Но есть общие вопросы в рамках трансляционной медицины, например биобанки (центры коллективного пользования), то есть такие вещи, которые не надо каждому создавать – они должны быть на регион, или региональная медицинская академия, – эти вещи, мне кажется, должны быть созданы.

Ещё очень важный вопрос, который всё время меня беспокоит как университетского человека (я считаю, что моё сердце – в университете, а голова – в центре Алмазова). За счёт такой интеграции у нас всё неплохо получается, и у нас есть возможности для подготовки кадров, мы можем больше сделать. У нас точно есть проблемы с высокотехнологичной медициной: неонатологи, реаниматологи, особенно в педиатрии. Поэтому эта часть, связанная с использованием научно-исследовательских институтов, подготовкой кадров, точно может быть более эффективной.

Ещё очень важная вещь, которой я занимаюсь, спасибо большое и Вам, и Минздраву, – мы реализуем систему этапного оказания помощи. Наш центр должен делать основной этап, мы у себя создали госпитальную реабилитацию, и санаторная реабилитация тоже должна быть, но под нашим наблюдением. На каждом этапе не надо делать одно и то же, должна быть преемственность технологий, экономия средств. Мы сейчас посчитали стоимость лечения больного из квоты – мы можем экономить до 70 тысяч рублей за счёт последовательности, не надо повторять исследования, не надо повторять технологии. Я, скажем, точно знаю, что на третьем этапе, если я здесь плохо сделал, то я получу проблемы, поэтому это замкнутый цикл. Мне кажется, что эта модель может быть интересна.

В.Путин: Спасибо.

А.Кузьмин: Глубокоуважаемый Владимир Владимирович, спасибо Вам за возможность поделиться своими мыслями, задать Вам вопрос. Но вопрос у меня достаточно житейский: это социальное положение молодых научных сотрудников. Я являюсь сотрудником эндокринологического центра, работаю под руководством Ивана Ивановича, недавно защитил кандидатскую диссертацию. У меня есть достаточно большое желание и дальше продолжать научную деятельность.

В.Путин: А зарплата меленькая.

А.Кузьмин: Это один из компонентов моего вопроса. По штатному расписанию оклад мой…

И.Дедов: 4 тысячи 400 рублей.

В.Путин: Совсем уж мало.

И.Дедов: 4400. Я не знаю, кто определил такие ставки и для кандидата наук, и для доктора наук. Сегодня ведь никакой ранжировки нет – 4400. У него семья, скоро ребёнок будет.

Я не случайно говорю, поскольку я его знаю хорошо, он один из очень серьёзных лауреатов, получивший премию за рубежом, он получил первую премию. Тем не менее – 4400 плюс 3000.

Я не знаю, кто определил для учёного без степени или доктора наук – 4400? И потом рента за кандидатскую пожизненно, будет заниматься или не будет заниматься, ну и всё. А там семья. Поэтому, конечно, это проблема для научных сотрудников, в том числе медицины.

Я почему его сегодня пригласил, потому что ему предлагают куда: на фирму – ему сразу дают машину, дальше – 4400, в другой валюте. И он уже наукой не занимается. За рубеж его приглашают. Я еле его оставил. Сейчас он подрабатывает: он шесть или пять дежурств дежурит в месяц, там он получает, выкручивается.

Мы стараемся спасать, но это проблема, Владимир Владимирович, это проблема. Даже студент сегодня больше получает. Ординатура: вот сейчас девочка сидит, аспирантка, ординатор – что ей тоже делать? Это тоже проблема, потому что студенты сегодня получают больше, чем ординатор.

Поэтому эта проблема стоит. И, когда мы говорим о кадрах: и там кадры, и здесь кадры, безусловно, и не только в высокотехнологичных отраслях, нам же нужно кадры первичного звена выстраивать, – действительно, селекция должна быть: кто пойдёт в фундаментальную, кто в фармбизнес, кто будет заниматься клинической медициной. И мы должны, безусловно, о чём сейчас говорил Евгений Владимирович, всё продумать.

Сейчас мы готовы предложить в том числе постдипломную практику. Сколько времени, на каких базах, чтобы мы такого высокотехнологичного кардиолога, кардиохирурга подготовили, кто должен нести обременение, кроме всего прочего, – сейчас мы всё это готовим. И спасибо, Вы инициировали, так сказать, вопросы кадров, Вы постоянно задаёте их нам, и этот вопрос стоит. И не только, думаю, в медицине, не только в медицинской науке.

В.Путин: В среднем по медицине сколько получают?

И.Дедов: Если в Москве, то в среднем 60 тысяч. Вот девочка сейчас хочет от нас уйти, потому что там врач – 60 тысяч, а у нас – 7 тысяч, в федеральных центрах. И, сколько мы ни говорим, 80 процентов федеральных центров Москвы, так же как и Санкт-Петербург, наверное, – это москвичи, тем не менее мы ограничены этим федеральным бюджетом.

Москва не софинансирует, хотя мы встречались, мы говорили. И, безусловно, мы теряем кадры. Медицинские сёстры, как только мы их подготовили, – туда; она тоже планирует, говорит: «А там 60 тысяч». В среднем в Москве – 60 тысяч. А у нас сколько?

В.Путин: Я думаю, что в Москве поменьше, чем 60 тысяч. Это отдельные получают.

Е.Шляхто: Средняя зарплата, которая была озвучена на совещании, – 60 тысяч.

И.Дедов: Я понимаю, что, может быть, там посложнее, это первичное звено. У нас всё‑таки научные центры, мы всё‑таки плановые хозяйства.

В.Путин: Катя, Вам где предлагается?

Е.Шереметьева: Частная медицина.

В.Путин: А у Вас специальность какая?

Е.Шереметьева: У меня два постдипломных образования: эндокринология (под руководством Ивана Ивановича) и акушерство и гинекология.

В.Путин: И в какой сфере предлагают работать на практике?

Е.Шереметьева: Эндокринология.

А.Кузьмин: В основном это происходит в связи с нехваткой финансовых средств, приходится заниматься участием в клинических исследованиях, это тоже помогает для решения этой задачи. И конечно, многие, пообщавшись с исследователями, предлагают работать как клинические мониторы и в дальнейшем, что касается медицинской части, в фармацевтических компаниях.

В.Путин: Но это уже не наука.

И.Дедов: Конечно, на этом всё заканчивается. Молодёжь сегодня великолепно информатикой, информационными технологиями владеет, потом они поработали за рубежом.

Мы много теряем, Владимир Владимирович. Много ведь идёт слежения, сканируют, потом приглашают, приглашают, приглашают. И конечно, соблазн есть, хотя, безусловно, сейчас лучше стало. И я ему тоже сказал: сиди и работой, потому что перспектива тоже будет.

В.Путин: Тем не менее нужно посмотреть на доходы, на уровень заработной платы. Мы вернёмся к этому.

И.Дедов: Конечно, безусловно, мы помогаем им, потому что иначе мы потеряем. Где‑то 25 тысяч он получает, наверное, но это что – это гранты, которые мы получаем, и так далее. И вообще я уже просил Вас, но я думаю, что фонд развития медицинской науки надо создавать. Мы из РФФИ, гуманитарного, практически ничего не имеем. Там Академия наук, там есть гуманитарные, а медицина… А это, конечно, было бы мощным подспорьем, тем более что Вы поддержали идею этих фондов.

У нас только два фонда и медицинская наука. А что мы получаем? Медицинскую часть через Минздрав мы получаем.

Е.Шляхто: Через Минздрав получаем.

И.Дедов: Что мы получаем на науку? Зарплаты, начисления к зарплате и всё, а зарплата вот такая: средняя зарплата, если фундаментальный институт в Академии, – 17 тысяч со всеми грантами, а конечно, в клинической у нас больше, у нас молодёжь 25–30 тысяч имеет.

В.Путин: То есть не так всё ужасно.

И.Дедов: Нет-нет.

Е.Шляхто: У нас 35 тысяч в среднем у тех, кто вовлечён в клинику.

В.Путин: В Питере?

Е.Шляхто: В Питере, да. Считаю, что хорошая зарплата. Я уж не говорю про кардиохирургов, которые получают больше, чем директор.

В.Путин: Да?

И.Дедов: И ты переживаешь?

Е.Шляхто: Нет-нет, я очень рад.

И.Дедов: И у меня хирурги или репродуктологи, которые ЭКО создают, получают так же. Мы сегодня берём вот эти предымплантационные технологии на получение эмбрионов, это же фантастика. Это фантастика, что сегодня можно взять несколько яйцеклеток и посмотреть – есть, нет заболевания. Это удивительные вещи совершенно.

Биобанки сегодня создаются, уникальные вещи совершенно, уникальные: то, что природа создаёт, – сегодня создаёт человек. Это и кровь, и ДНК, это и особые опухоли.

В.Путин: Ясно.

Александр Григорьевич, у вас как?

А.Румянцев: Владимир Владимирович, мы работаем.

Мы через три месяца после того, как взяли первого больного в январе, вышли уже на плановую работу. Работаем, работы много, работа тяжёлая. Вам большой привет от коллектива, благодарности за предоставленные возможности по работе.

На Ваш вопрос по зарплате хочу сказать: на сегодняшний день я как директор стараюсь из всех источников, каких только можно, собрать деньги, чтобы заплатить людям деньги, чтобы удержать коллектив.

Врачебный состав: средняя зарплата – 35 тысяч в месяц; учёный состав: 16 тысяч в месяц, я просто честно говорю. Конечно, конкурировать с Москвой, где больше зарплата за счёт других источников, невозможно. Но мы понимаем, что, имея такую базу уникальную, мы должны серьёзно работать в области высоких технологий и в выборе специальных генных лекарств, и в той работе, которую мы делаем с Марком Аркадьевичем, связанной с перинатальной диагностикой сложных заболеваний.

В прошлом году один из наших коллег, первый в этом вопросе, Дэнис Лоу, китаец из Гонконга, опубликовал в журнале «Нейчер» работу, в которой провёл полное геномное секвенирование материала, полученного из крови мамы плода, который она носит. Это уникальные вещи! Есть возможность фактически построить диагностику многих заболеваний, в том числе и в области перинатальной диагностики, предупредить развитие на уровне профилактики целого ряда заболеваний. Более того, есть возможность вмешаться в это и то, о чём говорил Иван Иванович, – построить концепцию персонифицированной медицины, потому что сегодня мы уже о многом знаем и можем точечно оказать влияние.

Мы вовсю ведём трансплантацию. Все операции в центре: от нейрохирургических до гинекологических, ортопедических – 18 хирургов разных специальностей оперируют. То есть план на сегодняшний день выполняем на 200 процентов.

В.Путин: Как ваши иностранные волонтёры трудятся?

А.Румянцев: Мы получили все документы из миграционной службы, спасибо большое. Они с сентября месяца приедут на работу, пять человек, как мы договорились.

В.Путин: Всё‑таки, видите, не только наши уезжают, но и приезжают к нам.

А.Румянцев: Их интересует такая уникальная возможность, концентрация больных. У нас 330 сложных пациентов, мы за эти шесть месяцев получили и описали двух неизвестных ранее в мире больных. То есть связывались с мировой общественностью, искали причины этих заболеваний. Я хочу сказать, что работа сверхинтересная, сверхинтенсивная.

Но мы столкнулись с тем, о чём говорил Иван Иванович, – конечно, прежде всего это подготовка новых кадров, работающих на новом уровне. Специалисты в области лучевой диагностики, ПЭТ-диагностики [позитронно-эмиссионной томографии], радиационной диагностики, клеточных технологий, – их же надо где‑то обучать. Мы уже имеем возможность обучать в наших центрах, но работаем сейчас так же, как Евгений Владимирович со своим центром, кооперируясь с университетом. Он с «Первым [медом]» – Санкт-Петербургским университетом…

Е.Шляхто: У меня там кафедра большая.

А.Румянцев: Мы стараемся каким‑то образом привлечь людей, но проблема подготовки кадров стоит.

И ещё одна проблема. Мы видим теперь, что постепенно, в детской практике особенно, смертельные ранние заболевания превращаются в хронические болезни, требующие постоянного ведения. Мы очень нуждаемся в реабилитационной базе. Ваше поручение, которое было дано по санаторию «Русское поле», оно исполняется.

В.Путин: Что‑то делается?

А.Румянцев: Делается. Но надо принять решение, чтобы всё это реализовать, и мы там тогда организуем уникальный реабилитационный центр, чтобы закончить всю эту программу. Все остальные поручения, которые были даны, выполнены.

В.Путин: Там доукомплектование нужно было техникой.

А.Румянцев: Мы получили письмо и готовим теперь материалы на 2013–2015 годы, потому что в этом году со средствами уже всё почти закончено, я так понимаю. Я был и у Вероники Игоревны [Скворцовой], с ней разговаривал, представил ей документы, так что поддержку получим. Но реабилитация детей, восстановление – очень важная вещь.

Сегодня в развитых западных странах, которые имеют высокотехнологичную помощь нашего уровня, каждый десятый ребёнок живёт, перенёсший такое тяжёлое смертельное заболевание. Происходит феномен накопления, который требует специальных реабилитационных мероприятий.

В.Путин: Мы доведём до конца это.

А.Румянцев: Спасибо большое.