Настройки отображения

Размер шрифта:
Цвета сайта:
Изображения

Настройки

Президент России — официальный сайт

Документ   /

Посещение студии телеканала «Дождь»

25 апреля 2011 года, Москва

Дмитрий Медведев ознакомился с историей создания и форматом работы телеканала. Глава государства поздравил коллектив «Дождя» с годовщиной его создания.

Беседа в студии телеканала «Дождь»

Т.Арно: В позапрошлые выходные на проспекте академика Сахарова состоялся антикоррупционный митинг, который организовали молодёжные движения. После него в сети появился ролик, в котором молодые участники митинга не знают, кто такой академик Сахаров и что он сделал для мирового сообщества. Не считаете ли Вы, что молодёжные движения сейчас в той форме, в которой они существуют, неэффективны?

Д.Медведев: Нет, я не считаю так. Не считаю, потому что любые общественные движения, как вообще любые общественные объединения, соответствуют тому уровню развития гражданского общества, которое есть. Вот у нас такое гражданское общество. Оно у нас со всякими разными перекосами, со всякими разными проблемами, но оно так или иначе структурировано. Как оно структурировано? Оно структурировано в том числе и в эти молодёжные движения. Некоторые из них полезные, некоторые из них, наверное, не очень полезные. Но объявлять изначально, что все они бессмысленные, мне кажется, неправильно, просто потому что они выражают какие‑то идеи. А до тех пор, пока эти идеи не приходят в противоречие с правопорядком, пока они не нарушают закон, мне кажется, они как минимум имеют право на жизнь. Это первое.

Второе. Я вообще считаю, что общественные объединения должны не только преследовать какие‑то утилитарные цели, и молодёжные общественные объединения, и любые другие общественные объединения, – иногда это просто должно быть такое сообщество по интересам. Почему они должны какую‑то пользу приносить? Может быть, им приятно, что называется, кайфово, клёво находиться вместе, и в этом смысле они могут встречаться, могут общаться. Есть, конечно, высокие цели и, наверное, большие задачи. Под эти задачи должны быть и соответствующие общественные механизмы. Дело ли это общественных объединений, молодёжных общественных объединений? Не знаю, где‑то – да, где‑то – нет.

Вы упомянули коррупцию. Я, честно говоря, не знаю, что там происходило на проспекте Сахарова. Обидно то, что они не знают, кто такой Сахаров, но, с другой стороны, знают, что такое коррупция. В том, что они в эту проблему включены, я вижу определённый плюс, потому что у них есть своя позиция. Знаете, в этом смысле молодёжь, как всегда, занимает самую жёсткую и в то же время самую заинтересованную позицию. Те отзывы, которые мне, например, приходят и в блог, и в твиттер, в основном, молодёжь пишет, их позиции абсолютно чёткие, иногда очень радикальные, резкие, но тем не менее они их честно выражают. Я считаю, что общественные объединения должны быть срезом нашей общественной системы.

Знаете, что мне особенно приятно как поклоннику новых технологий? То, что у вас здесь синтез всех этих новых технологий. То, что Вы мне сейчас показали, и то, что здесь происходит, конечно, выглядит совсем иначе, чем то, что я вижу обычно, когда посещаю наши уважаемые каналы.

Работать над тем, чтобы у наших молодых бизнесменов, инноваторов были нормальные условия для труда, государству необходимо. Я возглавил Фонд «Сколково» для того, чтобы привлечь к этому внимание.

Знаете, когда я ещё в Администрации Президента работал, меня многие не понимали, когда я говорил: вы знаете, мы абсолютно не обращаем внимания на интернет, а он уже стал не только фактором общественной жизни – это то, с чем большинство молодых людей связывает своё будущее. Помяните моё слово, через несколько лет значительная часть молодёжи не будет смотреть обычный телевизор. И не потому, что она его ненавидит, считает, что он там абсолютно какой‑то авторитарный, заорганизованный государством, хотя часть так и считает, даже по простым, прагматическим причинам, потому что удобнее смотреть просто вот так, через iPad, через компьютер. Я сам буквально несколько лет назад, может быть, 3–4 года назад, практически перестал смотреть новостные программы по телевизору. Почему? Потому что удобнее смотреть их через интернет, я могу сделать сразу несколько дел: я смотрю бумаги, я могу с кем‑то разговаривать по телефону, в то же время я смотрю новости в записи или, допустим, в онлайне. Это очень удобно, и так поступает значительная часть наших людей.

Н.Синдеева: Это очень важный вопрос, потому что интернет – это 100 процентов завтрашний день. Те бюджеты, которые есть в интернете, пока не могут сравниться, например, с теми затратами, которые мы несём. И это сейчас самая большая наша проблема, потому что, с одной стороны, мы раскачиваем рекламный рынок, с другой стороны, в интернет деньги дают только на большие площадки, типа Mail, Yandex.

Д.Медведев: И тем не менее Вы привели пример, знаете, смотрите, сколько сейчас стоят крупнейшие международные бренды, интернет-бренды, сколько стоят сейчас социальные сети – и сравните их со стоимостью телеканалов: они уже их превзошли.

Тенденция очевидна. Я понимаю, с тоской говорите: нам пока до этого далеко, рекламные бюджеты у нас пока в этом смысле не очень большие, они не сопоставимы с обычным телевидением, но даже наше обычное телевидение – они же тоже там все толковые, подготовленные люди, которые смотрят в будущее. Они понимают, что без этого сегмента даже у наших монстров рока, Вы упомянули эту триаду, у них нет будущего. Ещё несколько лет назад они даже сайты не имели полноценные – сейчас они их ведут и понимают, что без этого ничего невозможно сделать.

Е.Воскобойникова: Нам скоро исполняется год, и так получилось, что я стала одним из первых штатных сотрудников «Дождя». Но мне, можно сказать, повезло, потому что, мне кажется, у нас, в России, инвалиду устроиться на хорошую работу очень сложно. Мы сегодня много очень говорили о модернизации с инвалидностью.

Д.Медведев: Вы такую поднимаете сложную тему. Я Вам скажу прямо и откровенно, тем более Вы отлично сами знаете, что, к сожалению, у нас вообще не было культуры интеграции инвалидов в обычную жизнь, просто не было. Их в упор не замечали, а в советские времена мы даже эти данные скрывали. То есть, как бы, нет и нет, все должны быть здоровые, а если кто‑то не совсем здоровый, значит, такого человека не существует. Надо прямо сказать, это осталось в мышлении огромного количества людей. Это просто, если хотите, такой стереотип, который сейчас очень медленно, но всё‑таки преодолевается. В крупных городах и не только в крупных, я уже стал смотреть, вы лучше меня это знаете, всё‑таки, допустим, новые стандарты строительства предполагают уже, чтобы инвалиду можно было спуститься нормально на коляске.

Объявлять изначально, что все молодёжные движения бессмысленны, – неправильно, просто потому что они выражают какие‑то идеи. А до тех пор, пока эти идеи не приходят в противоречие с правопорядком и не нарушают закон, они как минимум имеют право на жизнь.

Е.Воскобойникова: Насчёт Москвы я могу сказать: да.

Д.Медведев: Москва в этом смысле впереди. Но так стали поступать и в других местах.

Что касается устройства на работу, здесь нужно поступать так, как поступают во всём мире и не стесняться давать определённые льготы и преференции для тех работодателей, которые готовы приглашать людей с инвалидностью, но делать это, конечно, разумно. Потому что, вы сами понимаете, у нас народ очень образованный, очень хитрый, очень мудрый. И если, допустим, просто приоткрыть вот эту нишу, то, конечно, туда устремится мутный поток жуликов. Это будет приводить к абсолютно противоположным результатам, но в целом это должна быть система преференций для работодателей, чтобы это был не счастливый случай, как Вы говорите о себе, а чтобы это была нормальная, типичная ситуация, как это во всём мире.

Ещё один момент очень важный – это образование. У нас почти нет инклюзивных школ, где дети с инвалидностью учатся с обычными детьми. В результате они разделены, и возникает такой страх у человека, у ребёнка, который имеет инвалидность, ему страшно общаться с обычными детьми, и, наоборот, детям, которые не имеют ограничений по здоровью, трудно общаться с инвалидами, потому что они не знают, как себя вести, и так далее. Это абсолютно неправильно, они должны быть вместе. Кстати, в Москве опять же есть неплохой опыт, но это должно быть по всей стране. А вообще, у нас масса программ всяких разных, Вы тоже, наверное, слышали о них. Программы – хорошо, но, если по‑честному, это просто отчасти ментальная проблема. Я не вижу здесь ничего сверхсложного, но на неё уйдёт некоторое время.

Е.Воскобойникова: То есть нужно воспитать новое поколение.

Д.Медведев: Нужно воспитать новое восприятие инвалидов как нормальных и в целом абсолютно полноценных членов общества.

Н.Синдеева: Дмитрий Анатольевич, здесь я хочу добавить. Просто я как работодатель никогда не сталкивалась с этой проблемой, потому что мы правда не видим инвалидов рядом, их нет и на улицах, мы их не знаем.

Д.Медведев: Нет, потому что у нас так всё устроено, он даже в ресторан не зайдёт.

Н.Синдеева: У нас инвалиды совершенно социально не адаптированы. Есть ещё и неприятие общества.

Мы сейчас планируем серию роликов, в которых мы хотим рассказать об интеграции инвалидов в обществе и показать таких людей, как Женя [Воскобойникова], которые работают, которые интегрированы в обычную рабочую жизнь и процессы.

Д.Медведев: Успешных людей.

Н.Синдеева: Да, успешных людей. Такие программы должны реализовываться на государственном уровне. В Европе и Америке в 60–70-е годы (мы изучали, когда готовили серию этих роликов) были приняты программы рекламных роликов, рекламных щитов, публикаций в прессе и так далее, которые просто показывали, подчёркивали, что инвалиды есть среди нас. И это дало невероятный скачок к адаптации этих людей.

Д.Медведев: Согласен. И, кстати, в 60-е годы в Америке, как и в других странах, не было интернета, а сейчас просто это тоже нужно делать и через сеть, потому что возможность охвата на порядок выше. Ролики – важная вещь. Но вообще это просто должна быть одна из серьёзных тем для сети и для сетевого телевидения в том числе.

Н.Синдеева: Но мы этим занимаемся. У нас пять минут…

Через несколько лет значительная часть молодёжи не будет смотреть обычный телевизор. И не потому, что она его ненавидит, считает, что он абсолютно авторитарный, заорганизованный государством, а потому что удобнее смотреть просто вот так, через компьютер.

Д.Медведев: Про модернизацию. Мне ещё сегодня госнаграды вручать.

Реплика: Да, про модернизацию как раз.

М.Макеева: Это важный вопрос. Невозможно Вас отпустить, не задав его. Мы сейчас смотрели заседание Комиссии, много и об этом тоже говорилось.

Д.Медведев: Не уснули?

М.Макеева: Нет, мы активно обсуждали, периодически.

Д.Медведев: А то мне пришлось там допинг раздавать.

Реплика: Мы слышали.

М.Макеева: И тоже в этот момент: «утечка мозгов». Да, это неоднократно произносилось. Правда, в таком оптимистичном ключе, что, мол, это можно преодолеть.

В принципе нужно хорошо понимать, и я уверена, что Вы это понимаете, что тысячи молодых образованных людей в России думают об эмиграции с той или иной степенью серьёзности, многие – вполне серьёзно.

Реплика: После истории с похищением сына Касперского эти настроения, возможно, только усилятся в среде креативного класса. Ведь, собственно, Касперский – это в некотором роде икона наших инноваций.

М.Макеева: Вопрос в чём: что бы Вы могли сейчас молодым людям сказать, воспользовавшись нашим эфиром, чтобы их переубедить?

Д.Медведев: Знаете, я думаю, что эфиром невозможно кого‑то переубедить. Я всё‑таки реальный политик, а не прожектёр и не мечтатель кремлёвский, как иногда всё воспринимается.

М.Макеева: Иногда слова очень важны.

Д.Медведев: Слова важны, безусловно. Знаете, что я скажу. Во‑первых, скажу такую крамольную вещь: думать об отъезде – вообще‑то, в этом нет ничего предосудительного. Об этом думают не только в России. Об этом думают и в других странах. Каждый человек, современный, взрослый, выстраивает свою карьеру. Вопрос в том, почему он хочет уехать и собирается ли он возвратиться. Эта проблема существует. У нас действительно часть образованной, интеллектуальной молодёжи думает о том, чтобы уехать, «отвалить», что называется, навсегда, ну так вначале кажется, и выстроить свою жизнь, карьеру, благосостояние за границей. Огромное количество других людей, тех же самых китайцев, думают о том, чтобы уехать, поучиться, но вернуться в свою страну. И в других странах так. Поэтому это вопрос ещё ценностной ориентации в том числе. Это первое.

Второе. Очень многое зависит от личных установок самого человека. Если человек просто приходит и говорит: «Знаете, я не вижу здесь возможности для раскрытия своих талантов, я ничего делать не смогу, я поеду туда, там мне предоставят грант, мне предоставят возможности трудиться в лаборатории, и это нормально. А здесь я не смогу себя реализовать», – это его право, я его не осуждаю. Но это говорит о его внутренних убеждениях. В конце концов это дело каждого человека, как поступать. Когда я заканчивал университет и учился в аспирантуре, был огромный поток людей, которые уезжали за границу. Ну и что? Значительная часть вернулась, значительная часть трудится в России, кое‑кто остался. Это их дело. К этому вообще нельзя относиться по‑советски. «Завтра я подпишу указ о том, чтобы создать систему мер стимулирования для такого‑то количества людей, тогда они не уедут, они останутся» – такого не будет, ни один президент никогда этого не сделает, это невозможно. Но работать над тем, чтобы у наших молодых людей, у наших молодых бизнесменов, у инноваторов так называемых были нормальные условия для труда, государству необходимо. Именно поэтому я и возглавил Фонд «Сколково» только для того, чтобы привлечь к этому внимание. Это вообще‑то не президентское дело, но внимание – это прежде всего.

К сожалению, у нас вообще не было культуры интеграции инвалидов в обычную жизнь. Их в упор не замечали, а в советские времена мы даже эти данные скрывали. Надо прямо сказать, это осталось в мышлении огромного количества людей. Это стереотип, который сейчас очень медленно, но всё‑таки преодолевается.

Ребята сегодня участвовали. Вы сами‑то скажите, что является побудительным мотивом, для того чтобы принять решение о возвращении из‑за границы, допустим, в Россию?

В.Канин: У меня в компании работают трое учёных, которые живут [за границей] и уже не граждане России. Они русские люди, живут один в Швеции, один в Бельгии, один в Великобритании. Двое из них не подумывают, но стали намного чаще приезжать, то есть им комфортнее работать с нами, с нашим проектом. Я не говорю и не мечтаю, будут ли они возвращаться или нет, не об этом речь. Помните, Ситковский сказал на Комиссии, что нигде в мире, где он работает (в США и так далее), последние два года никто близко не подошёл ни к грантам, ни к инновационным инвестициям. Уезжать – уезжают, но если уезжают поучиться, я сам подумывал уехать туда, в Силиконовую долину, за инвестицией, потому что здесь шишек набили, и реально за месяц до этого организовался Сколково. Поэтому, собственно, мы удачно здесь смогли проект сдвинуть. Но будут приезжать. Будут приезжать, если есть инфраструктура и если есть комфорт для работы и для жизни. Это же банальные вещи.

Н.Синдеева: Вы знаете, такой тренд, мы сейчас заметили. У нас буквально через несколько дней, после майских праздников, начнётся проект со Сколково по отбору стартапов с возможностью получить грант и так далее. Так вот знаете, что мы получили? Для меня это тоже было откровением, что сейчас огромное количество компаний – бизнес-ангелов, которые занимаются стартапами, и сейчас такой тренд невероятный, просто как грибы растут компании, которые как раз привлекают, потому что инвесторы есть.

Реплика: Это становится популярным и модным.

Д.Медведев: Конечно.

Н.Синдеева: Потому что инвестиции есть. Это, правда, становится популярным и модным. Я это на себе испытываю.

Реплика: А если будут истории успеха, то это будет в прогрессе.

Д.Медведев: И нужно об этом рассказывать. В этом смысле как раз ваша миссия абсолютно важна.

Н.Синдеева: Сто процентов я согласна.

Д.Медведев: Потому что об этом нужно говорить. У нас всегда будет очень много скептиков. И я смотрю, читаю, что ничего у них не получится, они ничего не добьются, всё равно, как уезжали, так и будут уезжать. Вспоминают там какие‑то советские реалии, которые к нашей жизни не имеют никакого отношения. Нужно делать, вот честно вам скажу, ровно то, что мы делаем, только делать это с напряжением, делать это каждый день, и всё получится. И Сколково получится, и идеологию эту можно развить. Ну что, мы хуже других, что ли?

М.Зыгарь: Дмитрий Анатольевич, и вот ещё один вопрос. Наши зрители, у нас мало времени, а зрители точно осудят, если мы не зададим его, потому что очевидно, что все от Вас ждут, что так или иначе мы спросим про выборы 2012 года, потому что и бизнес от этого как‑то зависит и волнуется, и стартаперы тоже строят свои планы в зависимости от того, что будет дальше. Мы понимаем, что какого‑то такого определённого ответа здесь и сейчас…

Д.Медведев: …от Вас не дождёшься.

М.Зыгарь: Вы нам вряд ли его сейчас дадите.

Д.Медведев: А вдруг? Вы задайте.

Нужно поступать так, как поступают во всём мире и не стесняться давать преференции работодателям, которые готовы приглашать людей с инвалидностью, но делать это, конечно, разумно.

М.Зыгарь: Поэтому переформулируем вопрос. Рано или поздно ведь Вы всё‑таки перестанете быть Президентом, в 2012 или в 2018 году.

Д.Медведев: Абсолютно точно, сто процентов.

М.Зыгарь: Вы уже задумывались, что Вы будете делать после этого? Может, бизнес какой‑то инновационный или всё‑таки госслужба?

Д.Медведев: Какой хороший, Михаил, вопрос Вы задаёте. Вот мне задают всё время один и тот же вопрос: Вы будете баллотироваться в Президенты или нет? А если Вы не будете баллотироваться в Президенты, то где Вы себя видите там, на государственной службе? А нет бы человеческий вопрос задать: вообще вот как Вы себя видите и что Вы будете делать после того, как Вы завершите эту работу.

Я могу сказать, это не самая простая вещь – после такой должности найти себя в другой жизни.

М.Зыгарь: Представить себе Буша или Обаму после власти возможно, а вот представить себе Медведева или Путина после власти практически невозможно.

Д.Медведев: Да. Тем более что весь опыт предыдущего периода свидетельствовал о том, что, когда человек уходил из власти, его жизнь в хорошем смысле слова заканчивалась. Единственный, наверное, такой пример в этом смысле всё‑таки Борис Николаевич Ельцин.

Реплика: Но ему было 70 лет уже, он ушёл на пенсию.

Д.Медведев: Он уже был, конечно, такой зрелый человек, да, но он тем не менее всё‑таки последние годы, мне кажется, прожил интересно, он и много путешествовал, и книги читал, то есть в этом смысле ему повезло.

Что я буду делать, я не знаю, честно Вам скажу, но я уверен, что работу я себе найду, и работу интересную. Помимо большого количества хобби, которые есть у любого человека, конечно, я буду ими заниматься обязательно. Когда вообще, так сказать, закончится вот эта, государственная часть карьеры, мне бы хотелось на самом деле, чтобы моя жизнь была активной. Все новые технологии, в том числе то, что я у вас вижу, мне чрезвычайно нравится. Я не знаю, может быть…

Н.Синдеева: Преподавание, может быть?

Д.Медведев: Правильно абсолютно. Насчёт Сколково сомнений нет, если к тому времени там всё будет работать нормально, я бы хотел там обязательно преподавать. Я бы хотел это делать и не только в Сколково, но и в других местах, потому что, мне кажется, для любого политика, который возглавлял государство, просто must, чтобы он обязательно рассказал о каком‑то своём опыте и негативном, и позитивном, чтобы он делал это и в своей стране, и в других местах. Это интересно большому количеству людей.

Н.Синдеева: Таким опытом, конечно, надо делиться.

Д.Медведев: Это, безусловно, интересно.

Очень важный момент – это образование. У нас почти нет инклюзивных школ, где дети с инвалидностью учатся с обычными детьми. В результате они разделены, и у ребёнка, который имеет инвалидность, возникает страх общаться с обычными детьми, и, наоборот, детям, которые не имеют ограничений по здоровью, трудно общаться с инвалидами, потому что они не знают, как себя вести. Нужно воспитать новое восприятие инвалидов как нормальных и абсолютно полноценных членов общества.

Второе, возвращаясь к новым технологиям, я бы хотел в будущем и через Сколково, и через другие институты участвовать в процессах, связанных с продвижением этих новых технологий, я не знаю, в качестве бизнес-ангела или в качестве человека, который занимался развитием Сколково, но это реально интересно. Я бы хотел и средствами массовой информации заниматься, если получится, это тоже интересная сфера. Да вы к тому времени должны раскрутиться и пригласить меня в качестве комментатора ключевых политических новостей.

Н.Синдеева: Дмитрий Анатольевич, нам подсказывают, что уже нет времени. У меня есть маленький подарок, смотрите. Вы же любите всякие штучки – мне привёз мой приятель.

Д.Медведев: Ух ты! Трубочка, которая втыкается в iPhone, что ли, или iPad?

Н.Синдеева: Можно в iPhone, можно в iPad. Я хочу Вам подарить такую же трубку.

Д.Медведев: Встреча старых и новых технологий. Какая прелесть. У меня такого нет.

Поздравляю вас с наступающим!

Реплика: Спасибо.

Д.Медведев: У вас классная обстановка! Мне очень понравилось. Я никогда такого телевидения не видел.

Н.Синдеева: Приходите к нам ещё, Дмитрий Анатольевич.

25 апреля 2011 года, Москва