Президент России — официальный сайт

Документ   /

В ходе пленарной сессии «Построение долгосрочного сотрудничества, развитие возможностей для экономического роста» обсуждались вопросы адаптации российской экономики к изменениям макроэкономических условий, открывающим новые возможности для укрепления Евразийского экономического союза и создания стратегических интеграционных проектов в рамках «Экономического пояса Шёлкового пути», а также другие значимые для российской и мировой экономики темы.

* * *

В.Путин: Для начала спасибо за приглашение и за то, что вы организуете такой представительный форум. Думаю, что это и интересно, и полезно – для нашей страны точно интересно и полезно; надеюсь, что и для участников, которые приехали из‑за рубежа, это принесет определённую пользу.

По сути, Вы уже сказали, кто здесь выступал, и сейчас очень представительный состав на сцене находится: самые лучшие экономисты, самые лучшие финансисты, лучшие в мире банкиры – я вряд ли что‑нибудь смогу теперь добавить по существу. И весь смысл моего присутствия сводится к тому, чтобы сказать, что я их поддерживаю, и мы будем проводить ту политику, о которой они говорили.

Политика, о которой было заявлено, думаю, в деталях, наверное, с цифрами – она не что‑то такое заморожённое. Наша экономическая политика реагирует на то, что происходит в мировой экономике, в нашей стране, и, безусловно, какие‑то коррективы вносятся, но фундаментальные вещи, о которых вы уже слышали здесь от моих коллег, – они будут сохраняться.

Мы будем делать всё для того, чтобы обеспечить макроэкономическую стабильность и чутко реагировать на то, что происходит, как я уже сказал, в мировых финансах, в мировой экономике, на международных рынках. А если есть какие‑то уточняющие вопросы – пожалуйста, я постараюсь на них ответить.

А.Костин: Спасибо большое, Владимир Владимирович. Уверен, что вопросов будет очень много.

Живая дискуссия, которая происходит на наших форумах, когда Вы отвечаете на все вопросы из зала, безусловно, это дорого стоит, и, собственно, за этим многие сюда приходят. Но, если позволите, на правах ведущего я бы хотел первый вопрос сам задать.

В этом году публикуется информация о том, что впервые за 27 лет деньги уходят из развивающихся рынков в целом. Всегда был приток, а сейчас будет чистый отток: деньги уходят из Китая, из Бразилии, из Турции. Денег, кстати, уходит из России в два раза меньше в этом году, чем в прошлом году, что отмечается как довольно позитивная тенденция.

Вот на этом фоне насколько Россия сегодня нуждается в иностранных инвесторах? Вообще, ожидаем ли мы этого притока, нужны ли нам сегодня иностранные инвесторы либо мы их экспортозаместим какими‑то своими ресурсами?

И второй вопрос: если они нам нужны и если «Россия зовёт», как называется наш форум, то куда Россия зовёт? У нас какие сегодня есть преимущества, у России, у российской экономики, чтобы сказать: инвесторы, вот здесь вы можете действительно инвестировать ваши деньги, здесь у вас есть какие‑то дополнительные «шоколадки», «морковки» – что‑то такое, что позволило бы именно инвесторов привлечь в нашу страну, в нашу экономику, а не искать где‑то сферу приложения капиталов в каких‑то других странах? Что главное, может быть, сегодня, что может привлекать в российскую экономику, на Ваш взгляд?

В.Путин: В этой аудитории мне не нужно говорить о причинах оттока капитала с развивающихся рынков. Здесь возможны изменения политики ФРС США и многие другие факторы, снижение цен на традиционные экспортные товары развивающихся стран. Вместе с тем хочу обратить внимание на то, что у нас отток капитала, если по нашей стране говорить, ведь он наблюдается со второго квартала 2010 года, а в третьем квартале текущего года мы наблюдаем приток, абсолютный приток капитала. Думаю, что коллеги, наверное, здесь уже об этом сказали. Если это так, то это говорит о том, что рынок чутко реагирует на то, что происходит в нашей стране и в нашей экономике.

А что происходит? Конечно, мы столкнулись с кризисными явлениями. Причины я уже назвал, их на самом деле больше, но основные вот эти. Тем не менее всё‑таки некоторые специалисты, эксперты считают, и я с ними согласен, что пик кризиса в целом, можно сказать, достигнут, и экономика в целом, не говорю, что абсолютно, но в целом российская экономика уверенно приспособилась или приспосабливается к этим изменяющимся условиям экономической жизни.

Это говорит о первых признаках стабилизации. Несмотря на то, что, скажем, у нас ещё во многих секторах экономики наблюдается спад, кроме сельского хозяйства, тем не менее ситуация стабилизируется. Уже достаточно уверенно ведут себя обрабатывающие секторы экономики. В условиях, когда наша экономика приспосабливается к более низким ценам на сырьё, в том числе на углеводороды, это говорит о том, что открываются возможности для других секторов: для машиностроения, для того же сельского хозяйства, для переработки и так далее.

Вот это первый фактор, который может привлечь потенциальных инвесторов не только в нефтегазовый сектор, но и в другие секторы российской экономики. Но, кроме всего прочего, об этом мы всегда говорим, и это так есть на самом деле, мы всё‑таки имеем дело в России с достаточно образованным населением и с хорошо подготовленными кадрами. Конечно, над этим с профессиональной точки зрения ещё много нужно работать, тем не менее кадровая база очень хорошая.

И, наконец, всё‑таки я позволю себе сказать и доброе слово в адрес Правительства Российской Федерации, Центрального банка. Несмотря на все сложности и трудности, с которыми российская экономика столкнулась, наша управленческая команда в сфере экономики продемонстрировала высокий уровень ответственности, последовательности и способности добиваться результатов. Мне кажется, что это тоже хорошая предпосылка для того, чтобы поверить в то, что Россия – хорошее место для того, чтобы здесь совместно работать и инвестировать.

Что касается наших российских инвестиций, да, есть определённое снижение инвестиций в основной капитал, но в целом мы сохраняем достаточно высокий уровень инвестирования, в том числе из средств федерального бюджета. Если в прошлом году это было полтора триллиона рублей, в этом году это будет ещё больше, но и, насколько это возможно, не нарушая основных макроэкономических параметров, мы всё‑таки стараемся проводить гибкую политику, это касается и Минфина, это касается Центрального банка.

Вам, наверное, здесь уже говорили о соответствующих программах Центрального банка, которые направлены на так называемое проектное финансирование, – для того, чтобы понизить процентные ставки для конечного потребителя кредитов. Вам наверняка говорили и о различных фондах, которые мы формируем. Вы знаете, не можете не знать о некоторых положительных тенденциях в области разбюрокрачивания экономики, повышения международных рейтингов России по этим направлениям. Всё это хорошие сигналы того, что Россия – удобное и очень перспективное место для совместной работы.

А.Костин: Спасибо.

Господин Шульте хотел бы что‑то добавить?

Ш.Шульте (как переведено): Мы на этом форуме верим в будущее России. Мы знаем, что восстановление экономики произойдёт в скором будущем.

Что касается авиационной отрасли, то она переживает не лучшие времена. Сейчас мы все в курсе ситуации с «Трансаэро» в Санкт-Петербурге. Мы знаем, что «Аэрофлот» переориентировался на Москву, но это ладно. Если бы я мог более подробно сказать про потенциал Санкт-Петербурга – инвестиции означают создание рабочих мест, это означает больший потенциал развития и роста ВВП, – моим предложением было бы, возможно, открытие возможности для чартерных рейсов в Санкт-Петербург, потому что это город с огромным туристическим потенциалом. Мы знаем, что многие европейские представители готовы приехать в Санкт-Петербург, осмотреть его достопримечательности. Это соответственно поможет наладить связь между городами. Это касается не только туризма, но и деловых отношений.

В.Путин: Мне остаётся только поддержать всё, что было сказано нашим коллегой, тем более что речь идёт о Петербурге, моём родном городе. Потенциал колоссальный; безусловно, он ещё не раскрыт полностью. Будем делать всё вместе с вами для того, чтобы это осуществить.

Аэропорт у вас действительно получился замечательный, если не сказать прекрасный. Если помните, я даже принимал участие в первых шагах по его строительству, капсулу там закладывали. И мне очень приятно, что проект завершён, и завершён так блестяще. Уверен, что он будет загружен, и будет работать эффективно.

А.Костин: Спасибо большое.

Коллеги, вопросы из зала. Можете задавать вопрос любому участнику. Подозреваю, что больше всего вопросов будет к Владимиру Владимировичу.

Вопрос (как переведено): Последние 12 месяцев были достаточно сложными для российской экономики. Считаете ли Вы, что самый трудный этап реорганизации экономики с учётом низких цен на нефть и меньшего доступа к внешнему финансированию завершён? Если да, то когда Вы ожидаете роста в 2016 году? А если нет, то когда Вы ожидаете завершения процесса и какие будут самые серьёзные задачи для российских министерств в этой связи?

В.Путин: Мы уже говорили об этом. У нас на следующей неделе, по‑моему, в парламент страны должен поступить проект бюджета на 2016 год. Прогнозы делаются на основе прогнозов экономического развития, которые формулируются Министерством экономического развития, Минфином. В прошлом году, вы знаете, у нас был определённый спад, в этом он тоже будет. Но мы думаем, что мы в ближайшие годы всё‑таки выйдем из этого состояния.

Я уже говорил о том, что если пик не пройден, то достигнут, я так аккуратненько скажу. Некоторые коллеги считают, что пик кризиса пройден вообще, и все наши планы на ближайшие годы рассчитаны, конечно, на то, что мы не просто пройдём этот путь, не только выйдем из состояния депрессии отдельных отраслей или экономики, но и восстановим положительную динамику в целом. Я просто не сомневаюсь, что так оно и будет, и все наши прогнозы, а они достаточно глубокие и профессиональные, говорят именно об этом.

Делать мы это будем на основе реалистических, очень реалистичных, очень скромных прогнозов по ценам на углеводороды, на энергоносители, на нефть, на газ – исходя из 50 долларов за баррель. Это даст нам возможность концентрировать больше ресурсов на решении главной задачи, которая перед нами давно стоит и которую в этих условиях, кстати говоря, решать даже легче, чем в условиях высоких цен на товары нашего традиционного экспорта. А задача эта – структурные изменения в нашей экономике, на этом мы будем основывать все наши действия.

Вопрос (как переведено): Вопрос от компании «Сименс». Мы слышали много о кризисе, о политических сложностях. Как Вы видите перспективы развития отношений между Германией и Россией, перспективы немецких фирм? Мы только что слышали о решении построить «Северный поток – 2». Какие шансы участвовать в национальном проекте высокоскоростного движения, например? Как Вы видите развитие экономики для иностранных, немецких фирм?

В.Путин: Германия в страновом измерении – один из наших самых крупных торгово-экономических партнёров. Вопрос не только в объёме товарооборота, но и в глубине проникновения немецкого бизнеса в российскую экономику. Немецкий бизнес в Россию, как известно, приходит не просто в области, которые приносят «быстрые» деньги, – немецкий бизнес в Россию приходит в машиностроение, в генерацию на территории Российской Федерации, в то же сельское хозяйство, фармацевтику, в ключевые сферы, которым мы уделяем и намерены уделять особое внимание в будущем. Это первое, что мне хотелось бы отметить.

Второе. Хотел бы отметить взвешенный и мудрый, я бы сказал, подход немецкого бизнеса к развитию отношений с Россией. Немецкий бизнес не шарахается из стороны в сторону в связи с политической конъюнктурой, а старается действовать очень прагматично, исходя из своих интересов и интересов своих партнёров. И мы это высоко ценим.

Что касается конкретных проектов, то они были сформулированы уже достаточно давно, во всяком случае те, о которых Вы упомянули. «Северный поток – 2» в рамках большого проекта «Северный поток» был сформулирован ещё несколько лет назад, ещё в 2010 году, и потом последовательно реализовывался, сначала – «Северный поток – 1».

В это же время, когда мы реализовывали «Северный поток – 1», уже партнёры, акционеры компании формулировали свои идеи по поводу расширения этого проекта. Поэтому никакой новизны здесь нет. Он направлен на то, чтобы обеспечить потребности в энергоносителях, прежде всего, для Северной Европы, имея в виду падающую добычу в Великобритании и Норвегии и в то же время растущие потребности в энергоносителях в этом регионе Европы. Он совершенно не нацелен на то, чтобы лишить кого‑то транзитных возможностей. И эти политические спекуляции я попросил бы всех оставить в стороне.

Что касается украинского транзита, поставок в Южную Европу, у нас отдельные планы, в том числе и с немецкими партнёрами, и с турецкими партнёрами, и с французскими, много возможных участников будущих проектов. «Северный поток – 2» никакого отношения к этим транзитам не имеет и никому не мешает.

В отношении высокоскоростных магистралей. Мы с удовольствием в проектах подобного рода, в инфраструктурных проектах, – а Ваша компания принимала и принимает очень заметное участие, положительное участие в транспортном машиностроении России, в развитии транспортного машиностроения, это взаимовыгодный проект, – мы, конечно, с удовольствием бы продолжили это сотрудничество.

Мы знаем, что и китайские партнёры развивают своё транспортное машиностроение на основе немецких технологий. Но при осуществлении таких крупномасштабных проектов, как высокоскоростное железнодорожное движение, в данном случае Москва – Казань и дальше, это вопрос экономических параметров, стоимости, в том числе стоимости кредитных ресурсов. Это уже вопрос не к нашему Правительству, а к вашему. Если участникам таких проектов будет ограничен доступ к европейскому финансированию, то тогда у нас вариантов не так уж и много остаётся. И в этом случае предложение китайских партнёров об участии в финансировании может быть решающим. Это первое.

И второе, конечно, цена. Если обо всём этом мы договоримся, то мы будем рады видеть и вашу компанию в числе тех, кто реализует проекты подобного рода.

Дж.Себулела (как переведено): Господин Президент, большое спасибо за то, что Вы даёте нам возможность задавать вопросы. Меня зову Джордж Себулела, я из ЮАР. Я являюсь председателем совета чернокожего населения и также членом совета при Президенте. Я хотел бы отметить роль, которую играет Россия в преобразованиях, которые происходят в ЮАР во время перехода от режима апартеида. Мы высоко ценим вклад России.

Мой вопрос касается стран БРИКС: Россия и Китай и их партнёрские отношения – насколько эти партнёрские отношения между двумя странами сильные и надёжные и являются ли они стратегическим партнёрством? Мы видим, что очень много представителей Китая приезжают в ЮАР, они стали всё более и более активными. И, во‑вторых, какие Вы видите приоритеты в отношениях с Китаем и с ЮАР?

В.Путин: Мы знаем об активности китайского бизнеса в Африке. Здесь нет ничего необычного, Африка – богатейший континент, богат минеральными ресурсами, причём самыми разными. Естественно, что такая быстроразвивающаяся экономика, как китайская экономика, нуждается в стабильных поставках минеральных ресурсов на свой быстроразвивающийся рынок. Поэтому прежде всего, я думаю, с этим обстоятельством связана активность Китая в Африке вообще и в Южно-Африканской Республике в частности.

Что касается отношений между Россией, Китаем, Южно-Африканской Республикой, Бразилией, Индией, то они приобретают особый характер, становятся более фундаментальными, поскольку все эти страны, все мы работаем в рамках известной, растущей по объёму торговли и по своему авторитету международной организации БРИКС.

Вы говорите о перспективах развития отношений между Россией и Китаем. В страновом измерении Китай – самый крупный наш торгово-экономический партнёр. Я боюсь ошибиться в цифрах, но это свыше 83 миллиардов долларов по прошлому году – по‑моему, 83,5 миллиарда.

У нас очень крупные перспективные проекты не только в энергетике, что тоже вполне естественно – имея в виду большие объёмы минеральных ресурсов на востоке Российской Федерации и потребности в развитии целых территорий в Китае, прилегающих к России. Нет ничего удивительного, что мы поставляем и увеличиваем поставки нефти и газа, начинаем реализовывать эти крупнейшие проекты.

Но у нас сотрудничество не сводится только к этому. У нас, как вы знаете, большие объёмы строительства в Китае в области атомной энергетики. Это энергетика, но это совсем другая энергетика, это высокие технологии. Мы Тяньваньскую атомную электростанцию построили, и у нас целая программа совместной работы в будущем по этому направлению.

У нас хорошие перспективы в инфраструктуре и транспорте. Мы планируем большие проекты в области авиации, есть и другие направления, представляющие взаимный интерес.

В этой связи, конечно, подключение наших партнёров по БРИКС к совместной работе по всем этим направлениям для нас представляется весьма любопытным и интересным, имеющим хорошие перспективы, в частности в области атомной энергетики. Один из этих проектов мы обсуждаем и с Южно-Африканской Республикой.

Но не только это, у нас много возможных вариантов сотрудничества возникает в рамках созданных финансовых институтов: и банка, и пула резервных валют – и то, и другое формируется в объёме по 100 миллиардов долларов. Это большие ресурсы, которые могут, должны и будут использоваться для целей взаимного развития.

Вопрос (как переведено): Господин Президент, спасибо за Ваше время. Я из Соединённых Штатов, занимаюсь инвестициями.

Россия приняла плавающий курс рубля, и это было сделано более впечатляюще, чем многие из нас могли себе представить ещё год назад. И было очевидно, что те шаги, которые вы предприняли, обеспечили большую стабильность экономики, чем в кризисы 1998 и 2008 годов. Мы приветствуем то, что вы предприняли эти шаги без ограничения движения капитала, и это очень хорошо. Хочу спросить, при каких‑нибудь возможностях может статься так, что политическое руководство России изменит направление этого движения и ограничит свободное движение капитала?

В.Путин: Вы вспомнили о кризисных явлениях 2008–2009 годов. Сейчас сказали и о решении Центрального банка по введению плавающего курса национальной валюты, рубля. В 2008–2009 годах мы этого не делали. Мы считали тогда, что экономика России не готова к таким шагам, к достаточно жёстким мерам. Тогда мы действительно израсходовали большое количество резервов для поддержания курса рубля и сохранили тогда стабильность в экономике. Но мы ни тогда не приняли решение об ограничении движения капитала, ни сейчас этого не сделали, мы не планируем шагов подобного рода.

Полагаю, что именно в силу того, что мы показали всем нашим партнёрам и инвесторам и тем, кто работает, вложив капитал в российскую экономику, что мы этого делать не будем, – думаю, что это тоже одна из причин того, что у нас впервые со второго квартала 2010 года в этом году, в третьем квартале обозначился прямой приток инвестиций. Хочу ещё раз сказать, никаких ограничений по движению капитала не планируется.

Что касается введения плавающего курса, то здесь есть, конечно, и минусы для некоторых участников экономической деятельности; есть минусы, конечно, и для граждан России, для физических лиц, имея в виду, что это повлияло на цены и соответственно на инфляцию; то есть это и для экономики, и для граждан имеет определённые последствия негативного характера. Но всё‑таки в целом для страны, для её экономики, а значит, в конечном итоге, и для граждан Российской Федерации этот шаг оказался правильным и своевременным.

А.Костин: Спасибо, Владимир Владимирович.

Я хорошо помню совещание в 2008 году, которое Вы проводили, и этот вопрос обсуждался. Я тогда сам предложил ограничительные меры, а Вы сказали: этого не будет, мы не для этого делали все наши реформы, изменения, чтобы теперь обратно разворачиваться. И с тех пор я не помню ни одного случая, чтобы эта тема серьёзно обсуждалась. Мне кажется, здесь Вы очень последовательны. Но все инвесторы спрашивают: это для них одна из основных таких озабоченностей, которые они, конечно, испытывают.

В.Путин: Вы знаете, вариантов ограничений много: от полного запрета до квазизапрета, связанного с резервированием, с определёнными объёмами переводов и так далее. Ничего этого не планируется.

Вопрос (как переведено): Господин Президент, второй элемент пенсионной системы начинает работать как раньше: средства используются активно. В сентябре возник разговор о замораживании средств. Для внешнего наблюдателя это похоже на признаки каких‑то изменений в политике, и тут возникает вопрос о долгосрочной экономической политике. Замораживание платежей также повлияет на систему сбережений, на экономику. Что Вы думаете, как можно повлиять на долгосрочные решения так, чтобы они были последовательны, с тем чтобы они сочетались со стратегией, которую Вы заявили к исполнению?

В.Путин: В экономике, так же как во многих других сферах жизни государства, граждан, это всегда такой компромисс между возможным и желаемым. Во‑первых, нам нужно сбалансировать пенсионную систему, доходы которой пока не такие большие, как нам бы хотелось. И продление этого замораживания накопительной системы связано с этим обстоятельством и с необходимостью сбалансировать пенсионную систему и гарантировать всем пенсионерам России стабильные выплаты и стабильные доходы.

Вы сказали о том, что что‑то меняется. В данном случае ведь ничего не поменялось, потому что в прошлом году мы так же заморозили эти перечисления. Но хочу отметить, что мы не отменяем эту программу и эти планы кардинально и исходим из того, что всё‑таки накопительная система пенсионная будет в будущем в России развиваться.

В этой связи знаете, что хотел бы отметить: и мне, и очень большому количеству моих коллег хотелось бы, чтобы эти пенсионные средства, так же и как в Соединённых Штатах, так же как во многих других странах, не только использовались нашими уважаемыми коллегами из Министерства финансов, которые забирают эти средства с рынка и обменивают их на свои ценные бумаги, а чтобы они действительно в экономику шли. Нам нужно решить вот этот вопрос.

Если там происходят значительные накопления, резервы создаются, по сути, огромные, то нужно, чтобы эти средства были гарантированы для будущих пенсионеров, защищены обязательно и эффективно бы работали в экономике. Все эти элементы мы должны решить, и, кроме всего прочего, конечно, нужно обеспечить сохранность этих средств. Всё это вместе: первое, второе, третье, четвёртое, пятое – когда мы достигнем, а я думаю, что это будет сделано, то и накопительная система будет дальше развиваться.

Повторяю ещё раз, исходим из того, что: а) она сохраняется и б) мы будем вкладывать туда в будущем средства для её развития.

Вопрос (как переведено): Цели по пятипроцентной инфляции были озвучены. Я думаю, что стоит помнить о том, как всё это происходило в других странах, а бывало так, что цели и не выполнялись, происходили отклонения. Могу ли я задать вопрос в отношении других приоритетов: восстановления роста, создания рабочих мест и так далее – насколько важно выполнить цель по инфляции?

В.Путин: Конечно, все эти макроэкономические параметры, я уже много раз говорил, и все мои коллеги наверняка здесь сегодня об этом тоже говорили, есть такой штамп уже, – мы будем стремиться к тому, чтобы соблюдать все эти макроэкономические параметры. Но один из них не должен вступать в противоречие с другим. Сейчас господин Костин говорил, что даже здесь, на сцене, когда коллеги выступали, у них возникли между собой споры. Но также споры идут на перманентной, можно сказать на постоянной, основе, когда мы собираемся на различные совещания.

Сегодня у нас очередная встреча с Правительством, наверняка и там эти споры возникнут: что важнее – как говорит Министерство финансов, удержать такой макроэкономический параметр, как инфляция, это задача Центрального банка, или сократить расходы федерального бюджета в расчёте на то, что больше денег достанется экономике? Такой вопрос – ответа однозначного на это нет, произойдёт это или не произойдёт. Но трудно, в общем, с этим не согласиться.

С другой стороны, Министерство экономического развития всегда требует больше ресурсов на конкретные проекты, на поддержку реальных секторов экономики России и говорит, что ничего страшного, если параметры инфляции будут чуть-чуть повыше. Мы планируем в следующем году 3 процента? Нет, 6 процентов; значит, в последующие годы 4–5. Понятно, что для развитых экономик параметр инфляции 2, 3, 4 процента является оптимальным. Конечно, мы будем к этому стремиться. Как быстро мы достигнем этого параметра, мне сейчас трудно сказать. К 2017–2018 годам, да?

Э.Набиуллина: К 2017-му.

В.Путин: К 2017-му ожидается где‑то 5–6 – сколько вы ставите?

Э.Набиуллина: Четыре.

В.Путин: Вот четыре даже ставят. Дай бог здоровья Центральному банку. (Смех.)

Но понимаете, дело ведь в чём? Дело в том, что Центральный банк чем может регулировать: объёмом денежной массы – и влиять на курс национальной валюты. А если мы проанализируем, я сейчас справочки смотрел перед тем, как к вам прийти, сколько Центральный банк эмитировал, и каков был объём денежной массы в экономике у нас, и какова была инфляция, – в этом году, если мне память не изменяет, меньше всего Центральный банк добавил денежной массы в экономику, а инфляция – больше. Это только один из параметров. Поэтому нам нужно больше внимания уделять и другим факторам, и главный из них, но это фундаментальная вещь, – это диверсификация экономики, большая независимость от энергоресурсов и от этих так называемых статей нашего традиционного экспорта, разбюрокрачивание экономики, создание надёжных условий для инвестора и обеспечение нормального функционирования судебной системы и административных структур. Над всем этим мы и работаем. Но это вопросы, которые не решаются ни за год, ни за два, ни даже, может быть, за пять, но мы знаем, что нужно делать, и будем идти по этому пути.

Вопрос (как переведено): Господин Президент! В выходные Президент Соединённых Штатов Обама поставил под вопрос Ваше лидерство в Сирии. Он говорил о том, что Вы работаете союзником [Асада] и поддерживаете его, а не преследуете ИГИЛ. Хотелось бы спросить, как Вы можете ответить на эти слова Президента Обамы? И что Вы можете сказать международным инвесторам, которые сегодня могут относиться с прохладцей к инвестициям в вашу экономику благодаря таким замечаниям?

В.Путин: Вы знаете, как у нас говорят, божий дар с яичницей – всё смешали в одну кучу, ещё есть у нас всякие на этот счёт шутки: в огороде бузина, а в Киеве дядька. При чём здесь ситуация с ИГИЛ в Сирии и инвестиции в Россию? Хотя, конечно, всё в мире взаимосвязано. Прямой связи нет, но в конечном итоге, конечно, всё взаимосвязано.

Во‑первых, я не хочу сейчас ни с кем дискутировать, но хочу отметить, мы не стремимся к какому‑то лидерству в Сирии. В Сирии может быть только один лидер – сирийский народ. Мы стремимся к тому, чтобы внести свой вклад в борьбу с терроризмом, который опасен и для Соединённых Штатов, и для России, и для европейских стран, да и для всего мира, без всякого преувеличения.

Обращаю ваше внимание на то, что все наши действия, я уже об этом говорил, находятся в строгом соответствии с Уставом ООН, с международным правом – в отличие от наших коллег из так называемой международной коалиции во главе с Соединёнными Штатами, которые действуют без резолюций Совета Безопасности ООН и без приглашения сирийских властей. За это время (свыше года продолжаются операции международных сил во главе с Соединёнными Штатами, а если просто сказать – действия Соединённых Штатов) 11 стран они привлекли к бомбёжкам, свыше 500 ударов нанесли по территории Сирии, истратили полмиллиарда долларов, это только официально, на подготовку бойцов Свободной сирийской армии для борьбы с ИГИЛ. Результат нам известен: его нет, никакого результата.

Сейчас сообщили о том, что с самолётов доставляют Свободной сирийской армии боеприпасы, амуницию. Где она, эта Свободная сирийская армия? Если просто куда‑то выгружают или сбрасывают с воздуха эти боеприпасы, оружие и амуницию, то не попадёт ли это всё опять – так, как было в ходе подготовки личного состава для Свободной сирийской армии и её вооружения, – не попадёт ли это опять в руки ИГИЛ, где гарантии? Ведь только что это было сделано, только что это произошло, и только что в самих Соединённых Штатах признали, что акция провалилась. А теперь просто куда‑то разбрасывают боеприпасы и амуницию. Кому – это вопрос не риторический.

Сейчас мы часто слышим, что наши лётчики наносят удар не по тем целям, не по ИГИЛ. Во‑первых, мы проинформировали заранее руководство Соединённых Штатов – Соединённые Штаты никогда этого не делали. Мы впервые это сделали из уважения и из желания наладить рабочий контакт. Теперь нам говорят: «Нет, а) мы не готовы с вами сотрудничать, б) вы наносите удары не по тем целям». Мы сказали на военном уровне, обратились и попросили: «Дайте нам те цели, которые вы считаете 100-процентно террористическими». «Нет, мы к этому не готовы», – был ответ. Тогда мы подумали и задали ещё один вопрос: «Тогда скажите нам, куда не надо бить?» – тоже никакого ответа. А что делать‑то? Это не шутка, я ничего не придумал, это так и есть. Недавно совсем предложили американцам: «Дайте нам объекты, по которым не надо бить». Нет тоже никакого ответа. А как же работать‑то совместно? У вас есть ответ? И у меня пока нет. Мне кажется, что у некоторых наших партнёров просто каша в голове и нет ясного понимания, что происходит реально на территории и каких целей они хотят добиться. Но мы настойчиво будем работать над тем, чтобы всё‑таки усилия в борьбе с международным терроризмом были общими, а результат был понятным, ожидаемым и направленным на борьбу с международным террором, на то, чтобы устранить эту угрозу для всех нас.

Что касается инвестиций – как я уже сказал, полагаю, что одно с другим не связано, но, когда я вам сейчас рассказывал о том, как эти события происходили, я с самого начала сказал, что нас никогда об акциях подобного рода никто не предупреждал. А мы это сделали. Это говорит о том, что мы настроены на совместную работу, и кто хочет с нами работать и в сфере безопасности, и борьбы с терроризмом, и в экономике – добро пожаловать.

Вопрос (как переведено): Ещё один вопрос по Сирии. Вы и господин Министр Лавров в последние две недели дали полные объяснения той логике, которой вы следуете в Сирии. В свете Вашей встречи с Президентом Обамой в Нью-Йорке как Вы лично оцениваете создание общей коалиции, которая могла бы действовать против «Исламского государства»? Считаете ли Вы, что это тот интерес, который, собственно, низкий со стороны Ваших западных партнёров?

В.Путин: Мне кажется, что в этом мы все должны быть заинтересованы. Наша беседа с Президентом Обамой была, я уже говорил об этом в Нью-Йорке, очень подробной и, как мне показалось, очень откровенной. В целом мы увидели заинтересованность наших партнёров к совместной работе. Но, к сожалению, на сегодня говорю – к сожалению, хотя, может быть, и это пока неплохо, работа происходит только на уровне военных ведомств, и то в вопросах военно-технического характера, вплоть до сопоставления систем «свой-чужой» на наших самолётах (что само по себе уже большой знак взаимного доверия, это уже неплохо). Есть и другие военно-технические параметры, о которых военные договариваются.

Но я полагаю, что этого недостаточно. Исхожу из того, что если мы хотим быть эффективными и хотим не просто стрелять и ракетные удары наносить, а хотим добиться именно политического урегулирования, то мы должны побуждать силы внутри страны, а конфликт сложный, многопрофильный, – к совместной работе между различными силами на территории самой Сирии. Это самое главное.

Надо работать с теми людьми, на которых мы имеем влияние: мы, Соединённые Штаты, Европа, – чтобы усадить их за стол переговоров и начать наконец процесс политического урегулирования. До этого мы пока не добрались в нашей совместной работе ни с Соединёнными Штатами, ни с европейцами, но прежде всего, конечно, с Соединёнными Штатами.

Мы предложили встречу на высоком военно-политическом уровне в Москве. Я сказал о том, что готов прислать большую делегацию в Вашингтон для обсуждения, прежде всего, вопросов сирийского урегулирования. Но пока ответа нет. Кстати, полагал бы, что это, действительно, могла бы быть серьёзная представительная делегация со стороны России во главе с Председателем Правительства Российской Федерации Дмитрием Анатольевичем Медведевым. В неё могли бы войти и военные на уровне, скажем, заместителя начальника Генерального Штаба, специальных служб.

Надо переводить эту работу на серьёзный уровень, на предметный, если мы хотим действительно эффективно работать. Но не менее важно работать со странами региона: с Турцией, Саудовской Аравией, Иорданией (это небольшое государство, но граничит с Сирией), с Ираком, конечно. Да, там очень много взаимных подозрений, взаимных претензий, но если не работать, если не искать решений, то они никогда и не будут найдены. Мы очень рассчитываем на то, что нам удастся продвигаться именно по пути решения политических вопросов.

А.Костин: Так, может, к пенсиям вернёмся?

Вопрос (как переведено): Извините, что я продолжаю тему Сирии. Не могли бы Вы сказать несколько слов о том, как Вам видятся отношения между Россией и Турцией на будущее? Есть ли сейчас диалог с Турцией? В каком направлении, по‑Вашему, он будет развиваться?

В.Путин: Турция – один из наших приоритетных партнёров и хороших наших друзей. У нас очень добрые отношения с Турцией на протяжении многих лет, это один из крупнейших наших торгово-экономических партнёров. Достаточно обратить внимание на наш строительный рынок, где за последние годы, по‑моему, 12 миллиардов освоили турецкие фирмы на нашем строительном рынке только за последнее время. Мы поставляем большое количество энергоресурсов в Турцию. У нас большие, крупные проекты совместные и в энергетике, в сельском хозяйстве.

Турция значительно увеличила свои поставки сельхозпродукции на наш рынок, что на самом деле отвечает интересам турецкой экономии и турецких граждан. Мы должны понять, как мы можем выстроить наши отношения на антитеррористическом треке. Здесь у Турции много озабоченностей, связанных и с курдским фактором, связанных с борьбой с терроризмом. Мы понимаем все эти озабоченности и, безусловно, готовы их учесть в ходе нашей совместной работы. Но сейчас на уровне военных ведомств контакты есть. Надеюсь, что они приведут к тому, что и координация выстроится. Нам эту работу, так же как и с Соединёнными Штатами, нужно выстроить на политическом уровне.

Вопрос (как переведено): Банк России начал реализовать план по созданию российского рейтингового агентства. Требования к такому агентству понятны – защитить национальную финансовую систему против риска использования сервисов, которые сегодня предлагают международные рейтинговые агентства. Не думаете ли Вы, что появление такого агентства, поддерживаемого Правительством и ведущим бизнесом, может повредить конкурентоспособности такого агентства в различных важных областях?

В.Путин: Может повредить чему? Конкурентоспособности агентства? Так его ещё нет. Как может повредить? А когда оно возникнет – будет дополнительная конкуренция для других структур подобного рода. И я считаю, что здесь ничего плохого нет. Это только пойдёт на пользу этой сфере деятельности в мире вообще и у нас в частности.

Вы наверняка помните, как нервничали наши европейские партнёры несколько лет назад, когда считали, что мировые, а читай американские, рейтинговые агентства сознательно, для того чтобы понизить конкурентоспособность европейской экономики в отношении своих американских конкурентов, формулировали свои оценки европейской экономики и отдельных компаний. Причём такие подозрения высказывались не только на экспертном уровне, но и на правительственном уровне постоянно высказывались.

Поэтому я считаю, что реализация проекта о создании нашего национального рейтингового агентства не ухудшит ситуацию в этой сфере деятельности, а, наоборот, улучшит. Разумеется, самое главное, чтобы это рейтинговое агентство было высокопрофессиональным и во всех смыслах этого слова независимым. В этой связи предполагается, что все участники этого проекта будут иметь не более пяти процентов, предполагается пригласить значительное количество участников, привлечь именно из числа частных компаний, а не только из компаний с государственным участием.

Но, разумеется, вся работа подобного рода по структуре должна быть лишена всяческого лоббирования по какому‑то национальному принципу, по любым другим мотивам. Я очень рассчитываю, что руководящие органы этого агентства будут сформированы из высококлассных, мирового уровня специалистов. И в этом смысле абсолютно не важно, какая национальность или какое гражданство у этих специалистов будет.

Вопрос (как переведено): Господин Путин, какие последствия экономические санкции оказали на глобальную экономику? Насколько серьёзна угроза фрагментации мировой экономики? Можем ли говорить об окончании эпохи глобализации, по крайней мере в том виде, в котором мы её видели последние 25 лет?

Большое спасибо.

В.Путин: Соединённые Штаты когда‑то создали Генеральное агентство по тарифам, потом преобразовали во Всемирную торговую организацию. И туда, как пылесосом, привлекли, «засосали» подавляющее большинство участников международного общения, международной экономической деятельности. Ясно, что для экспортно ориентированных экономик идеи, сформулированные ВТО, являются правильными и перспективными, потому что единая валюта – доллар – это сегодня единственная настоящая резервная валюта, – а потом следующий шаг с помощью ВТО, снятие национальных границ, – это правильное решение. Были предоставлены определённые бонусы и странам, которые входили в эту организацию, идея которой заключалась в снятии национальных границ, предоставлении национального режима, по сути, другим участникам экономической деятельности в конкретных странах, предоставлении наибольшего благоприятствования в торговле и так далее.

Вопросы, связанные с ограничением и с разрушением этой системы с помощью санкций, нами прежде всего рассматриваются как инструмент недобросовестной конкуренции. Полагаю, что это может быть плохо для всех. Я сейчас даже не говорю о потерях, допустим, наших европейских партнёров, выражающихся в десятках миллиардов долларов от наших встречных ответных контрсанкций, но это просто проявление негативных последствий от такого способа хозяйствования на международной арене.

Нам в России казалось, что экономические правила, сформулированные в рамках ВТО, незыблемы, и с политикой они никак не связаны либо не должны быть связаны. Оказалось, что это не так. Оказалось, что эти экономические инструменты используются для достижения и конкурентных преимуществ в экономике, и для достижения политических целей. Полагаю, что это очень вредно для всех. Нужно как‑то и где‑то договориться о том, что мы в будущем от такой практики полностью уйдём.

Вопрос (как переведено): Добрый день! Большое спасибо, господин Президент, за то, что пришли к нам. Недавно губернатор Сахалина подвергся аресту по серьёзным обвинениям. Могли бы Вы как‑то прояснить эту ситуацию?

В.Путин: Я думаю, что преждевременно об этом говорить. В России, так же как и в любой другой цивилизованной стране, человек считается невиновным до тех пор, пока нет обвинительного решения приговора суда. У правоохранительных органов есть веские основания полагать, что были совершены серьёзные правонарушения, преступления. Но давать какие‑то комментарии до того, как будет закончено предварительное расследование, и до того, как суд вынесет своё решение, некорректно и, на мой взгляд, контрпродуктивно, может быть вредно для хода самого расследования и для объективных выводов соответствующего судебного органа.

А что касается борьбы с коррупцией, то мы ставим эту задачу перед собой как одну из самых главных. Мы будем и внутри страны этим заниматься. Вы знаете, что мы приняли целый ряд решений ограничивающего характера, ограничивающего для людей, которые занимаются административной работой на всех уровнях: от федерального до регионального. Будем совершенствовать эту систему контроля, будем совершенствовать работу правоохранительной системы и судебной системы и, разумеется, будем вносить свой вклад в международные усилия по этому направлению. Скоро, в ноябре, в Петербурге должен состояться соответствующий форум под эгидой ООН, в котором Россия, как страна, принимающая этот форум, примет, конечно, самое активное участие.

Вопрос: Владимир Владимирович, первая часть вопроса очень короткая. Скажите, какую долю Вашего времени Вы уделяете экономическим и инфраструктурным вопросам, какую долю – на урегулирование международных конфликтов, использования армии, гуманитарных вопросов?

В.Путин: На первое – процентов 80 как минимум, если не больше.

Реплика: Спасибо.

А вторая часть вопроса – более конкретная. Иностранным инвесторам, для того чтобы прийти в Россию, нужен пример именно российских инвестиций. Как уже упоминалось, российские пенсионные деньги инвестируются в акции только на три процента, скажем прямо, не очень комфортно иностранным инвесторам инвестировать в акции. Если говорить о реальной экономике, как упоминалось на предыдущем заседании, российские дороги настолько опасные, что на них 27 тысяч человек приблизительно каждый год умирает в катастрофах. Это в два раза больше, чем в Европе. То есть иностранным инвесторам опять‑таки не совсем комфортно сюда приезжать чисто физически.

В.Путин: Вы думаете, иностранные инвесторы разъезжают между Воронежем и Орлом, что ли?

Реплика: Дай бог, чтобы они это делали.

В.Путин: Сомневаюсь. Иностранные инвесторы призывают всех нас летать на самолётах.

А что касается дорог, то да, действительно, известная проблема России. Территория колоссальная, несопоставимая ни с одним государством мира, очень много малоосвоенных территорий, традиционно там дорожная сеть просто отсутствовала. Это первое.

Второе. У нас стандарты дорожного строительства даже более жёсткие, чем во многих европейских странах, и климатические условия, мягко говоря, совсем другие. Есть объективные, есть и субъективные сложности, но один из путей развития экономики в целом, безусловно, это развитие инфраструктуры и дорожного хозяйства, железных дорог, аэропортов, портов и машиностроения: как авиационного, так и транспортного в целом.

Реплика: Последняя часть моего вопроса. Разрешение какого одного экономического инвестиционного вопроса Вам было бы ближе всего, по душе, что бы Вы хотели видеть?

В.Путин: Вы один из них назвали – развитие инфраструктуры, особенно в условиях экономических трудностей, всегда и везде считалось приоритетом, дающим в среднесрочной и долгосрочной перспективе хорошую отдачу для экономики в целом. Мы тоже с этим согласны.

А.Костин: Дискуссия относительно дорог началась у нас с утра, потому что один из выступающих, господин Сергей Галицкий, владелец огромного количества магазинов, сказал, что для повышения спроса не нужны ни дешёвые деньги – ничего. Нужно, чтобы больше рождалось людей и меньше умирало, и тогда спрос будет расти, потому что будет расти население. Я‑то думаю, откуда отголосок этого вопроса, потому что эта тема сегодня уже обсуждалась. Мне кажется, достаточно справедливо, что вложения именно в человека позволяют в том числе и увеличить спрос внутри страны.

Коллеги, ещё на несколько вопросов Владимир Владимирович готов ответить.

В.Путин: Ещё завершающих три вопроса, и я вас оставлю в покое.

Пожалуйста.

Вопрос: У меня вопрос о конкуренции, иными словами, о политике Правительства по демонополизации. Кстати, о такой же самой проблематике я задал вопрос на самом первом форуме «ВТБ Капитал» в 2009 году. Президент, а тогда премьер-министр, ответил положительно на мой вопрос о том, будет ли демонополизация внутреннего газового рынка. Так и произошло. Тем самым создавалась дополнительная акционерная стоимость в таких компаниях, как «Новатэк», «ТНК-ВР», которая входит в «Роснефть», и так далее.

Так что сегодняшний вопрос о слиянии двух агентств: Федеральной антимонопольной службы и Федеральной тарифной службы. Как инвесторам правильно понять это решение? Открывает ли оно путь к дальнейшей демонополизации важнейших секторов, например, железнодорожного транспорта или электроэнергетики? Кстати, возможно, представители международного бизнеса в России тоже захотят поделиться с нами впечатлениями о конкурентной среде.

В.Путин: Что касается демонополизации железнодорожного транспорта и электроэнергетики, мы будем идти по этому пути. Более того, я лично считаю, что в части железнодорожного транспорта эти вопросы давно назрели. И позиция ОАО «РЖД» по поводу того, что они не могут или не должны выпускать из своих рук некоторые элементы этого бизнеса, на мой взгляд, является недостаточно убедительной, имея в виду, что диспетчеризацию они так или иначе в своих руках сохранят. Поэтому дальнейшая либерализация здесь, на мой взгляд, востребована, её нужно доработать и осуществить.

В принципе то же самое касается и демонополизации в электроэнергетике. Конечно, здесь нужно самым внимательным образом смотреть за тем, что будет происходить на рынке, я имею в виду прежде всего тарифы.

По поводу объединения двух структур. Здесь ничего необычного нет. Решение вопроса таким образом было продиктовано только тем, что было желание исключить какую‑то параллельную работу двух ведомств, сделать её более эффективной и как раз направленной на решение тех задач, о которых Вы сейчас спросили, – на дальнейшую более эффективную работу по демонополизации экономики в целом.

Что касается наших устремлений по этому направлению, то Вы знаете, что мы усилили не только работу этих ведомств, прежде всего ФАС, конечно, но и приняли соответствующее решение на законодательном уровне – значительно ужесточили ответственность за монопольные сговоры, вплоть до уголовной, чего раньше в нашей правовой системе никогда не было. Сделали это в том числе и на основе анализа работы подобных структур в других странах, включая Соединённые Штаты и Великобританию.

С точки зрения нашей практики здесь нет ничего необычного, ведь Федеральная антимонопольная служба и ФТС родились, по‑моему, в 2004 году на базе антимонопольного министерства. Но после того, как они поработали раздельно, практика показала, что всё‑таки, наверное, лучше их усилия объединить для более качественной и эффективной работы.

Вопрос (как переведено): Добрый день, господин Президент! Я из ЮАР. На самом деле мы встречались, когда Вы в последний раз приезжали на бизнес-саммит стран БРИКС. Я также являюсь членом Совета по развитию и сопредседателем российско-юаровского форума БРИКС.

Моё наблюдение, что касается БРИКС, заключается в том, что у нас есть две доминирующие страны: это Россия и Китай. Те усилия, которые прилагала Россия по политическому освобождению африканских стран во время эпохи колониализма, были достаточно решающими. Я чувствую, когда мы встречаемся, что экономическое доминирование в принципе не даётся по умолчанию. Есть ли какой‑то потенциальный риск того, что прямые иностранные инвестиции придут в ЮАР из Китая?

Потому что китайцы очень активны в нашей экономике, а мы хотели бы видеть больше российского участия, например, в нефтегазовом секторе, в сфере добычи, допустим, природных ископаемых. Мы готовы создать и банк, у нас есть финансовый банк, но также это может быть и банк ресурсов, может быть, даже создать определённую биржу БРИКС. Соответственно, мы можем даже обеспечить свободное котирование акций, что, соответственно, может быть достаточно актуальным в нефтегазовом секторе, то есть нефть и газ, которые бы торговались на этой бирже.

Но я говорю сейчас в основном об этом сдвиге парадигмы, которую мы сейчас наблюдаем после создания инфраструктурного банка стран БРИКС. Хотелось бы призвать к дальнейшим вашим действиям. На вас санкции в ЮАР не распространяются, на самом деле экономика наша оценивается в миллиарды, мы богаты природными ресурсами. Очень много возможностей в ЮАР для России, давайте посмотрим, что мы можем создать, помимо того что уже было создано в рамках БРИКС, и пригласим всех остальных принять участие.

И, пожалуйста, имейте в виду, насколько важную роль играют китайцы в нашей экономике. Китайцы стараются доминировать во всех странах, где они работают, а мы хотели бы, чтобы российские компании принимали активное участие в нашей экономике. Мы бы приветствовали, соответственно, чтобы вы принимали такое же решительное экономическое участие, какое вы принимали в политической сфере.

В.Путин: Большое спасибо. Думаю, что не нужно бояться никаких инвестиций. Инвестиции, если они проработаны и если принимаются той или иной суверенной страной, должны работать на интересы той страны, куда эти средства инвестируются.

А вопрос только специалистов того или иного государства обусловить эти инвестиции такими правилами, которые бы шли на пользу как инвестору, так и стране-реципиенту. Но, собственно говоря, Ваше выступление даже не вопрос, а предложения, причём сделаны некоторые конкретные предложения, связанные с созданием общей биржи и некоторыми другими вещами инфраструктурного характера.

Конечно, это всё можно сделать с учётом того, что начинают работать, как я уже говорил, и Вы сейчас тоже упомянули об этом, и Банк инфраструктурных инвестиций, и пул резервных валют. Надо проработать это на экспертном уровне, так что Вам спасибо и за Ваше выступление, и за Ваши предложения. Обязательно подумаем.

А.Костин: Последний вопрос господина Рави Руйи – это крупный партнёр «Роснефти» и один из крупнейших промышленников Индии. Очень большая промышленная группа: и нефть, и металлы, и порты, и всё остальное.

Рави, пожалуйста.

Р.Руйя (как переведено): Большое спасибо.

Меня зовут Рави Руйя, я из Индии, мы работаем в области добычи природных ископаемых, инфраструктуры, а также генерации энергетики.

В прошлом мы очень плотно работали с компанией «Роснефть», и теперь мы подписали ежегодные долгосрочные соглашения о приобретении нефти у них, и, соответственно, впервые за последние несколько лет мы работаем с крупной российской компанией, мы работаем с Банком ВТБ, который поддерживает нас и поддерживал в прошлом.

На самом деле могу Вам сказать, что вместе с «Роснефтью» и с ВТБ мы добились уже определённого признания в Индии за счёт вот этих транзакций, которые мы совершаем. Мы рассчитываем на дальнейшие инвестиции, приобретение «Роснефтью» в Индии и наоборот, соответственно, также готовы вкладывать средства в российскую экономику.

Россия всегда была важна для Индии, протягивала руку помощи, когда в этом была необходимость. Вы знаете, Индия всегда отплачивала той же монетой России, и сейчас, когда политическое руководство поддерживает добрые отношения с Россией, с нашей стороны мой вопрос будет такой: за пределами политической среды как Вы видите экономические отношения между Россией и Индией, особенно в частном секторе? Потому что в недавнем прошлом реальные инвестиции, реальное сотрудничество происходило в основном на уровне правительств, [между] правительственными организациями или какими‑то государственными институтами России и Индии. Есть ли какое‑то место для сотрудничества между частными компаниями России и Индии? Мы хотели бы увидеть, насколько Россия заинтересована в развитии этих отношений с Индией, но в различных секторах экономики.

В.Путин: Вы знаете, нам бы очень хотелось, чтобы тот огромный, просто колоссальный политический потенциал нашего взаимодействия, который складывался на протяжении целых десятилетий, огромный потенциал взаимного доверия, я бы даже сказал, взаимной любви народов друг к другу, чтобы он реализовался в конкретных делах, в конкретных экономических проектах. А потенциал экономического развития у нас явно не раскрыт. Индия – огромная страна, с таким большим населением свыше миллиарда человек и, конечно, с бурно эффективно развивающейся рыночной экономикой.

И да, мы до сих пор поддерживали наши экономические отношения, но если они исключительны, то в значительной степени благодаря усилиям правительств двух стран, но цель наша – чтобы наши усилия на правительственном уровне были спусковым крючком для того, чтобы активизировать работу на уровне частных компаний.

В Индии большое количество частных фирм. Сейчас многие из них работают уже в России, особенно в сфере фармацевтической индустрии, и не только. У нас много хороших, больших проектов, но нам бы, конечно, хотелось привлечь частные компании для совместной работы: как в России, как в Индии, так и вместе на территории третьих стран. Давайте вместе будем использовать все сложившиеся инструменты и межправкомиссию, и форумы бизнес-сообщества, для того чтобы искать такие возможности и реализовывать их.

Я.Грапенгиссер: Меня зовут Якоб Грапенгиссер, компания East Capital. У меня пара вопросов насчёт Украины. Во‑первых, как Вы полагаете, устойчиво ли перемирие сейчас на Украине? Во‑вторых, будут ли выполнены Минские договорённости? И в‑третьих, если ли шанс, что Европа снимет санкции с России?

В.Путин: О последнем Вы у Европы должны спросить или у тех, кто даёт соответствующие команды несколько в другом месте.

Что касается Украины, я уже говорил, хочу сказать ещё раз: нет никакой альтернативы Минским соглашениям. Но всё время говорить о том, что Россия должна их исполнить, – это становится просто нелепым. Понимаете, это становится уже не серьёзно, не смешно, просто нелепо.

Самое главное, что должно лечь в основу урегулирования на юго-востоке Украины – это политический процесс. А что такое политический процесс? Это три-четыре-пять компонентов.

Первое, и в Минских соглашениях это прописано, это внесение изменений в конституцию на постоянной основе по согласованию с Донецком и Луганском. Изменений пока нет, а всё, что сделано на предварительном этапе, не согласовано ни с Луганском, ни с Донецком. Нам при этом говорят о внутриполитических украинских ограничениях. Но ограничения есть везде, но есть и обязательства исполнить Минские соглашения. Это не от нас зависит, это как раз зависит от Соединённых Штатов, от Европы и от Киева. Кстати говоря, на постоянной основе это должно быть сделано.

В переходные положения внесён закон об особом статусе этих территорий. И нам говорят: это на постоянной основе. Но все забыли, что сам этот закон принят только на три года – год прошёл уже. Не от нас зависит, чтобы придать этому закону постоянно действующий статус.

Дальше. Нужно принять закон об амнистии. Прямо в Минских соглашениях прописано. Но мы же в Москве не можем принять украинский закон об амнистии. А как можно вести политический диалог с людьми, которые находятся под угрозой уголовного преследования? Мы, что ли, должны это сделать? Почему нам всё время говорят, что мы должны исполнить Минские соглашения? Зачем подменять эти понятия и эти проблемы и перекладывать на нас необходимость их решения? Для чего это делается, если мы действительно хотим добиться исполнения Минских соглашений и на этой базе решить проблему? А только так её можно решить.

Наконец, закон об особом статусе управления на этих территориях. Прямо в Минских соглашениях написано: в течение 30 суток после подписания нужно принять постановление Рады и ввести в действие. Сделали? Формально сделали. Приняли решение Рады, но в этот закон внесли статью 10, не согласовывая с Донбассом, которая со 2-й по 9-ю статью опять отложила применение этого закона. То есть фактически уловку такую сделали. Приняли, формально использовали, а на самом деле опять отменили. Это от нас, что ли, зависит? Мы понимаем, что есть внутриполитические ограничения, но их [Минские соглашения] надо тем не менее исполнять.

Закон о выборах. Написано в Минских соглашениях: закон о местных выборах должен быть согласован с Донбассом. Рада приняла закон о местных выборах без всякого согласования с Донбассом, несмотря на то что Донбасс трижды посылал свои проекты. Проигнорировали. Приняли закон и в принятом законе прямо написали: местные выборы на этих территориях проводиться не будут. Что тогда сделали люди, которые там живут? Сказали: хорошо, мы тогда сами будем принимать и проводить выборы. Вот что произошло. Начали их упрашивать перенести выборы – хорошо, они согласились перенести выборы, пошли навстречу. Но теперь надо наладить работу по принятию этого закона. Это будет сложный процесс по поиску компромисса, но по‑другому нельзя. Там нет никаких проблем с нашей стороны. Это, несмотря на все внутриполитические ограничения, всё‑таки должны сделать наши коллеги в Киеве прежде всего. Нужно это сделать.

Наконец, экономическая реабилитация территорий. Это же полная блокада этих территорий. Нам говорят: добейтесь того, чтобы пускали украинскую гуманитарную помощь для этих территорий. А из Донбасса нам отвечают: пусть блокаду снимут, и не нужно будет никакой гуманитарной помощи. Вот в чём проблема. Там много проблем, но подавляющее большинство из них не лежит в сфере нашей компетенции.

Наши коллеги это видят или не видят – в Европе, США? Я думаю, видят. У меня есть даже основания полагать, что точно видят. Но неудобно им говорить, что сегодняшние власти в Киеве не в состоянии это решить. Легче гораздо переложить на нас и говорить: смотрите там, вы должны там усилить, утроить и ушестерить. Куда ушестерять? Надо, чтобы и партнёры наши исполняли свои обязательства и те, кто имеет на них влияние. Мы исходим из того, что, действуя вместе, мы всё‑таки добьёмся положительного решения.

Вопрос: Я работаю в фонде Verno capital. Мой вопрос про малый и средний бизнес. Андрей Леонидович на прошлой сессии задался вопросом, следует ли выдавать кредиты малому и среднему бизнесу. Они рискованные, и это может создать…

А.Костин: Я сейчас скажу, как я сказал. Не надо меня передёргивать.

Реплика: Извините, возможно, я Вас неправильно понял.

Но суть моего вопроса состоит в том, будет ли развиваться малый и средний бизнес в России. Если посмотреть статистику, то на данный момент вклад малого и среднего бизнеса в ВВП составляет, по‑моему, около 20 процентов. Если вы посмотрите на развитые страны, то в Англии это 50 процентов, в некоторых странах достигает 80 процентов. И когда экспортные рынки начинают рушиться от каких‑то внешних условий, то остаётся сектор, который поддерживает экономику страны. Что будет с ним происходить, было бы очень интересно узнать.

Спасибо.

В.Путин: Ну ответ очевидный. Думаю, вы знаете этот ответ. Конечно, всё, что вы сказали, нам известно. Вопрос только в том, что у нас он всегда был неразвит, вообще не был развит, такого сектора экономики в Советском Союзе и потом в новой России никогда и не было. Он начинается с нуля. Ясно, что нужно создавать новые административные условия: начиная регистрацией компаний, соответствующих юридических лиц, включая предоставление доступа к инфраструктуре, прежде всего к энергетике, к различным помещениям, к инвестициям, нужно снижать фискальную нагрузку, причем разного рода, и в социальные фонды, и налоги как таковые.

Но система поддержки, которая выработана государством, Вам тоже наверняка известна. Мы в очень тесном контакте с представителями организаций малого и среднего бизнеса по разным направлениям, изучаем ваши предложения. Я сейчас не буду говорить об особых инструментах поддержки через Внешэкономбанк, о деньгах, которые выделяются напрямую из бюджета, распределяются по малому и среднему бизнесу через регионы Российской Федерации. Наверное, этого недостаточно. Но всё‑таки самое главное даже не эта прямая поддержка. Самое главное – создание условий. Мы это тоже хорошо понимаем. И настолько, насколько это возможно в сегодняшних условиях экономического развития, будем это делать и дальше. На этот счёт можете даже и не сомневаться.

А.Костин: Можно я поправлю? Я сказал, что кредитовать есть смысл только в том случае, если продукция востребована, если есть спрос, если им дают возможность работать. А сводить только к кредитованию, если этого нет, бессмысленно. Если продукция никому не нужна – какой смысл её производить?

В.Путин: Видимо, коллега имел в виду, что несмотря на то, что ставка снизилась, средневзвешенная у нас была почти 20 процентов, сейчас – 14 с небольшим, это средняя, хотя есть и больше, естественно, и чуть поменьше – для хороших заёмщиков, традиционных… Именно поэтому и Центральный банк, и Правительство вырабатывают систему особых мер поддержки малого и среднего бизнеса и через регионы, и напрямую под реальные проекты. Надо снижать планку доступа к проектному финансированию, чтобы эта планка не была слишком высока для инвестиций, чтобы малый и средний бизнес имел возможность туда забраться, подойти поближе к этим источникам.

Мы, повторю ещё раз, в тесном контакте с Вашими коллегами, с объединениями малого и среднего бизнеса, будем продолжать настойчиво вместе работать.

В.Коробкин: Добрый день, Владимир Владимирович, уважаемые коллеги!

Мнения участников предыдущей дискуссии по поводу целесообразности стимулирования инвестиций в нефтегазовую отрасль разделились. Хотелось бы услышать Ваше мнение, Владимир Владимирович, в особенности в разрезе проектного финансирования. Упоминалось постановление 1044, принятое Правительством. Насколько мы понимаем, на проекты нашей отрасли оно не распространяется. Считаете ли Вы целесообразным принять аналогичное постановление, которое будет стимулировать проектное финансирование в нефтянке?

Спасибо.

В.Путин: Вы знаете, это вполне естественно, и, в общем, для Вас здесь нет никакого секрета: как только цены снижаются, объёмы потребления энергоресурсов снижаются, так сразу «припадают» и инвестиции в сектор. Это всегда и везде происходило, и у нас происходит то же самое.

Компания должна видеть перспективу развития рынка, и если этот горизонт планирования снижается, то снижается и уровень инвестирования. Но это приводит в конечном итоге к тому, что перспективные месторождения вовремя не вводятся, наступает дефицит, и цены на энергоресурсы начинают расти.

Уверен, к сожалению, так будет и на этот раз в мировой экономике в целом. Но это не значит, что мы на национальном уровне не должны поддерживать перспективные проекты, не должны поддерживать нефтянку как отрасль. Мы, несмотря на позицию наших некоторых финансовых властей, об этом думаем. Они хотят «отщипнуть» от вас, наверняка споры уже были здесь.

Но дело не в том, что мы хотим «притопить» инвестиции в этом секторе экономики. Антон Германович Силуанов объяснял: дело в том, что Минфин хочет изъять дополнительную прибыль, полученную от колебания национальной валюты, полученную от курса. Но если вы обратили внимание, эксперты, участники рынка знают, что первоначально речь шла о 600 миллиардах рублей. Минфин согласился в конечном итоге, что если уж говорить об этом, то как о гораздо более скромных цифрах, где‑то к 200 миллиардам подобрались разными инструментами: и налогами, и пошлинами.

Но хочу вас заверить, мы прекрасно понимаем и отдаём себе отчёт в том, насколько важна нефтегазовая сфера для России, для российской экономики. И стремясь к её диверсификации, к структурным изменениям, мы не будем это делать за счёт того, чтобы подавлять ту сферу, ту отрасль, которая работает эффективно.

Всем вам большое спасибо. Желаю вам успехов.