Президент России — официальный сайт

Документ   /

Встреча состоялась в Институте Брукингса, одном из наиболее влиятельных научно-исследовательских центров США, специализирующемся на общественных науках, муниципальном управлении, внешней политике и мировой экономике.

* * *

Д.Медведев: Уважаемые дамы и господа!

Сначала я скажу несколько слов, но прежде всего я хотел бы поблагодарить за приглашение выступить в ведущем исследовательском центре Америки. Он по праву считается оплотом либеральной мысли, и я хорошо знаю, что за ним закреплена слава кузницы кадров американской политической элиты. Теперь настало время процитировать Роберта Брукингса, который когда‑то сказал, что основу деятельности созданного им института составляет убеждённость в необходимости точного и беспристрастного подхода к формулированию и изучению вопросов, а также представление идей без какой‑либо идеологии. И с первых дней работы ваш институт исповедует именно этот принцип. И именно этот принцип, наверное, помогал находить ответы на наиболее сложные вопросы глобальной политики и внутренние вопросы. Сегодня мир переживает период глубокой трансформации, сталкивается с серьёзными вызовами, ищет новые модели развития, хотя эта фраза, откровенно говоря, применима к любому периоду развития человечества. И конечно, для нас очень важно, чтобы были пересечение и взаимодополняемость интересов, взаимозависимость наших подходов. Мир будет гармоничным, если те частицы, из которых этот мир составлен, не будут сталкиваться друг с другом, а будут дополнять друг друга, создавая основу для развития.

Демократия, права человека, рыночная экономика составляют сегодня основу не только национального развития, но и некий общий набор международных ценностей. Диалог между Россией и Соединёнными Штатами, естественно, является их важной составляющей.

Демократия, права человека, рыночная экономика составляют сегодня основу не только национального развития, но и некий общий набор международных ценностей. Диалог между Россией и Соединёнными Штатами, естественно, является их важной составляющей. Я искренне рад, что наше сотрудничество начинает приносить конкретные результаты. Я даже больше скажу – ­­я доволен, что за последний год с небольшим нам всё‑таки удалось изменить атмосферу российско-американских отношений. Это не значит, что они стали беспроблемными, что у нас всё абсолютно идеально, но атмосферу изменить удалось, есть прямые результаты. Я вам скажу, что мне приятно, что я к этому причастен.

Наша встреча проходит после завершения саммита. Хотел бы сказать вам, что он завершился полным успехом. Я не помню более беспроблемного саммита, где бы участники этого саммита были столь единодушны в оценке текущей ситуации. Это не экономику обсуждать, не говорить о путях преодоления глобального кризиса. Это всё‑таки то, что для любого государства, которое было на саммите представлено, является реальным вызовом, реальной угрозой.

На прошлой неделе – мне, конечно, хочется ещё раз об этом упомянуть, тем более находясь в Вашингтоне – мы с Президентом Обамой подписали новый Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений. И конечно, это реально хороший результат, что бы ни говорили аналитики по поводу того, чего этот Договор достигает или не достигает, в чью сторону смещается баланс, реальное ли это достижение или пиар двух политиков. На мой взгляд, это всё‑таки очень хорошая штука.

У России и Америки непростая история отношений. Причём, как обычно бывает, у нас было много крайностей: мы то начинали душить друг друга в объятиях, то между нами возникала пропасть, мы ненавидели друг друга, но мы не должны пытаться искать различия, а мы должны выстраивать долгосрочные прагматичные отношения, именно прагматичные отношения на будущее. Но отношения, конечно, основанные на общей базе: на ценностях демократии и экономической свободы и, конечно, на общих целях борьбы с глобальными угрозами.

У нас разная история. И люди зачастую по‑разному воспринимают происходящее. В США уже практически два столетия развивается рыночная экономика, а наша страна, во всяком случае в ХХ веке, прошла через череду очень серьёзных испытаний, экономических передряг, экспериментов экономических. И поэтому, по моему глубокому убеждению, Россия нуждается в нескольких десятилетиях абсолютно спокойной, стабильной работы по созданию эффективной политической и эффективной экономической системы. И только в этом случае те разногласия, которые существуют, даже на ментальном уровне, будут уходить в прошлое. Чтобы это произошло, не нужно учить друг друга жить, а нужно общаться, делать это регулярно, прямо и, конечно, без всяких прикрас. Наши проблемы, проблемы нашей страны, конечно, нам самим лучше всех известны. Это и коррупция, и технологическая отсталость, и не здоровый образ жизни. Но мы начали менять нашу систему 20 лет назад, и эта система, хотел бы на это специально обратить ваше внимание, действительно имеет свои традиции. Она несёт на себе печать вековых традиций. Они вошли в привычку, они зачастую мешают, но в известной степени они являются и своеобразной защитой общества – не дают этому обществу развалиться на части. Мы понимаем, как решать эти проблемы, в том числе с использованием опыта наших друзей. Нам нужно выстраивать партнёрские отношения по всему спектру вопросов. Но мы в свою очередь, конечно, готовы подставить Соединённым Штатам Америки свое плечо, в случае если это требуется. А это требуется по целому ряду вопросов.

Главное – это реальное осуществление демократии, реальная демократическая практика. Тогда будет нормальная борьба с коррупцией, тогда будет отстранение от должностей негодных людей, тогда будет, может быть то, что является очень важным: это наличие обратной связи между властью и обычными людьми. Этим должен заниматься любой чиновник, начиная от Президента и заканчивая главой муниципалитета, причём с использованием современных технологий.

Важны не декларации о демократических принципах. Этого делается всегда немало во всех странах, и даже не только изменения в законах, хотя улучшение законов является для нас актуальной задачей, главное – это реальное осуществление демократии, реальная демократическая практика. Вообще практика – это, как известно, критерий истины, и политическая практика или правовая практика как раз и показывает все лучшие и худшие места. Это на самом деле очень важно, тогда будет нормальная борьба с коррупцией, тогда будет отстранение от должностей негодных людей, тогда будет, может быть то, что является очень важным: это наличие обратной связи между властью и обычными людьми. Причём, я считаю, этим должен заниматься любой чиновник, независимо от его должностного положения, начиная от Президента и заканчивая главой муниципалитета, причём с использованием современных технологий. Я это стараюсь делать и считаю, что и другие обязаны этим заниматься. Нынешнее время предоставляет для этого огромное количество возможностей. Я иногда думаю о том, что очень часто главы государств, правительств в прежние времена становились заложниками своих помощников. Именно они сортируют материалы, именно они создают файлы, которые ложатся на стол. И от них зависит, что показать, а что не показывать. А мы все понимаем, что и помощники – люди, и они должны выгодным образом демонстрировать товар лицом, выгодным образом показывать результаты своей работы. Нынешнее время совсем другое. Что бы мне ни написали или Президенту Обаме что бы ни написали, всегда есть возможность открыть компьютер, залезть в интернет и посмотреть, что на самом деле произошло. Это не значит, что интернет говорит правду, а помощники врут, но это означает, что есть альтернативный источник информации, без посредства помощников – прямо в глубину информационной среды. Вот это, на мой взгляд, очень важная вещь, которую мы ещё все не до конца осознали.

Уважаемые коллеги! Мы, естественно, будем работать с Соединёнными Штатами по наиболее важным глобальным проблемам: это и противодействие терроризму и наркоугрозе, трансграничной преступности, пиратству. Мы занимаемся урегулированием региональных конфликтов, пытаемся – правда, пока совсем неудачно – противодействовать последствиям изменения климата. Особое внимание уделяем улучшению механизмов многостороннего регулирования международных отношений, и прежде всего основа такого рода отношений – это Организация Объединённых Наций, именно эта площадка является универсальной, хотя мы не забываем и «большую восьмёрку» и «большую двадцатку», и дальше будем этим заниматься. Будем, конечно, заниматься и преодолением последствий глобального экономического кризиса, потому что, что нас ждёт впереди, пока ещё никому неясно – я думаю, что и здесь неясно, и в других местах неясно. Но сценарии существуют разные, и поэтому в ближайшее время мы снова встретимся с моими коллегами и в формате «восьмёрки» в Канаде, и в формате «двадцатки».

Мы занимаемся и региональными вопросами, региональной безопасностью. Я хотел бы привлечь внимание всех присутствующих к одной из тех инициатив, которая появилась практически сразу после моего избрания на должность Президента, – это Договор о европейской безопасности. Я хотел бы специально, потому что это важная вещь, сказать, что этот Договор не направлен ни против каких организаций, и в этом не было никакой идеи, это не хитрая задумка русских против НАТО или ОБСЕ. Мы просто предлагаем дополнить нынешнюю систему безопасности в Европе более эффективным правовым инструментарием.

Ещё одна тема, по которой мы много сейчас работаем, обсуждаем её – я не знаю, наверное, и вы там что‑то об этом спросите, – это иранская ядерная проблема. Сейчас говорится о необходимости введения санкций против Ирана, и причины этих предложений абсолютно понятны. Иран так и не отреагировал на те компромиссные идеи, которые были ему предложены. Мы обсуждаем эти вопросы, эти санкции с нашими коллегами по «шестёрке». Я обсуждал в последний раз этот вопрос с Президентом Обамой в Праге, когда мы встретились, чтобы подписать договор «START Treaty». Это не значит, что санкции – очень полезная вещь; более того – они не всегда приносят результат и уж точно не должны наказывать народ. Они должны обеспечивать режим нераспространения ядерного оружия, только в этом случае они могут быть эффективными.

Мы помогаем афганцам трансформировать свою страну в устойчивое и стабильно развивающееся государство, обеспечивать мирную жизнь, вместе работаем на политическом фронте, по вопросам политического урегулирования, скажем так, укрепляем позиции власти, помогаем полиции, взаимодействуем в сфере транзитных перевозок. Я думаю, что это всё в конечном счёте работает на общий результат. Правда, пока мы мало сделали для того, чтобы бороться с наркотрафиком, который идёт из Афганистана. Может быть, потому что от этого наркотрафика в меньшей степени страдает Америка, но в гораздо большей степени страдает Европа и Российская Федерация. Это как раз тот поток, который идёт к нам. В любом случае нужно нам по этой теме продвигаться.

У нас близкие подходы по вопросам ближневосточного урегулирования. Необходимо создать реальные условия для формирования самостоятельного Палестинского государства. Пока это идёт с большим трудом. А без этого невозможно говорить об устойчивом мире на Ближнем Востоке. В настоящее время американская сторона предпринимает усилия для того, чтобы вернуть этот процесс в конструктивное русло, в том числе и путём ведения так называемых непрямых переговоров. Мы это тоже всячески поддерживаем. Я когда встречался, а я в этом году уже успел встретиться практически со всеми ближневосточными лидерами, выступал за непрямые переговоры, у нас в Москве прошло заседание «квартета». И я надеюсь, что в конечном счёте все это трансформируется в прямые переговоры.

Америке нужна могучая, мирная и процветающая Россия. России так же нужна ответственная, мирная, авторитетная и динамично развивающаяся Америка. Америка, которая пользуется уважением всего мирового сообщества, которая выстраивает отношения с другими странами на равной основе и формирует на этой основе позиции по развитию, по новой системе международных отношений. Вот это было бы здорово.

Любая остановка в развитии всегда влечёт отставание, и поэтому наша страна начала модернизацию экономики, технологическое перевооружение, стала внедрять новые технологии. Скажу откровенно, пока мы сделали совсем мало. И если говорить предельно прямо, то в этом смысле мы очень рассчитываем на партнёрство с ведущими экономиками мира и, конечно, с американской экономикой. Меня очень порадовало, что последний разговор с Президентом Обамой мы начали не с проблемы Ирана или Ближнего Востока и даже не с заключения Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений, а начали с вопросов экономического сотрудничества между нашими странами. И я считаю, что, если говорить предельно откровенно, это самая провальная сфера в наших отношениях сегодня. Мы вернули этим отношениям динамизм, мы стали нормально общаться, у нас конструктивные отношения, а между мной и Президентом Обамой просто товарищеские и дружеские отношения, но экономических последствий этого просто не видно. И ещё раз хотел бы сказать, что, мне кажется, это было бы очень неплохо. Хотя, конечно, бизнес есть бизнес: он должен заниматься своими делами и по своим законам. Принуждать его невозможно, но создать условия для его развития вполне возможно. Я процитировал основателя этого института господина Брукингса. Но было бы неправильно, если бы я не процитировал в этих стенах действующего Президента Соединённых Штатов Америки. Он сказал, выступая в прошлом году в нашей стране, что Америке нужна могучая, мирная и процветающая Россия. Хорошие слова, но России так же нужна ответственная, мирная, авторитетная и динамично развивающаяся Америка. Америка, которая пользуется уважением всего мирового сообщества, которая выстраивает отношения с другими странами на равной основе и формирует на этой основе позиции по развитию, по новой системе международных отношений. Вот это было бы здорово.

Я на этом хотел бы завершить, и, надеюсь, мы перейдём к более интересной части нашей беседы, к прямому общению. Но сначала, я так понимаю, господин Тэлботт должен сказать несколько слов и задать мне вопросы, и, если вы не возражаете, я останусь здесь.

С.Тэлботт: Господин Президент, большое спасибо.

Через несколько минут мы начнём сессию вопросов и ответов. Возможно, я для начала могу попросить Вас дополнительно прокомментировать два вопроса, которые в итоге сводятся к одному: что дальше, что будет дальше в переговорах между Российской Федерацией и США по ядерным и другим вооружениям после того, как был подписан новый Договор о СНВ, который подлежит ратификации с обеих сторон? Что будет дальше после успешного завершения в Вашингтоне саммита по ядерной безопасности?

Д.Медведев: Честно говоря, я очень рассчитываю, что после этого последует работа, если говорить об итогах саммита, – что мы не разъедемся просто довольные по домам. Что же касается наших отношений и, скажем, «START Treaty», то мне бы хотелось, чтобы за этим последовал хотя бы один юридический факт – ратификация этого Договора. Если ратификация состоится – значит, мы с Президентом Обамой работали не зря. А если ратификации не будет – значит, мы вернулись к определённым советским временам, когда такого рода договоры не ратифицировались. Но с другой стороны – мне бы казалось крайне важным, чтобы наши отношения не сводились к сотрудничеству в ядерной сфере или к ограничению стратегических вооружений, хотя, действительно, этого от нас ждут, и мы несём важнейшую ответственность перед всем мировым сообществом по этой теме. Мне бы хотелось, чтобы у нас открылась более широкая кооперация по всем другим направлениям.

Если говорить о судьбе соответствующего Договора и наших действиях, то мне хотелось бы также, чтобы мы начали проводить все процедуры, вытекающие из этого Договора; чтобы этот Договор был действительно транспарентным; чтобы он устраивал наше общество – и российское, и американское; чтобы он не вызывал каких‑то напряжений; чтобы он в целом помогал нам выстраивать отношения на будущее. Хотя, надо признаться честно, кроме стратегических ядерных вооружений есть другие виды оружия, тоже весьма опасные, по которым мы также должны договариваться, сверять свои подходы, потому что есть неядерные силы, которые способны причинить радикальный ущерб. По ним у нас ещё нет какой‑то согласованной позиции, как нам дальше двигаться в этом направлении. Есть вопросы, по которым мы должны выступать единым фронтом, такие как ядерный терроризм, нераспространение, контроль за государствами, которые относятся к числу пороговых и которые пытаются всеми законными и незаконными способами пролезть в ядерный клуб. Здесь точно наша совместная ответственность, и мне бы хотелось, чтобы мы этим и занимались.

С.Тэлботт: Большое спасибо. Думаю, что кто‑то из наших коллег захочет вернуться к этим вопросам. Хочу задать ещё один вопрос о России и глобальной экономике: как Вам видятся перспективы вступления России в ВТО?

Д.Медведев: Честно говоря, я считаю, что мы давным-давно должны были бы быть во Всемирной торговой организации, потому что мы стоим на её пороге дольше, чем другие экономики, даже такие крупные, как китайская. Если говорить прямо, то мне представляется, что вопрос вступления России в ВТО очень сильно политизирован. Из ВТО сделали «морковку», которую подвесили перед нами и говорят: «Вы ведите себя прилично, и тогда мы Вас примем в ВТО». Это ведь неверно. Потому что от того, что Россия будет в ВТО, выиграет не только Россия, но и мировая экономика. Потому что это унификация правил, а Россия – всё‑таки достаточно важная часть международной экономики. Что бы кто ни думал, всё‑таки у нас много чего есть. Гармонизация правил, по которым мы будем работать, мне представляется очень важной.

Что касается нашей позиции, моей позиции лично – мы хотим вступить в ВТО, только это нужно сделать быстро, неунизительно и без всяких новых требований. Скажу откровенно – надеюсь, на меня не обидится Барак Обама, – он мне сказал: «Я буду способствовать тому, чтобы Россия быстро вступила в ВТО». Это было сделано в 2009 году, когда мы начинали с ним наши отношения, но, к сожалению, пока результата нет. Поэтому мы очень рассчитываем на позицию нынешней администрации, чтобы форсировать вступление России в ВТО.

Вступление России в ВТО не противоречит нашим другим обязательствам, в том числе и созданию Таможенного союза с Беларусью и Казахстаном, потому что эти процессы вполне можно гармонизировать, и от этого выигрывают все.

Р.Берт: Господин Президент, я внимательно слушал Ваш ответ Строубу Тэлбботту относительно того, что будет дальше после подписания Договора. Вы обозначили ряд областей взаимодействия между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами: европейская безопасность, обычные вооружения, ядерное нераспространение. Предполагает ли Ваш ответ, что новые переговоры по дальнейшему сокращению ядерных сил не являются приоритетом для России? Т. е. новый раунд переговоров, которые могут последовать за заключением договора по СНВ и его ратификацией, не относится к числу российских приоритетов. Или же Вы нацелены на новые переговоры для обеспечения дальнейшего сокращения вооружений?

Д.Медведев: Это такой же процесс для России, как и для Америки. Во‑первых, ратификация – это процесс, которым мы должны заниматься вместе, соответственно в каждой из стран. Мы договорились с Президентом Обамой, что ратификация будет синхронной, просто чтобы не поставить никого в неловкое положение. Это первое.

Второе. Что касается дальнейшего уменьшения ядерных наступательных потенциалов, это в целом является нашей целью, вне всякого сомнения. Я сегодня на саммите говорил, что даже идея «глобального нуля» не является абсолютно иллюзорной. Но, надо признаться честно, если говорить об ответственности за ситуацию на планете, то это не только ответственность России и Америки, хотя у нас 90 процентов ядерных вооружений. Допустим, к «глобальному нулю» если человечество когда‑нибудь и придёт, то не за счёт сокращения потенциалов России и Америки, – это должно быть коллективное решение.

Я не буду никого называть, но у нас есть близкие нам партнёры, которые в гораздо меньшей степени хотят сокращать свои потенциалы, чем Россия и Америка. Их ещё надо убедить поступать соответствующим образом, но в том, что касается дальнейшего процесса переговоров, можете не сомневаться, мы к этому готовы и будем это делать, это нормально. Мы сейчас зафиксировали некую планку на 10 лет и считаем её достаточной. Если потребуется, мы, конечно, перейдём к обсуждению нового уровня, но 10 лет во всяком случае мы можем жить более-менее спокойно, если ратифицируем Договор. И если не произойдет того, о чём написано в преамбуле, а в преамбуле написано про взаимосвязь СНВ и ПРО. Это трудный вопрос. Мы его долго обсуждали. В результате родилась достаточно спокойная формула о том, что стороны всё‑таки признают эту взаимосвязь. Также родился принцип или постулат о том, что Договор будет действовать до той поры, пока развитие систем противоракетной обороны или каких‑либо других вооружений не войдёт в прямое противоречие с принципами этого Договора. Это самый тонкий момент.

Как и Президент Обама, я рассчитываю на оптимистическое развитие событий, что нам не придётся прекращать действие Договора, взламывать его из‑за того, что мы не договоримся по каким‑то вопросам создания глобальной ПРО или пограничным вопросам. Но это уже зависит от нас и от тех политиков, которые в будущем будут обсуждать этот вопрос.

М.Маргелов: Дмитрий Анатольевич, на следующей неделе нам с американскими коллегами предстоит обсуждать синхронную ратификацию. И главный вопрос, который нам уже задают наши коллеги: когда российский Президент внесёт в российский парламент документ на нашу ратификацию?

Д.Медведев: А когда американский внесёт?

М.Маргелов: Обещают – в первую неделю мая.

Д.Медведев: Тогда и мы. Мы можем это сделать пакетным внесением. Скажем, два конверта, с утра созвонимся с Президентом Обамой. Я спрошу: «Ты вносишь?» – скажет «да», тогда и я отправлю.

Б.Делахант: Вы говорили об экономических отношениях между США и Россией. Недавно мы принимали делегацию Государственной Думы во главе с депутатом Косачевым. В ходе наших встреч этот вопрос также поднимался, и мы все согласились, что уровень торговли между США и Россией оставляет желать лучшего, он неприемлемо, невероятно мал. У нас в Конгрессе есть некоторые соображения относительно того, что следует предпринять России. Если бы Вы могли составить список пожеланий, шагов, которых Вы ожидаете от Администрации или Конгресса, что бы Вы включили в этот список?

Д.Медведев: Вопрос в том, сколько желаний можно таким образом исполнить. Есть, например, на мой взгляд, неисполнимые желания, о которых мы даже уже и не говорим, потому что их вообще, видимо, не исполнить. Они относятся к числу таких, которые реализовать невозможно. Например, это отмена поправки Джексона – Вэника. Это настолько сложная вещь, что даже в этой уважаемой аудитории говорить об этом не приходится.

Если серьёзно, то, конечно, нам нужно просто посмотреть на то, как сегодня выглядят наши экономические отношения. До кризиса наш торговый оборот был 25–30 миллиардов долларов. Это немного с учётом объёма американской экономики и объёма российской экономики. Скажем откровенно, объём торговли между Россией и Евросоюзом – 250 миллиардов долларов. Объём торговли между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой сейчас немножко меньше стал, но тоже минимум в два раза больше, в два с половиной раза больше, чем торговля с Америкой.

Дело ведь не только в объёме торговли (это скорее вторичный индикатор) – вопрос в инвестициях. Кстати, в отношении инвестиций: у нас ситуация выглядит не очень хорошо, но паритетно (мы сегодня это слово часто используем). Объём накопленных инвестиций Соединённых Штатов Америки в экономику России составляет около 7 миллиардов – это ничего, «зеро». Объём накопленных инвестиций Российской Федерацией в экономику Соединённых Штатов составляет 6 миллиардов; это несколько больше, чем с другими странами, но, по большому счёту, это тоже совсем немного.

Я приведу другой пример: объём накопленных инвестиций Нидерландов в экономику Соединённых Штатов Америки – 150 миллиардов долларов. Вот это – разница в балансах. Это не значит, что мы можем так быстро преодолеть такого рода разрыв, но, конечно, взаимные инвестиции очень сближают и очень помогают развитию. Важно только то, чтобы инвесторы друг друга понимали и, конечно, чтобы государства тоже относились к этим инвестициям благосклонно. Речь идёт и о создании правильных режимов таких инвестиций, и в целом о таком благосклонном отношении к инвестициям из других стран.

У нас в нашей стране не самый лучший сейчас инвестиционный климат, на мой взгляд, и мы должны сделать всё для того, чтобы он стал более привлекательным. Это не значит, что в Америке всё великолепно. Но в любом случае, нам есть чем позаниматься с точки зрения инвестиционного климата и его составляющих: это и ряд экономических режимов, которые можно было бы использовать, и состояние юридической системы, улучшение работы суда, та же самая коррупция, о которой я говорил. Это то, что мешает инвестициям, и не только, конечно, американским.

Поэтому мы свои проблемы видим, но нужно, чтобы и наши партнёры тоже видели свои проблемы, в том числе и препятствующие инвестициям из России или реализации совместных экономических проектов в третьих странах.

С.Тэлботт: Я бы хотел Вас (обращаясь к конгрессмену Биллу Делаханту) спросить: действительно отмена поправки Джексона – Вэника – это такое невозможное желание?

Б.Делахант: Я не думаю, что это невозможное желание, господин Президент. Мне кажется, сегодня Конгресс настроен решить этот вопрос. Возможно, Вы не знаете, но недавно была сформирована группа в Сенате по отношениям с Россией и этот вопрос серьёзно обсуждался.

Т.Гати: После ужасных терактов в США много говорилось о сплочённости с Россией. Отчасти это результат расширения контактов между Россией и США за последние 20 лет, что является безусловно положительным процессом. В своих первых комментариях относительно этих терактов Вы сказали, что России приходится давать жёсткий отпор терроризму, уважая при этом права человека и законность. Мы много слышали о первом и очень мало слышали о последнем, особенно после Беслана, когда политическая система стала жёстче. В последние месяцы Вы много говорили о реформе правоохранительных структур и судебной системы. Возможно, сейчас это ещё более актуально. Мой вопрос: как Вы убедите общество и членов Правительства, что составной частью борьбы с терроризмом является соблюдение прав человека, прав всех граждан России? И как Вы надеетесь избежать избыточности ответных мер, которую можно было наблюдать в некоторых странах после совершения там террористических актов?

Д.Медведев: Вы затронули трудную сферу, потому что далеко не всегда общество требует соблюдения прав человека после террористического акта. Как правило, общество требует наказания, причём максимально жёсткого, для террористов. И только где‑то на заднем плане кто‑то начинает рассуждать по поводу соблюдения прав человека. Это «родимое пятно» не только нашей жизни в России, это не только признак общественного устройства России, нашего гражданского общества, – так во всём мире: после актов террора люди требуют репрессий. Но мы с вами живём в XXI веке и понимаем, что даже в отношении таких актов должно проводиться полноценное следствие, и в него должны быть вовлечены все, кто отвечает за этот процесс в стране. А в конечном счёте решения по таким вопросам должен принимать суд. Но существует разрыв между общественными настроениями и позицией правоохранительной и судебной системы. И это реальная проблема, на которую нельзя закрывать глаза.

Кроме того, необходимо создавать атмосферу понимания, и не только внутри нашего общества, но и взаимопонимания между российским и американским обществом, российским политическим истеблишментом и американским политическим истеблишментом.

Что я имею в виду. Мы всё‑таки должны научиться применять равный масштаб друг к другу. После совершения последних гнусных террористических актов в московском метро в целом реакция в мире была абсолютно консолидированной и правильной – может быть, как никогда консолидированной. Тем не менее в ряде случаев всё‑таки продолжается использование прежних стереотипов, которые просто оскорбительны для России, в том числе и в Америке. Я посмотрел, в ряде газет после совершения этого террористического акта террористы как и прежде назывались «rebels» (повстанцы). Мы это принять не можем. Для нас это неприемлемо. Считаю это просто оскорблением памяти тех, кто погиб в метро.

Это мелочь, но она показательна. По таким тонким вопросам мы должны быть гораздо ближе друг к другу, мы должны лучше друг друга слышать, и тогда нам лучше удастся преодолевать последствия таких террористических актов. Если говорить о степени сопереживания российского общества американской трагедии 2001 года, то она была очень высокой. Мы должны научиться применять одинаковый масштаб друг к другу и сопереживать в одинаковой степени. Это очень важно. Это, кстати, показывают самые разные события, даже такое трагическое событие, как гибель Президента Польши Качиньского и его супруги, а также значительной части польской элиты.

М.Индик: Добро пожаловать в Брукингс, господин Президент. Мы ценим Ваши мудрые и конструктивные действия как российского руководителя. Мой вопрос касается Ирана. Как бы Вы обозначили своё видение иранской ядерной программы? Представляет ли она угрозу национальной безопасности России? Беспокоит ли Вас то, что она может спровоцировать начало гонки ядерных вооружений на Ближнем Востоке? Вы с Президентом Обамой пришли к взаимопониманию по вопросу санкций, но согласны ли Вы с ним в том, что он считает, что нельзя исключать возможность применения силы?

Д.Медведев: Разговоры об Иране с Президентом Обамой, с моими другими коллегами являются частью нашей текущей политической повестки дня. Мы делаем это регулярно и всеобъемлюще. Это означает, что Иран действительно создаёт определённые проблемы, и для нас самое главное, конечно, убедиться в том, что из себя представляет его ядерная программа. Как и любой член международного сообщества, Иран имеет право на развитие мирной ядерной программы. Вопрос в том, чтобы убедить мировое сообщество, что оно сугубо мирное. А вот здесь и есть проблемы. И за последнее время мы не только не улучшили ситуацию вокруг этой проблемы, а она стала сложнее.

К сожалению, Иран, по сути, игнорирует те вопросы, которые ему адресуют, либо отделывается малозначительными фразами и предложениями. Поэтому мы занимаемся этим вместе, и если говорить о будущем, то мне бы, конечно, не хотелось, чтобы были введены санкции, потому что санкции – это всегда репрессии с целью что‑либо побудить сделать. Но, если не произойдет чего‑то другого, нам придётся рассмотреть вопрос о санкциях.

Вопрос в том, что это за санкции. Мне уже неоднократно приходилось говорить на тему о том, какими такие санкции должны быть. Я не сторонник так называемых парализующих санкций, которые действуют в гуманитарном измерении, которые обрекают на страдание народ. Во‑первых, это просто не соответствует морали, а во вторых, это способно вызвать обратный и очень опасный результат. В ряде случаев есть основания полагать, что именно этого и ждут некоторые – для того, чтобы произошло реальное схлёстывание позиций. Но санкции должны быть умными, и вопрос в том, что мы понимаем под этим, что приемлемо, что неприемлемо. Санкции должны быть универсальными, они должны быть обговорены с основными участниками международного процесса по этому вопросу. Санкции должны быть направлены на достижение одного результата. Именно поэтому позиция по санкциям зависит не только от Соединённых Штатов Америки, от Европы, от России, но и от Китая, от Латинской Америки. Только в этом случае такого рода решения, если это потребуется, способны принести результат.

По поводу Ближнего Востока и того, что может произойти на Ближнем Востоке в случае реализации ядерной программы и начала или возникновения ядерного конфликта: это была бы просто гигантская катастрофа. Мы все представляем, что будет на Ближнем Востоке, если там будет совершён хотя бы один акт ядерного терроризма или же использовано ядерное оружие. Ближний Восток поэтому и ближний, такой маленький, что там достаточно, чтобы начались взрывы в одном месте, и это всё перекинулось в другие страны. Кроме того, это будет сопровождаться масштабной гуманитарной катастрофой, просто исходом людей из разных стран. Ну и, может быть, самое неприятное, что это реально подстегнёт гонку ядерных вооружений. Наши многие коллеги из арабского мира, не скрывая, говорят, что если Иран получит ядерное оружие, то они церемониться не будут и заведут его себе для того, чтобы оно у них тоже было. А это неконтролируемое расширение ядерного клуба, и тогда уж точно никакие саммиты типа того, что мы сегодня провели в Вашингтоне, не помогут. Это тогда будет новая страница в истории человечества, и очень печальная страница. Я надеюсь, что мы сможем договориться и что нам всё‑таки удастся решить эту проблему политико-дипломатическими средствами.

У.Колеман: Господин Президент, большое спасибо за то, что Вы пришли к нам. Я из того поколения, которое участвовало во Второй Мировой Войне, мы гордились своей высадкой в Великобритании и победами во Франции, однако, боюсь, мы забыли должным образом отблагодарить Россию за её действия на восточном фронте, за направление дополнительных 25 дивизий, что нам очень помогло тогда. Хочу поблагодарить за это Вас и весь российский народ.

Мой вопрос: если бы в связи с нашим военным присутствием в Афганистане России поступило предложение принять в нём участие, что бы Вы ответили? Русские там долго воевали, и Афганистан продолжает оставаться источником серьёзных проблем для России.

Д.Медведев: Правильно ли я понял, что речь идёт о военном участии России в такого рода операциях, или нет?

С.Тэлботт: Да, присоединиться к США и их союзникам в военных операциях в Афганистане.

Д.Медведев: Я недаром сказал об Афганистане как о нашей общей озабоченности. Вы знаете, у каждой страны есть своя история, временами она печальная. У нас тоже есть своя история работы в Афганистане ещё советского периода. И для нас это была очень трудная страница. Я не уверен, что наше общество готово к тому, что бы ещё раз эту страницу открыть, но это не значит, что мы хотим стоять в стороне. Мы как раз договорились практически по всем вопросам сотрудничества в Афганистане, начиная от военного транзита и кончая гуманитарными и даже социально-экономическими проектами по восстановлению экономики Афганистана. На мой взгляд, мы должны кооперироваться именно в этом направлении.

Но самое главное сейчас, это дать возможность развиваться афганской политической системе, потому что мы понимаем, что и Америка не может вечно присутствовать в Афганистане. Это очень тяжёлое бремя. Но, если Америка уйдёт оттуда, силы альянса уйдут оттуда, тогда возникнет вопрос, на чём будет основано гражданское общество, на чём будет основана политическая система Афганистана. К тому времени она должна стать более самостоятельной, набрать силы. Вот на это, как мне представляется, должны быть направлены наши общие усилия. Когда я встречаюсь с Президентом Карзаем, первое, что я у него спрашиваю, – это как развивается политический процесс, потому что это крайне важно. Это, кстати, на самом деле то, что когда‑то не удалось Советскому Союзу. Сейчас не важно, какие ценности нёс туда Советский Союз, но Советский Союз пытался создать там политическую систему по своему образу и подобию. Ему это не удалось, афганское общество отвергло такого рода политическую систему и такой политический эксперимент. Поэтому задача нынешнего дня заключается в том, чтобы современная политическая система Афганистана была всё‑таки создана, чтобы там возникло эффективное государство и эффективное правительство. И вот тогда, я уверен, мы можем считать наши задачи исполненными.

С.Тэлботт: Господин Президент, я хотел бы задать вопрос о Киргизии в связи с эффективностью операций союзной коалиции в Афганистане. Вы сказали, что Ваша страна содействовала установлению транспортного транзита. Как Вы оцениваете текущую ситуацию в Киргизии?

Д.Медведев: В Киргизии тяжёлая ситуация. Киргизия в очередной раз проходит такую фазу нелегитимного развития. К сожалению, на мой взгляд, ответственность за это, естественно, несут власти самой Киргизии, которые, видимо, не предпринимали до этого усилия для того, чтобы консолидировать гражданское общество, для того, чтобы договорится с оппозицией, для того, чтобы разрешить то огромное количество конфликтов, которые существуют, и просто для того, чтобы нормальным образом вести экономические дела. Когда‑то предыдущего Президента Киргизии смела оппозиция, он вынужден был покинуть страну, и в упрёк ему ставилось совершение экономических преступлений, коррупция. Прошло несколько лет, и, по сути, те же лозунги и те же субъекты, но они поменялись местами. Это печально, потому что Киргизия – наш близкий сосед, и мне меньше всего хотелось бы, чтобы Киргизия превратилась в несостоявшееся государство, а риск распада Киргизии на две части, на север и юг, он реально существует.

Конечно, очень важно предотвратить кровопролитие. Уже убито около 100 человек. Сейчас дело не в том, кто это всё начал, хотя, конечно, нужно провести разборки, нужно посмотреть, кто стоял за этими процессами, сейчас главное – не допустить гражданской войны. Мне представляется, что Киргизия сейчас на пороге гражданской войны, и все силы, которые сейчас есть в Киргизии, должны осознавать свою ответственность перед киргизской нацией, перед киргизским народом и перед судьбой, перед существованием киргизского государства. Мы сами понимаем, что такое гражданская война в нынешних условиях. Если, не дай Бог, она начнётся – в эту нишу устремятся террористы, экстремисты всех мастей, потому что именно в ходе таких конфликтов создаётся самая благоприятная почва для радикалов. И тогда у нас на месте Киргизии может возникнуть Афганистан, существовавший некоторое время назад, – второй Афганистан, до того как там были проведены известные действия. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы помочь киргизским партнёрам найти самый спокойный способ выхода из этой ситуации. Как это сделать? Нужно успокаивать людей, нужно формировать правительство, которое будет работоспособным, а кому‑то из политических лидеров нужно будет принять ответственное решение о своей судьбе, решение, которое может быть продиктовано интересами киргизского народа, а не личными политическими амбициями.

Д.Вест: Господин Президент, мне очень понравилось Ваше выступление по вопросу технологий и как это расширяет Ваши информационные источники. Мне интересно, как технологии изменили Ваш стиль руководства? Когда Вы обращаетесь к интернету, что Вы ищите? Вы когда‑нибудь с Президентом Обамой переписываетесь по электронной почте?

Д.Медведев: Не переписываюсь, но это хорошая идея. В принципе это был бы самый быстрый способ коммуникации. Пока это от помощника к помощнику дойдёт, проходит много времени, потом это приносят в распечатанном виде, а так вполне можно было бы или завести пару айфонов и друг другу строчить смски или отправлять электронные письма. Мне во всяком случае это не чуждо – я так понимаю, что и Президенту Обаме тоже. Но если говорить, что изменило в моей жизни вот эта новая информационно-коммуникативная среда, – очень многое, и это не фигура речи, это на самом деле даже дело привычки, а мы все сотканы из привычек. Если раньше своё утро я начинал зачастую с чтения газет или дайджестов, просмотра телевизора, то сейчас я это не делаю – я просто смотрю интернет, и там есть всё. Там есть газеты, там есть телеканалы, там есть российские СМИ, там есть иностранные СМИ, там есть СМИ, которые очень любят российского Президента, там есть СМИ, которые ненавидят российского Президента и, естественно, говорят, всё, что они думают. И мне кажется, это очень важно, потому что у меня нет лакированной картины действительности, которая, как я уже говорил, возникала у многих предшественников не только в моей стране, но и в других странах мира. Это даёт прямой результат. Я очень часто смотрю обращения, которые представляют такой крик души: люди просят о помощи, пишут о несправедливости, о нарушениях закона, о коррупции, ещё о чём‑то. Конечно, я на всё ответить не могу, но наиболее резонансные вещи, так устроен интернет, так устроена Сеть, они получают поддержку очень многих людей и динамичное развитие. По сути, возникают целые открытые письма, подписанные зачастую сотнями людей, и это уже повод для реакции, и тогда я даю поручения просто министерствам и ведомствам, Правительству Российской Федерации. Вначале это вызывало некоторое удивление, но сейчас к этому привыкли. Более того, я открыл блог, который существует на моём президентском сайте. Теперь губернаторы этим стали заниматься. У кого‑то это может быть формальная вещь, кто‑то реально находится в переписке с людьми, но это точно приносит результат. Если раньше чиновников пугали обращением к вышестоящему начальнику, в том числе в Кремль, то сейчас пугают обращением к соответствующему информационному ресурсу – написать на сайт Президента или ещё что‑нибудь. Это становится эффективным, это становится частью нашей жизни. Это, конечно, не помогает во всём, но это всё‑таки очень важно и, может быть, в нашем обществе, в российском обществе, важно, как нигде в другом, где, как в нашем обществе, вот эти чиновные традиции имеют вековое измерение и власть всегда стояла очень далеко (или высоко) по отношению к народу. Это создало свои политические традиции, и такого рода общение помогает их ломать – не сразу, но помогает. Поэтому мне нравится это всё.

С.Тэлботт: Я не знаю, возможна ли синхронная ратификация нового договора по СНВ в Сенате США и российском парламенте, но уверен, что Ваше предложение относительно того, как Вы будете связываться с Президентом Обамой, вызовет спонтанный и синхронный нервный срыв как в Белом Доме, так и в Кремле. Однако я не сомневаюсь, что с этим Вы справитесь. (Смех.)

А. ван Агтмэль: Я занимаюсь формирующимися рынками и, если возможно, хотел бы обратиться к экономике, поскольку все прочие вопросы, помимо одного о технологиях, касались политики. У меня два вопроса: о прошлом и о будущем. Если оглянуться назад, то после глобального кризиса Россия сильно пострадала от глубокого и стремительного экономического спада. Было ли это для Вас неожиданностью и как скоро, по Вашему мнению, он будет преодолён?

И второй вопрос: у России самые большие запасы газа в мире, но сейчас ситуация меняется: значительные запасы обнаружены в США, Венгрии, других странах. Как это отразится на Ваших отношениях с Европой и Китаем?

Д.Медведев: По поводу глобального кризиса, удивило ли меня то, что произошло? Я вам прямо скажу – удивило. Потому что у каждого из нас есть некие стереотипы, представления о том, что является уязвимыми местами в экономике, а что нет. Так вот, то, что произошло после начала кризиса в нашей стране, меня удивило, потому что степень глубины падения нашей экономики оказалось больше, чем я это предполагал. Я сейчас не беру другие экономики. Я сейчас говорил со своими коллегами и в Европе, и американскими коллегами: они тоже многим были удивлены, но для меня это было неприятным потрясением, как и то, насколько наша экономика зависит от сырьевых ресурсов, я знал, что это так, но я не знал, что дело так запущено, что это глубина такая, что степень запущенности такая высокая. И именно это и натолкнуло меня на идею объявить технологическую модернизацию. Если бы не произошло кризиса – может быть, мы ещё достаточно долго развивались в инерционном сценарии, пожинали бы плоды высоких цен на нефть и на газ. Хорошо, что произошёл кризис, в этом смысле, хотя плохо, что мы так сильно обвалились.

Плохо, что так ударил кризис по интересам обычных граждан, заморожены зарплаты, многие лишились работы, это, конечно, реально большая проблема, но кризис должен поменять парадигму экономического мышления. К сожалению, могу вам сказать, что пока не поменял. Многие бизнесмены, многие руководители предприятий, производств, да и просто обычные люди ждут возвращения высоких цен на нефть, она уже, слава Богу, 85 долларов за баррель, уже всё ничего. Может, скоро будет 140. Тогда вообще можно ничего не менять, но проблема ведь в том, что после этого через некоторое количество лет в силу цикличности экономики всё равно наступит падение, цены вернутся к какому‑то прежнему равновесному состоянию, а самое главное – мы не сможем перевооружить, реконструировать нашу экономику. Основной вызов в том, как быстро; хотелось бы как можно быстрее, но я понимаю, что это сложно, поэтому мы объявили пять приоритетов технологического изменения нашей страны, не потому, что они универсальны, но это просто важные приоритеты. Если мы добьёмся успехов хотя бы по этим пяти направлениям, а это космос, атомная энергетика, это фармацевтические препараты, это энергосбережение, новые технологии в области энергетики, – вот если мы по этим направлениям продвинемся, будет очень хорошо, хотя, конечно, высокие цены на нефть и газ – это тоже неплохо. Мы не собираемся их снижать, для нас это всё‑таки определённое конкурентное преимущество. Главное, чтобы наша экономика не состояла только из нефти и газа, вот что опасно.

А то, что наши американские партнёры обнаружили у себя новые газовые возможности, может быть, это и неплохо. Это будет побуждать нас, чтобы мы внимательнее относились к своим возможностям. А потом, что бы там мы ни говорили, один раз в 50 лет происходит энергетическая революция. Сначала это был уголь, потом нефть, потом газ, потом ядерное топливо. Я думаю, что через 30–50 лет ситуация в энергетике и Соединённых Штатов Америки, и России будет уже другая. Я не знаю, будем ли мы пользоваться водородным топливом, хотя сегодня все этим занимаются, но уповать на то, что у нас есть много газа и нефти, явно является сегодня близоруким.

С.Тэлботт: Я бы хотел расширить вопрос. Вы в своём вступительном слове упомянули страны БРИК. Вы периодически встречаетесь с их лидерами, следующий саммит этого объединения состоится в ближайшее время. На своих встречах вы обсуждаете эти вопросы, оцениваете перспективы, сверяете планы? Каким Вам видится будущее этой организации?

Д.Медведев: Я не просто говорю – я прямо после нашей с вами встречи отправляюсь в Латинскую Америку, где будет проведен саммит БРИК, в Бразилии. Мне кажется, что это объединение, или это сообщество стран, сегодня уже сформировалось. Это не значит, что это какая‑то стройная организация, но это 4 страны, которые развиваются достаточно быстро. Удаётся ли нам находить консолидированную позицию? Да по многим вопросам удаётся. Не по всем, конечно. Но то, что мы обсуждаем и экономические, а иногда и политические вопросы, мне представляется очень важным. И сегодня БРИК превратился в фактор международного развития. Означает ли это то, что это сообщество раз и навсегда законсервировано? Я думаю, нет. Но для того, что бы его расширять или как‑то изменять, необходимо консолидированное решение участников БРИК. Но то, что это очень полезно, могу Вам сказать абсолютно твёрдо. Потому что в прошлом году, когда мы встречались и обсуждали эти вопросы в России, то мы практически с каждым руководителем, входящим в БРИК, обсудили экономическую ситуацию и национальные меры реагирования. Здесь есть и что послушать, и чему поучиться, поэтому я думаю, что у этого сообщества есть определённое будущее, и мы будем обязательно заниматься развитием этой организации, этого сообщества.

С.Сестанович: Возможно, это первое мероприятие в Брукингсе, когда задаются два вопроса по Киргизии. Это как раз будет второй вопрос. После того как был свергнут Президент Бакиев, некоторые аналитики, в том числе в России, отмечали российскую критику в его адрес, полагая, что Россия обиделась на то, что Киргизия не выдворила США с военной базы. Вы могли бы прокомментировать это? Вы можете подтвердить, что Россия не возражает против того, чтобы американцы использовали военную базу в Киргизии для содействия нашим операциям в Афганистане?

Д.Медведев: Как вообще Россия может возражать против суверенных решений другого государства? Это их решение. Оно может нам нравиться или не очень нравиться. Но это решение киргизского руководства. Президент Бакиев – человек последовательный, он сначала сказал, что он собирается принять решение о том, чтобы ликвидировать американскую базу в Киргизии, а потом принял такое же последовательное решение о сохранении центра транзитных перевозок. Как мне представляется, последовательность является лучшей характеристикой политика. Чем последовательнее действует человек, тем лучше у него результаты. Результат работы действующего Президента налицо. Но это не значит, что мы как‑то препятствуем этому. Наоборот. Я встречался с Президентом Бакиевым. Я всегда ему говорил – нужно помогать нашим американским партнёрам в решении задач в Афганистане. Вопрос в том, как оказывается эта помощь, насколько она эффективна. Так что всё было в его руках.

С.Тэлботт: Господин Президент, прежде чем я скажу несколько заключительных слов благодарности, я бы хотел попросить наших друзей в зале оставаться на своих местах после завершения встречи, чтобы я смог проводить Президента Медведева.

Господин Президент, я бы хотел выразить Вам особую благодарность не только за содержание Ваших ответов, глубоких, развёрнутых и откровенных, но и за атмосферу, которую вы привнесли в нашу дискуссию. Вы начали своё выступление, прежде всего процитировав основателя нашего института господина Брукингса, и он действительно гордился бы тем, что его имя прозвучало сегодня. Вы также сказали тёплые слова об организованном Президентом Обамой саммите. Уверен, что у Вас была возможность высказать эти слова и ему лично. Конечно же, сегодняшняя встреча прошла на очень высоком уровне, исключительно высоком, именно таким был Ваш вклад в обсуждение. Я чувствую, что многие в зале, а я многих знаю как с российской, так и с американской стороны, согласятся с тем, что мы все очень обязаны Вам за то, что Вы посвятили нам столько времени и осветили столько аспектов. От лица всех присутствующих я благодарю Вас за эту встречу и желаю Вам счастливого пути.

Д.Медведев: И я хотел бы два слова сказать. Спасибо. Я, во‑первых, хотел бы поблагодарить вас за то, что вы так долго слушали мои ответы. Во‑вторых, действительно, сегодня было два вопроса о Киргизии, что необычно, но с другой стороны – я не услышал тех вопросов, которые я всегда люблю и ценю и которые обычно мне задают. Это тоже некоторое изменение. Я не услышал ни вопроса о развитии нашей политической системы, о средствах массовой информации, о моих взаимоотношениях с Путиным. Ни один из этих вопросов почему‑то не прозвучал, и, я думаю, это повод для того, что бы ещё раз вернуться и поговорить о наших отношениях и внутриполитической жизни.

С.Тэлботт: У меня очень простое предложение. Поскольку Вы и так уже довели до приступа своих сотрудников, может, мы здесь еще останемся на часок, и мы обсудим все эти вопросы. (Смех.)