Президент России — официальный сайт

Документ   /

Д.Медведев: Уважаемые коллеги!

Мы с вами в рамках наших традиционных совещаний с руководством отечественной судебной системы и руководителями отдельных ведомств: правительственных, Генеральной прокуратуры – продолжаем обмен мнениями по вопросам совершенствования правосудия в нашей стране, развития судебной системы.

Мы с вами не так давно обсуждали в Петербурге целый ряд вопросов включая законодательство о судах общей юрисдикции, изменения в процессуальные кодексы для введения института апелляции. Кроме того, в Госдуму будет внесён проект конституционного закона о внесении изменений в закон «О военных судах». В общем, здесь требуется большая организационная работа. Имею в виду апелляцию по гражданским делам, которая будет введена с 1 января 2012 года, и по уголовным делам – с 1 января 2013 года. Конечно, это потребует довольно значительных организационных усилий, а также материальных ресурсов.

В период с 2011 по 2012 год нам предстоит подготовить и представить к назначению около 1500 судей, значительное число работников аппаратов судов и провести серьёзные изменения в судах всех уровней. Это первое.

Мы хотим, чтобы наше правосудие было более современным, более эффективным, с одной стороны, карающим, но с другой стороны – не унижающим человеческое достоинство и реально способствующим перевоспитанию тех, кто совершил преступление.

Второе. Есть целый ряд постановлений Конституционного Суда, которые подлежат реализации с учётом нашего сотрудничества с Советом Европы, Европейским судом, по использованию европейского опыта при введении института апелляции. Можно было бы поговорить сегодня и об этом.

Был также принят целый ряд законов, изменяющих действующее законодательство, в частности о Конституционном Суде. Но есть и другие проблемы, которые мы с вами традиционно обсуждаем.

Не так давно я встречался с руководителями правоохранительных органов, Министром юстиции. Мы говорили о возможных изменениях в уголовное законодательство в части, касающейся изменения части уголовной политики по значительному количеству составов преступлений, имея в виду изменение общего подхода к формулированию санкций за совершённое уголовное преступление. Это связано и с общей установкой, которую мы в последнее время реализуем, по совершенствованию нашего правосудия по уголовным делам. Мы хотим, чтобы оно было более современным, более эффективным, с одной стороны, карающим, безусловно, но с другой стороны – не унижающим человеческое достоинство и реально способствующим перевоспитанию тех, кто совершил преступление.

Эта тема достаточно большая – я думаю, можно было бы тоже обменяться впечатлениями, как и по другим вопросам, которые представляют общий интерес.

Пожалуй, я на этом бы ограничил свое вступительное слово. Уважаемые коллеги, пожалуйста. Я, наверное, обращаюсь, прежде всего к руководителям судебной системы. Давайте на правах хозяина, нас принимающего, пожалуйста [Председатель Верховного Суда Вячеслав Лебедев].

В.Лебедев: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Все вопросы, которые Вы сейчас осветили, конечно, актуальны, и над ними мы сегодня уже работаем, даже по тем вопросам, которые будут введены в действие в 2012–2013 годах. Поскольку самое свежее – это законопроекты, которые подготовлены в части либерализации уголовного наказания; наверное, небезынтересно было бы посмотреть, как же складывается судебная практика по вопросам назначения уголовного наказания, движется ли оно в сторону гуманизации, или стоит на месте, или есть какие‑то другие тенденции.

В первом полугодии текущего года суды рассмотрели 566 тысяч дел лиц, которые были направлены в суды с обвинением. Надо сказать, что в отношении 265 тысяч лиц дела рассмотрены в общем порядке, когда необходимо исследовать доказательства и по итогам работы вынести оправдательный или обвинительный приговор. 301 тысяча лиц осуждены в особом порядке, когда обвиняемый признает свою вину и просит рассмотреть его дело без исследования доказательств. При этом он заявляет суду, что обвинение ему понятно, что он делает это добровольно, что он проконсультировался с адвокатом. И тогда он рассчитывает на две трети от максимального размера или срока наказания, но суд с учётом других обстоятельств может ему назначить и значительно меньшее наказание. Таким образом, по 301 тысяче лиц были рассмотрены дела в особом порядке. Надо сказать, что по 10 процентам лиц (это около 30 тысяч) дела были прекращены в связи с деятельным раскаянием, когда они не только признали свою вину, но и возместили ущерб.

Если говорить о самом главном, что постоянно обсуждается в обществе, – почему назначается лишение свободы. Лишение свободы в общем объёме у нас занимает 31 процент по итогам первого полугодия этого года. Особенно я хотел бы остановить свое внимание на преступлениях средней тяжести. Почему, когда закон предусматривает наказание до пяти лет лишения свободы, каждому третьему назначается наказание, связанное с лишением свободы? Дело в том, что 64 процента осуждённых по этому виду преступлений в этом году – это рецидив. 10 процентов – это те, кто совершил преступление в период испытательного срока по предыдущему приговору, и 18 процентов – это лица, которые совершили преступления средней тяжести в период условно досрочного освобождения, когда они не освободились от наказания. Другого выбора у суда не было, как каждому третьему назначить только лишение свободы.

Если говорить о преступлениях небольшой тяжести, там лишение свободы в отношении 16 тысяч (это 10 процентов) – до двух лет лишения свободы. Тот же вопрос: почему лишение свободы? Та же самая картина: 50 процентов – рецидив, и дальше 22 процента – в условиях, когда испытательный срок не истёк, и условно досрочное освобождение – 28 процентов.

Тот законопроект, который подготовлен, я думаю, по преступлениям средней тяжести даст возможность нам применять к тем, к кому была уже условная мера наказания применена, ещё раз применить условное осуждение. Новый проект это позволяет делать. То, что касается рецидива, то здесь – безусловно.

Тем не менее дела прекращены в отношении 136 тысяч лиц. На сегодня таково положение, что каждый четвертый уходит из суда освобождённым от уголовной ответственности, каждый четвертый. Поэтому сегодня из этого, очевидно, следует сделать вывод, что всё‑таки судебная практика назначения уголовного наказания движется в сторону его гуманизации.

Об этом также свидетельствует следующее обстоятельство – как обжалуют приговоры. У нас приговоры областных судов (их вынесено 3100 за полгода в отношении 3100 граждан, это особо тяжкие преступления – как правило, тяжкие) обжалуют их всего 47 процентов – меньше половины. А обвинительные приговоры районных судов, где осуждено 279 тысяч лиц, обжалуют всего 11 процентов, а мировых судей, которые осудили 144 тысячи, – всего 5 процентов. Это тоже о чём‑то говорит. Но тем не менее я полагаю, что те меры, которые сейчас принимаются для либерализации наказания, дадут возможность для более широкого судейского усмотрения при назначении мер уголовного наказания, и это правильно, что это всё будет работать гармонично: и законодательство, и судебная практика.

Хотелось бы, чтобы в большей мере работал штраф как уголовное наказание. У нас сегодня назначается штраф 14,8 процента осужденных. Но дело в том, что штраф как уголовное наказание исполняется только на 40 процентов, остальное не исполняется.

И вот исправительные работы, всего в 5 процентах случаев мы назначаем такой вид наказания. Почему? Мы говорили об этом уже и прежде, 5 процентов – это мало, конечно, но сегодня так построен закон, что исправительные работы назначаются только неработающему, не имеющему работы. Они назначаются с учётом мнения органов, ведающих исполнением наказания, по согласованию с органами местного самоуправления. Особенно в сельской местности иногда просто такой работы нет, и приходится ставить вопрос о замене исправительных работ лишением свободы.

До 2003 года, Дмитрий Анатольевич, когда были внесены изменения в Уголовный кодекс, направленные на его гуманизацию, был такой вид исправительных работ – по месту работы, и он работал очень широко. Где‑то в 1990 году этот вид наказания назначался 20 процентам. Я пытался выяснить, что произошло, куда он пропал. Он был внесён также в Государственную Думу, но, когда вышел окончательный проект, оказались только исправительные работы для тех, кто не работает. Может быть, я буду не прав, но тогда мне казалось, что это была очень хорошая возможность назначить наказание без лишения свободы и тем не менее с определёнными принудительными обязанностями. Может быть, ещё раз вернуться к этому вопросу? Может быть, там есть какие‑то противоречия с другим законодательством? Я, например, не вижу этих противоречий.

Я думаю, что те меры, которые сегодня принимаются для гуманизации наказания, правильны. Верховный Суд дал положительное заключение законопроекту. Мы его обсуждали. На будущее, я думаю, есть ещё одна очень важная тема – это исполнение судебного решения, чтобы процесс эффективности правосудия был окончательно разрешён.

Спасибо.

Законопроект, о котором идёт речь, расширяет возможности для судебного усмотрения. Собственно, этого и хотелось бы достичь для того, чтобы в конечном счёте сам судья определял, какую меру наказания заслуживает тот или иной подсудимый.

Д.Медведев: Спасибо, Вячеслав Михайлович. Вы абсолютно точно сказали, что законопроект, о котором идёт речь, расширяет возможности для судебного усмотрения. Собственно, ведь этого и хотелось бы достичь для того, чтобы в конечном счёте сам судья определял, какую меру наказания заслуживает тот или иной подсудимый. Потому что, когда планка задана законодателем (а мы выясняли – этого нет практически ни в одной стране мира, когда там от 6 до 12), то, конечно, судья находится в очень жестких рамках, и ему приходится либо принимать решение, если он считает это необходимым, о назначении наказания не ниже низшего предела, что всегда вызывает какие‑то сомнения в целесообразности использования соответствующей нормы, либо следуя известной установке назначать некое усреднённое наказание. Мы об этом говорим. Если санкция от 6 до 12 – значит, дадут 9, просто чтобы не упрекнули в том, что что‑то не так сделано или с кем‑то договорились. Поэтому это всё‑таки мера, которая не только направлена на общую либерализацию уголовной политики, но и на то, чтобы сами судьи могли более качественно исполнять свои обязанности.

А насчёт исправительных работ по месту работы – я, честно говоря, тоже помню, что такая мера наказания была. Она такая была, может быть, отчасти социалистическая, но ничего плохого, собственно, в ней, на первый взгляд, я не вижу. Может быть, есть какие‑то юридические противопоказания. Надо более глубоко посмотреть. Но во всяком случае это даёт возможность, с одной стороны, что называется, претерпевать неблагоприятные последствия, то есть обеспечивать режим наказания для лица, совершившего преступление, с другой стороны – он остается на работе, и мы не будем впоследствии заниматься его социализацией, когда он вернётся из мест лишения свободы.

Пожалуйста, теперь слово Председателю Конституционного Суда. Валерий Дмитриевич, пожалуйста.

В.Зорькин: Уважаемые коллеги, мне хотелось бы тоже сказать несколько слов о нашей судебной системе. Я думаю, что, конечно, наша судебная система несовершенна в том смысле, что, мне кажется, нет вообще совершенных судебных систем в мире. Но вот за такой сравнительно небольшой путь реформирования, мне кажется, эта система движется в сторону улучшения и более надежной защиты прав и свобод граждан.

Здесь мне хотелось бы отметить несколько моментов. В последнее время по Вашей инициативе, Дмитрий Анатольевич, был принят закон о поправках в закон о Конституционном Суде. И теперь у нас будет возможность осуществлять письменное судопроизводство. Неоднозначную оценку это встретило в средствах массовой информации, но, я думаю, по совершенному недоразумению. Почему? Потому что это не означает отмену публичных слушаний. Но тогда, когда совершенно ясно, что в силу уже имеющихся правовых позиций суд может разрешить дело и видит перспективу при том, что сохраняется право состязательности сторон, я думаю, что это, наоборот, не просто ускоряет судопроизводство – мы не можем во что бы то ни стало стремиться скорее-скорее, – а речь идёт о том, что граждане не будут ждать долгое время в очереди, они получат быстрее это решение при сохранении всех стандартов судопроизводства.

Кроме того, Вы уже сказали, Конституционный Суд принял в последнее время несколько решений, в том числе имеющих большое значение для совершенствования нашей судебной системы. Это, прежде всего, выстраивание двух полновесных инстанций, это то, что мы решали в 2007 году. И после этого предпринят ряд шагов, сейчас вводится и апелляционная инстанция, и, кроме того, очень существенно реформирован надзор.

Мне уже приходилось не раз говорить о том, что без такой ступени в нашей стране просто невозможно обойтись, потому что это и есть гарантия защиты прав и свобод граждан. Теперь эти процедуры приобретают вполне конституционное очертание. Здесь я хотел бы также отметить ещё такой момент, как решение Конституционного Суда, которым мы практически подтвердили конституционность принятия высшими судами Российской Федерации решений, имеющих прецедентное значение. Без этого тоже нельзя обойтись в Российской Федерации. Дело не в том, что происходит конвергенция судебных и правоприменительных систем в современном мире, а исходя из специфики российских условий. 83 региона – если бы не было таких надзорных полномочий у высших судов, то, я думаю, просто была бы в этих условиях беда.

В этой связи не могу не затронуть также и тот аспект, что Россия, конечно же, существует не в изоляции и не в вакууме. Она существует и в европейском поле, и в международном правовом контексте. Что касается Европы, то, конечно, прежде всего речь идёт о соотношении России и Страсбурга. Здесь, мне кажется, не всё безоблачно и не может вообще обойтись без противоречий. Ни одна страна в Европе не обошлась без этого, и Россия не уникальна в этом плане. Но, мне кажется, необходимо иметь в виду, что это улица с двусторонним движением. Если нет учёта специфики национальных особенностей того или другого государства: культурных, экономических, демографических, конфессиональных и так далее, – то тогда не будут работать абстрактные принципы ни Конвенции, ни Конституции. Здесь у законодателей есть большие прерогативы, но, конечно, в рамках европейских стандартов.

Мы чётко понимаем, что Россия сейчас, в настоящее время ратифицировала европейскую Конвенцию, и Конституционный Суд вместе с другими высшими судами и всей судебной системой сделал всё, чтобы имплементировать её принципы и нормы в российскую систему. Конечно, это предполагает и учёт Страсбургом определённых критериев действия российской судебной системы.

Мы готовы к кооперации с нашими партнёрами, к сотрудничеству, но это должно осуществляться на взаимоуважительной основе.

Я думаю, что на этом пути только конструктивный диалог и в определённой степени, может быть, даже компромисс позволит достигнуть нужного результата. Всякие односторонние действия, с чьей бы стороны они ни были, будут только во вред гражданам. Спасибо.

Д.Медведев: Не могу с Вами, Валерий Дмитриевич, не согласиться в том, что односторонние действия, с чьей бы стороны они ни предпринимались, носят всегда разрушительный характер. Россия – это суверенная держава с довольно уже существенной историей существования судебной системы. Мы не из безвоздушного пространства возникли. Да, у нас полно недостатков. У нас был очень трудным XX век: наша судебная система подверглась серьёзным испытаниям. Но у нас был и XIX век, напомню, и XVIII век, когда складывались основы судебной системы в нашей стране. Поэтому попытки, что называется, нас выстраивать – это абсолютно непродуктивные вещи. Мы готовы к кооперации с нашими партнёрами, к сотрудничеству, но это должно осуществляться на взаимоуважительной основе, это совершенно очевидно.

<…>