Президент России — официальный сайт

Документ   /

А.Кассиери: Господин Президент, Вы скоро встретитесь с Президентом Обамой до «восьмерки». И первый вопрос такой. На каком уровне находятся российско-американские отношения? «Перезагрузка» действует? И что Вы ждете от переговоров на «восьмерке» по поводу преодоления последствий глобального кризиса?

Д.Медведев: О российско-американских отношениях можно рассуждать очень долго, это одна из важнейших составляющих международной жизни. Я считаю, что в настоящий момент эти отношения начали возрождаться. Некоторое время назад, когда я записывал видеоблог, посвященный приезду Президента Обамы, я прямо сказал, что за последние годы российско-американские отношения при прежней администрации Соединенных Штатов Америки очень существенно деградировали, причем специфика была в том, что личные отношения между лидерами стран были очень хорошие, теплые, человеческие, а межгосударственные отношения были очень тяжелые. Мы разошлись по самым разным вопросам международной повестки дня.

В настоящий момент я считаю, что мы все испытываем умеренный оптимизм, и российская сторона, как я понимаю, и американская сторона. Я слышу, что говорит мой коллега, Президент Обама. И поэтому мы с большим интересом ждем визита Президента Соединенных Штатов в нашу страну.

Я с ним разговаривал несколько дней назад по телефону, мы обсуждали повестку дня, обсуждали процесс подготовки нового договора, который будет касаться вопросов наступательных стратегических вооружений. И это, так сказать, важнейший пункт повестки дня.

Но помимо, собственно, разоруженческих вопросов, как принято говорить, у нас обширная повестка дня по другим делам. Это и межрегиональные конфликты, и работа по преодолению международного финансового кризиса, локальные конфликты, двусторонние отношения, наконец. Потому что хотя они, естественно, тоже развиваются, но тем не менее мы считаем, что и объем инвестиций, и объем двусторонней торговли между Россией и Штатами, в общем‑то, не отвечает потенциалу наших стран.

Поэтому в целом я испытываю умеренный оптимизм, естественно, результаты сами за себя будут говорить. В понедельник мы встретимся с Президентом, пообщаемся и формально на переговорах, и неформально. Я думаю, что получше познакомимся. В целом это для мира, для тех, кто следит за международной повесткой дня, событие достаточно важное и интересное.

Что же касается саммита «восьмерки» и глобального финансового экономического кризиса, то, к сожалению, сейчас нам всем приходится этим вопросом заниматься, мы будем обсуждать этот вопрос, конечно, и на российско-американском трэке. Но после нашей встречи мы, по сути, одномоментно практически перелетим в Италию, где будет проходить «восьмерка» и где мы продолжим эти разговоры в расширенном формате. Там уже подготовлен целый набор документов, которые лидеры стран «восьмерки», а также «пятерки», по всей вероятности, будут одобрять. Вчера я разговаривал со своим помощником, который этими вопросами занимается, почти все нюансы уже согласованы. Это касается и глобального финансового кризиса, и проблем развития нашей цивилизации, так называемых Целей развития тысячелетия, помощи беднейшим странам, климата, региональных конфликтов, то есть почти все уже готово. И я считаю, что «восьмерка» должна пройти на высоком уровне, во всяком случае, мы уверены, что наши итальянские партнеры к этому мероприятию хорошо подготовились.

А.Кассиери: Имея в виду международный глобальный кризис, Вы говорили, что необходимо перестроить архитектуру международных организаций и так далее. Как эти вопросы будут рассматриваться и решаться на «восьмерке»?

Д.Медведев: Знаете, сейчас так получилось, что у нас довольно много встреч. Была встреча в Лондоне. Мы только что обсуждали целый пакет мер, направленных на противодействие экономическому кризису, очень масштабный пакет и, я уже об этом неоднократно говорил, весьма конкретный. Это не просто благие пожелания. Это в том числе и предложения по изменению международной финансовой архитектуры.

Сейчас – «восьмерка», которая пройдет в Италии. Впереди у нас встреча «двадцатки», которая произойдет в Соединенных Штатах Америки в Питтсбурге. Поэтому мы встречаемся регулярно и, наверное, в этих условиях это правильно – встречаться часто и обсуждать самые разные темы.

Но я хотел бы заметить одну вещь. Мы продекларировали важные вещи в Вашингтоне, важные темы по реформированию международной финансовой структуры. Мы подтвердили их в Лондоне. Но пора уже заниматься, собственно, самим реформированием, потому что по некоторым моим ощущениям кое‑где наступает успокоенность. Прежде всего я, конечно, имею в виду международные финансовые центры – тот же самый Лондон, Нью-Йорк. А успокаиваться рано. Если мы и начали подниматься, то только совсем чуть-чуть. И даже последние оптимистические вещи, как то рост продаж автомобилей на американском рынке, определенная активизация деловой жизни, некоторые неплохие показатели крупных банков, которые есть в Европе и в Соединенных Штатах, это еще не означает, что мы выходим из кризиса в полном объеме.

Поэтому, во‑первых, рано успокаиваться и, во‑вторых, нужно отреформировать международную архитектуру. И в этом плане мы занимаем позиции в поддержку ряда инициатив, которые были выдвинуты в Лондоне. Мы говорили о том, что мы поддерживаем и идею международной финансовой хартии, и глобального стандарта, потому что это меры, направленные на создание современной финансовой архитектуры, международной финансовой организации.

Мы вверяем им сегодня 1 триллион 100 миллиардов долларов – безумные, огромные деньги, но мы должны быть уверены, что эти организации способны этими деньгами правильно распорядиться. Их же нужно потратить на самые актуальные задачи, на поддержку тех экономик, которые находятся в очень сложном положении, в целом на общее регулирование некоторых макроэкономических процессов, которые существуют. И эти организации должны быть способны эти решения принимать. Они должны работать по‑новому. Мы договаривались пересмотреть там многие принципы: и управление этими организациями, и систему квот в этих организациях. Пора это делать, а не просто говорить о том, что международная финансовая архитектура требует реформирования.

Давайте действительно займемся реформированием и, соответственно, Международного валютного фонда, и Всемирного банка, и других структур. У нас начинает работать новый форум финансовой стабильности, в который включены все страны «двадцатки». Это тоже очень важная площадка, где мы должны сегодня обсуждать всю международную финансовую повестку дня.

Поэтому я считаю, что пришла пора действовать, пришла пора, наконец, разработать эти стандарты. Дать на это зеленый свет, открыть дорогу уже экспертам, которые подготовят соответствующие решения, международные решения, — это, мне кажется, крайне важно.

Ф.Драгосей: Господин Президент, Вы недавно говорили о переговорах с Соединенными Штатами по вопросу о сокращении стратегических наступательных вооружений в России. В последнее время эти переговоры очень часто связывались с решением проблемы «американского щита», так называемого «щита ПРО». Вы считаете, что эти две темы взаимосвязаны? То есть без решения вопроса о ПРО в Польше и в Чехии нельзя решить вопрос о новом договоре по сокращению стратегических наступательных вооружений?

Мы продекларировали в Вашингтоне важные темы по реформированию международной финансовой структуры. Мы подтвердили их в Лондоне. Но пора уже заниматься, собственно, самим реформированием, потому что, по моим ощущениям, кое‑где наступает успокоенность.

Д.Медведев: Да, мы считаем, что эти темы взаимосвязаны и по понятным причинам, потому как наступательные ядерные потенциалы, они существуют не сами по себе, а во взаимоувязке с теми средствами, которые существуют для их перекрытия, — средствами противоракетной обороны. И если мы говорим об ограничении, то мы должны понимать, как это кореллируется со средствами отражения этих ударов, со средствами противоракетной обороны.

Мы неоднократно говорили, и я об этом несколько раз говорил в последнее время, что мы против размещения соответствующих сил противоракетной обороны в Польше и в Чехии. И если предыдущая администрация Соединенных Штатов по этому вопросу занимала очень такую «упертую» позицию, то нынешняя администрация готова к обсуждению этой темы. Я думаю, что мы вполне способны здесь найти разумную развязку, ведь для того, чтобы решить этот вопрос, вовсе необязательно перечеркивать все решения, которые были раньше. Достаточно проявить сдержанность, проявить способность к компромиссу. И тогда мы сможем договориться и по основному пакету нового договора по СНВ, и в то же время сможем договориться по вопросу того, как нам двигаться по линии противоракетной обороны.

Потому что ведь мы – Российская Федерация – не против того, чтобы развивать такие средства защиты. Но мы считаем, что они не должны быть односторонними и они не должны быть, по сути, направлены против одного из участников такого диалога – против крупнейшей ядерной страны, такой, как Россия. А вот те решения, которые принимались по этому направлению, мы считаем, нас ставят в сложное положение.

Поэтому уж если и говорить о противоракетной обороне, то тогда это должны быть меры глобальной защиты именно от тех стран, которые реально сегодня представляют угрозу.

И к такому диалогу с Соединенными Штатами Америки мы готовы.

Ф.Драгосей: Американцы утверждают, что эта система послужит для того, чтобы защитить от возможной иранской агрессии. На «восьмерке», конечно же, много будут говорить об Иране. Существует такое ощущение, что Россия в Европе занимает позицию слишком легкую в отношении Президента Ахмадинежада. Вы полагаете, что по этому вопросу можно договориться с западными партнерами, европейскими в том числе?

Д.Медведев: По поводу ПРО. Польша и Чехия – в одной части света, а Иран – в другой. Я не очень понимаю, каким образом вообще рассуждают на тему, что это средства противоракетной обороны, касающиеся ближневосточных проблем. Поэтому мне кажется, что все эти аргументы были придуманы для того, чтобы оправдать решения, принятые прежней администрацией Соединенных Штатов, кстати, без консультаций с другими членами НАТО, по сути, в двустороннем порядке.

Теперь в отношении Ирана. Иран – наш важный партнер, мы с ним общаемся, у нас есть целый спектр общих проблем, по которым мы взаимодействуем и весьма продуктивно. Я не говорю даже об экономических отношениях, это само собой, но у нас есть такие вызовы, на которые мы совместно реагируем: это наркотрафик, угроза терроризма. И мы будем продолжать общаться с Ираном как с нашим соседом, с нашим внешнеполитическим партнером. Поэтому вообще разговоры на эту тему мне представляются не вполне корректными.

Что касается ядерной программы Ирана, то здесь у нас позиция такая же, как у других участников ядерного клуба и вообще тех, кто обсуждает эту проблему. Ядерная программа Ирана может быть мирной только под эгидой МАГАТЭ.

Что касается ядерных вооружений, то это представляет угрозу для всех сопредельных стран, и в этом смысле, конечно, такого рода процессы мы будем отслеживать максимально внимательно. Но при этом мы, конечно, будем развивать нормальные отношения с Ираном, мы считаем, что это правильно. И если говорить, скажем, о тех проблемах, которые там сегодня существуют, внутренних в самом Иране, то наша позиция простая – пусть иранцы сами определяются с тем, что у них происходит, это их внутреннее дело. Для нас важно, чтобы Иран был стабильным государством, с которым можно вести международные дела. Вот это ценнее всего.

А.Кассиери: Господин Президент, учитывая, что развитие ядерной программы в Северной Корее и в Иране является угрозой для мира, как Вы полагаете, есть ли возможность ужесточить позицию? Вы могли бы высказать свою стратегическую точку зрения по этому вопросу?

Д.Медведев: Если говорить о ядерных программах, то я только что сказал. Они могут быть только мирными и только в тех рамках, в которых это позволено международными организациями, прежде всего такой авторитетной и важной, как МАГАТЭ.

Я считаю, что ситуации, скажем, в Иране и в Северной Корее все‑таки различаются. Это разные страны с разными политическими режимами. Тем не менее мы, конечно, пристально наблюдаем за ядерными программами в этих государствах. И насколько я понимаю, в последнее время, скажем, руководство Соединенных Штатов Америки высказывает желание установить более прямые и откровенные отношения с Ираном для того, чтобы в прямом диалоге обсуждать все, что их беспокоит. И мы это поддерживаем и не только поддерживаем, мы готовы им помогать в этом, это абсолютно нормально.

Что же касается дополнительных санкций, то мне представляется, они всегда не очень продуктивны. И если сейчас их вводить, можно только усложнить ситуацию.

А что касается Северной Кореи, то сейчас та ситуация, которая складывается там, меня беспокоит больше, потому что если Иран находится в общении с международным сообществом, то Северная Корея в настоящий момент практически прервала все свои контакты. И та группа, «шестерка», которая занималась северокорейской проблемой, ядерной программой, она в настоящий момент бездействует. При этом Северная Корея продолжает ядерные испытания, запуски ракет малой, средней и выше, чем средней дальности. Ракеты, которые используются Северной Кореей, летят уже на весьма и весьма значительные расстояния. Это нас не может не волновать. Мы находимся вблизи от этого государства.

У нас с Северной Кореей традиционно существовали вполне хорошие партнерские отношения. Но в настоящий момент, то, что там происходит, не может не вызывать у нас обеспокоенности. Поэтому мы вместе с другими участниками переговоров по северокорейской ядерной программе санкционировали принятие соответствующей резолюции Совета Безопасности Организации Объединенных Наций и считаем, что это сделано своевременно, потому что это все‑таки напоминание о том, что применительно к таким чувствительным вопросам нужно занимать более кооперативную позицию, нужно общаться, нужно встречаться.

Но это не значит, что мы должны постоянно нагнетать страсти. Наоборот, мы должны искать пути и подходы, вытаскивать наших северокорейских коллег на общение, потому как другого пути развития событий я себе не могу представить. А если что‑то и произойдет, то это будет наихудшим сценарием, самым плохим, который только можно себе представить. Поэтому альтернативы диалогу с Северной Кореей, на мой взгляд, сейчас не существует. Нужно использовать все возможные средства. Но при этом, конечно, исполняя те решения, которые вытекают из резолюции Совета Безопасности Организации Объеденных Наций.

А.Кассиери: Извините, господин Президент, Вы сказали: «Если что‑то случится, то это будет хуже». Что Вы могли бы дополнить по этому вопросу? То есть по северокорейскому варианту. Что может худшего случиться?

Д.Медведев: Вы знаете, страсти нагнетаются, пуски продолжаются. Естественно, это никого не радует. На Корейском полуострове растет напряжение. Это волнует всех – и Южную Корею, и Японию, и Китайскую Народную Республику, и Российскую Федерацию. Поэтому мы заинтересованы в том, чтобы не было никаких осложнений и не было никаких воинственных заявлений, а они периодически Северной Кореей совершаются. Вот это я и имел в виду.

Ф.Драгосей: Господин Президент, во многих странах говорится, что Сильвио Берлускони выступает защитником России в международных делах. Вы считаете, что наш Председатель Совета министров может называться адвокатом России? Думаете ли Вы, что он сможет сыграть роль связующего звена между Россией и Соединенными Штатами?

Д.Медведев: Что значит «адвокатом России»? Россию пока никто не судит, и поэтому мы никаких адвокатов не нанимали. Но у нас есть действительно особые товарищеские отношения с Председателем Правительства Итальянской Республики. Мы часто обсуждаем международную повестку дня. Не так давно мы по телефону разговаривали. Как раз разговаривали о том, как должен складываться диалог между Россией и НАТО. И Председатель Правительства Италии сказал мне: «Я считаю, необходимо возрождать дух Пратика-ди-Маре», то есть дух первой встречи, которая произошла в 2002 году и которая послужила толчком к развитию нового диалога между Россией и НАТО.

Я думаю, что это правильно, и я его в этом смысле полностью поддерживаю, и те инициативы, которые он с присущим ему изяществом периодически предпринимает. Поэтому в этом плане мы, конечно, рассчитываем на его помощь и товарищескую поддержку. Но это не значит, что мы со всеми государствами общаемся через Италию, через Председателя правительства, хотя нам, конечно, нужны партнерские отношения с руководством Итальянской Республики и с моим коллегой, и с Председателем Правительства в том числе.

А.Кассиери: Господин Президент, Вы (говоря о том, что вызывает сейчас большой интерес и особую озабоченность во всем мире, на Западе) начали борьбу с коррупцией в России. Ощущаются ли какие‑то изменения в том, что касается системы правосудия, например, в случае с Ходорковским? Скажите, пожалуйста, может быть, в том числе и этот случай станет предметом помилования в отношении этого противоречивого господина?

Д.Медведев: Вы знаете, я бы все‑таки разделил две вещи – борьбу с коррупцией и отдельные судебные казусы, потому что это, наверное, разные задачи.

Что касается борьбы с коррупцией, то я об этом сказал открыто в самом начале своей работы. Я считаю, что уровень коррупции в России очень высокий. И нам нужно предпринимать системные усилия для того, чтобы подавить ее. Для этого принят целый ряд мер, принято новое законодательство о коррупции, работают специальные механизмы, в том числе касающиеся чиновников, их отчетности, декларирования доходов и так далее. И мы эту работу обязательно продолжим, потому что считаем ее крайне важной. Причем она должна распространяться на всех, начиная от сотрудников милиции и заканчивая руководством государства. Вот это, наверное, такое магистральное направление для того, чтобы постараться противодействовать этому очень сложному российскому заболеванию.

Что касается конкретных казусов, то на каждый конкретный случай есть и конкретный ответ. Если говорить о помиловании кого бы то ни было, Ходорковского, других лиц, то эта процедура осуществляется в соответствии с теми правилами, которые существуют в нашей стране. Иными словами, лицо должно обратиться к Президенту, признать себя виновным в совершении преступления и испросить соответствующего решения. Поэтому здесь пока нечего обсуждать.

Тем более что если говорить о проблемах, касающихся бизнеса, то мне бы казалось, что они не могут рассматриваться в единичном таком ключе. Сейчас кризис. Давайте посмотрим на всякого рода судебные дела, которые существуют в других странах. Там довольно серьезные разборки идут. Некоторым бизнесменам присуждают очень серьезные сроки наказания: по 150 лет в тех же самых Соединенных Штатах Америки. Почему‑то это как‑то, так сказать, не особенно волнует. Но тем не менее я считаю, что в разных ситуациях существуют различные государственные процедуры и реакция государства может быть разной. Я просто специально это хотел подчеркнуть. Но это индивидуальный вопрос.

Ф.Драгосей: Вы полагаете, что случаи в Соединенных Штатах и случай с Ходорковским похожи друг на друга? На Западе полагают, что это разные случаи. Ходорковский на Западе воспринимается как человек, который пострадал от расчленения «ЮКОСа», и его осуждение имеет не только юридические и технические основы, но и какие‑то другие.

Д.Медведев: Знаете, я это не воспринимаю так, как, может быть, воспринимают многие обозреватели. Я это воспринимаю с правовой точки зрения, и другого подхода для Президента быть не может. Ходорковский, некоторые другие бизнесмены внутри России, в нашей стране осуждены по приговору суда. Это не политические мероприятия – это решение судебного органа, с которым необходимо считаться. И все процедуры, которые могут происходить и с ним, и с другими бизнесменами, которые осуждены, должны осуществляться в соответствии с российским уголовно-процессуальным законодательством. Это моя твердая убежденность.

Но случаи с американскими бизнесменами я привел только потому, что во всем мире у бизнеса могут возникать проблемы, как в отношении государства, так и в отношении отдельных граждан, за которые наступает уголовная ответственность. Поэтому выдергивать из контекста одно дело, мне представляется не вполне корректным. Вот, собственно, все.

А.Кассиери: Господин Президент, в эти дни в Афганистане Соединенные Штаты предприняли мощную атаку против оплота исламского фундаментализма. Считаете ли Вы, что после поражения советских войск в Афганистане, опыта, который вы пережили, Соединенные Штаты могут иметь успех и сумеют подавать там исламских фундаменталистов?

Д.Медведев: Я думаю, то, что происходило в Афганистане достаточно много лет уже назад, когда там использовался советский воинский контингент, это все‑таки несколько отличается от той ситуации, которая сложилась сегодня. Это, во‑первых.

Во‑вторых, если говорить о наших подходах к этому вопросу, то мы считаем, что, скажем, Вооруженные Силы нашей страны в нынешней жизни – не в советский период, а в нынешней жизни – могут применяться только для отражения внешней агрессии, посягательства на жизнь и здоровье российских граждан (к сожалению, такие ситуации возникают), а также для того, чтобы отражать террористические удары.

Но если говорить о ситуации в Афганистане, то мы, конечно, готовы к кооперации с силами альянса, но не в военной компоненте, этого мы делать не будем, а по линии контртеррористического сотрудничества. Мы разрешили транзит и гражданский, и военный для ряда стран Европы. Мы о транзите в Афганистан будем говорить с Президентом Обамой, который приедет на следующей неделе. И я считаю, что это наш вклад в решение проблемы терроризма, в том числе на афганском направлении. Но этого мало, необходимо возрождать политическую систему Афганистана, создавать там современные общества, но с учетом афганской специфики, создавать новые рабочие места, бороться с наркотиками. Только тогда можно победить терроризм. И поэтому здесь мы хотели бы и свои усилия прилагать по мере возможности.

Я не так давно в Екатеринбурге во время саммита ШОС встречался с Президентом Афганистана господином Карзаем, отдельно встречался с Президентом Пакистана господином Зардари, а потом еще вместе с ними встречался. И я считаю, что у России здесь тоже есть своя роль и свои возможности именно потому, что мы достаточно близкие соседи. И Россия находится на переднем рубеже отражения ряда угроз: и террористической угрозы, потому что часть бандитов просто с этой территории просачивается через Центральную Азию к нам, и наркотической угрозы, которая идет тем же потоком в Россию и, естественно, пытается выйти в Европу. В этом смысле роль России чрезвычайно важна, и мы осознаем свою ответственность в этом направлении.

А.Кассиери: Господин Президент, давайте вспомним британский опыт, как и советский опыт, прошлого века. Думаете ли Вы, что западные силы, американские и натовские силы, учитывая ваш опыт и английский опыт в Афганистане, Соединенные Штаты и их союзники смогут иметь успех в своей военной операции в Афганистане?

Д.Медведев: Нет, конечно. Один военный компонент никакого успеха не принесет. И тот опыт, который Вы перечислили, об этом красноречиво свидетельствует. Успех, как я только что сказал, может способствовать тем, кто будет помогать самим афганцам создавать собственное государство, собственное современное общество с учетом, подчеркиваю, афганских традиций и достаточно развитую экономику. В этом случае успех может быть достигнут. Если же речь идет только об использовании вооруженных сил, военной компоненты – это путь в никуда, потому что ситуация будет с каждым годом осложняться и деградировать. На штыках невозможно создать современное общество, на штыках невозможно создать процветающую экономику. Только если будут соединены усилия афганцев и помогающих им сторон, возможен успех.

Ф.Драгосей: Господин Президент, считаете ли Вы, что пик кризиса в России и во всех остальных странах мира пройден и что Россия и остальной мир находятся на пути экономического подъема? И что касается необходимых мер для того, чтобы помочь преодолению кризиса в Москве, Вы и премьер-министр Путин подходите к этому одинаково либо у вас есть расхождения? Как вообще Вы оцениваете ваше сотрудничество с Владимиром Владимировичем?

Д.Медведев: Насчет пика кризиса мне уже только что пришлось рассуждать на эту тему. Дело это неблагодарное. Я не финансовый аналитик, но, конечно, какие‑то выводы я обязан делать как руководитель государства.

Что я могу сказать? Сейчас действительно наблюдается определенное оживление и в мировой экономике, и в российской экономике, есть ряд позитивных тенденций. Несмотря на довольно серьезное падение промышленного производства, темпов прироста ВВП (в этом году, к сожалению, у нас ситуация очень сложная), за последние месяцы стали наблюдаться достаточно хорошие тенденции. Во‑первых, у нас приостановился рост безработицы, что очень важно для общей экономической стабилизации и нормального социального самочувствия.

Во‑вторых, приостановился отток капитала. Потому что если в начале года он шел очень быстро, то сейчас уже этого оттока практически нет. То есть ситуация на валютном рынке, ситуация вокруг рубля как платежного средства абсолютно стабильная. Финансовая система, банковская система работают. Конечно, к сожалению, из‑за инфляции, которая усилилась в последнее время, мы сегодня не можем выдавать кредиты по привлекательным ставкам. Но тем не менее за последние несколько месяцев Центральный банк России трижды снижал ставку рефинансирования, а стало быть кредитная ставка тоже падает. Инфляция тоже замедлилась. Все это говорит о том, что тот набор антикризисных предложений, который был сформулирован в конце прошлого – начале этого года, все‑таки свои результаты принес.

Конечно, есть масса проблем. Эти проблемы прежде всего касаются так называемого реального сектора экономики. Ряд производств остановился, ряд производств работает не в полном объеме. Но, к сожалению, то же самое существует и в Европе, и в Америке. Мы сейчас предпринимаем усилия для того, чтобы оживить такого рода предприятия, дать им дополнительные деньги, а если это сделать невозможно, то, во всяком случае, создать какие‑то новые производства на их основе. Такая реструктуризация будет идти, она находится полностью в русле тех решений и задач, которые делают и другие наши партнеры.

Поэтому в целом я считаю, что антикризисные меры, которые были предприняты по моему поручению Правительством, свои результаты дали. Нас далеко не все устраивает, и мы эти меры будем корректировать. И в этом смысле я самым внимательным образом слежу за тем, что делает Правительство, за теми решениями, которые предпринимаются. В случае, если я прихожу к выводу, что Правительство, например, какие‑то решения принимает слишком медленно, я, конечно, делаю им замечания, говорю об этом открыто, в этом нет ничего особенного, это нормально абсолютно, тем более в такой ситуации.

Что же касается наших отношений с Премьером Путиным, мне неоднократно на эту тему приходилось отвечать, я готов сделать это и в этом интервью, у нас товарищеские, рабочие отношения, которые, конечно, связаны с теми должностными обязанностями, которые мы исполняем. Мои обязанности президентские, я – глава государства, за мной принятие всех стратегических решений по вопросам внутренней и внешней политики. Задача Правительства и Председателя Правительства – это организация работы экономики в антикризисном режиме. Это очень трудная задача, очень сложная, и поэтому мы, конечно, постоянно общаемся, обсуждаем эти проблемы. Но это никак не отражается на наших личных отношениях, которые остаются превосходными и которые сложились у меня с господином Путиным уже достаточно давно, почти 20 лет назад, мы довольно давно друг друга знаем. В этом плане все в порядке.

А.Кассиери: Господин Президент, в рамках новой архитектуры для управления экономикой Вы тоже выступаете за изменение расчетной единицы, резервной валюты вместе с Китаем?

Д.Медведев: Мы должны думать о будущем. Я уже говорил Вам, я считаю, что мы ряд важных решений приняли, но сейчас их нужно реализовать, чтобы это все не утонуло в болтовне. Поэтому мы должны думать о том, как будет выглядеть система расчетов в мире в будущем, на ближайшие десятилетия. Долларовая система или система, основанная на долларе и евро, показала, что у нее есть изъяны. Хотя я реалист, я понимаю, что сегодня нет альтернативы ни доллару, ни европейской валюте. Применительно к европейской валюте я вообще считаю, что Европа во многом сейчас выдерживает кризис потому, что все‑таки удалось перейти на единую валюту, иначе бы состояние дел в платежных системах отдельных стран было бы гораздо более драматичным.

Но мы должны думать о будущем. Будущее зависит от стабильности резервных валют. Государства-эмитенты резервных валют заинтересованы в том, чтобы в их валютах создавались резервы, чтобы ими рассчитывались. Государства, которые используют резервные валюты, заинтересованы в том, чтобы эти валюты были стабильными, сильными. Поэтому это взаимный интерес. Но сегодня аналитики приходят к выводу, что двух мировых валют и даже трех мировых валют мало. Должно быть большее количество резервных валют. Поэтому мы считаем, что надо думать над созданием региональных резервных валют. Их невозможно ввести ни указом президента, ни по решению центрального банка. Это доверие к экономикам. Но сегодня в мире существует много мощных игроков. Ситуация отличается от того, что было 50 лет назад. Я считаю, что практически в каждой части света может появиться своя региональная валюта, которая будет привлекательной и которая станет резервной.

Что же касается наднациональной валюты, так называемой мировой валюты, это еще более отдаленная перспектива, но потенциально абсолютно не исключаемая. Здесь наши позиции сходятся с позицией ряда партнеров. Мы, кстати, обсуждали эти вопросы во время саммита БРИК, который был в Екатеринбурге. О чем идет речь? Речь идет о том, чтобы постепенно, может быть, думать над использованием какой‑то расчетной единицы. Я уже об этом также говорил. Считаю совершенно нормальным, что мы договорились об использовании специальных прав заимствования, то есть так называемой валюты Международного валютного фонда, для расчетов с этой организацией. Но если мы с этой организацией таким образом рассчитываемся, то, по сути, мы используем наднациональное расчетное средство. И вот эти «special drawing rights» в конечном счете могут послужить каким‑то элементом создания новой международной валютной системы и даже системы наднациональных расчетов.

Это дело будущего. Но думать об этом необходимо обязательно. Мы не можем быть заложниками экономической ситуации в одном государстве. Вот мы все попали в заложники той экономической картины, которая сложилась в Соединенных Штатах Америки несколько лет назад. Сегодня все это признают. И Президент Соединенных Штатов Америки это тоже признает. Мы должны иметь возможность отслеживать макроэкономическую ситуацию в крупных странах для того, чтобы драматические изменения на их рынках не влияли на другие страны. Мы должны понимать, что происходит с их валютами, потому что инфляция доллара или инфляция евро – это очень опасные проблемы для всего мира, для всей мировой экономики. Поэтому должна быть создана система макрорегуляторов и должна быть создана система индикаторов, по которым мы будем судить о состоянии, о «температуре» мировой экономики.

Это, мне кажется, очень важным. И об этом мы будем говорить на «восьмерке», причем как в узком составе, так и в расширенном составе, то есть «восьмерка» плюс хайлигендаммский процесс, который сегодня уже называют новым форматом: «Хайлигендамм плюс Аквила». Но, скорее всего, появится новая аббревиатура.

Ф.Драгосей: Последний, короткий вопрос. Очень короткий.

Скажите, пожалуйста, скоро ли папа Римский смог бы приехать в Россию?

Д.Медведев: Я в России отвечаю за государство, межцерковные дела не относятся к моей компетенции, у нас церковь отделена от государства, а государство от церкви. Поэтому я могу сказать только то, что у нас с Ватиканом существуют отношения на уровне представительств, мы обсуждаем и вопрос о том, чтобы вывести этот уровень отношений на полный формат, то есть сделать эти отношения уже посольскими, дипломатическими отношениями. И мне представляется, что это совершенно нормально.

Что касается взаимоотношений между Русской православной церковью и Святым Престолом, то это отдельная тема, которая, наверное, не относится к числу тех, которые я должен комментировать. Наши святые отцы сами способны этот диалог вести, и он идет, это отдельный вопрос.

Межгосударственные отношения и отношения между Российской Федерацией и Ватиканом существуют и, по всей вероятности, их уровень будет развиваться.

Ф.Драгосей: В следующий раз в Италии. Следующее интервью мы делаем в Италии. Спасибо большое.

Д.Медведев: Спасибо.