Президент России — официальный сайт

Новости   /

* * *

Д.Медведев: Добрый день!

Уважаемые коллеги, мы с вами находимся в стенах нового научно-производственного центра – находимся, по сути, в этой же местности второй раз. Два с половиной года назад на заседании нашей Комиссии как раз говорили вообще о модернизации, о создании новых центров и кластеров и о создании соответствующего медико-биологического центра «Генериум», на территории которого мы находимся.

Мы посмотрели, что здесь сделано за столь короткий срок. На самом деле это производит очень хорошее впечатление: и лаборатория, и офисные помещения, и вся сопутствующая инфраструктура, что, на мой взгляд, особенно важно, потому как обычно когда мы смотрим какие‑то объекты, то всегда смотрим производственные площади. А здесь очень хороший пример того, как правильно соединять и производственную площадку, и исследовательские возможности, и просто инфраструктуру для жизни (там, куда мы приехали, рядом стоят коттеджи).

Я сейчас с молодыми ребятами встречался, они рассказывали о том, как у них здесь жизнь устроена. Это очень хороший пример и вообще хорошая иллюстрация к предстоящему разговору, потому что всегда приятно, когда у тебя на глазах возникает что‑то принципиально новое, а то, что мы видим здесь, – это мировой уровень. Это очень важно даже с учётом того, что значительная часть молодёжи, которая здесь работает, талантливой нашей молодёжи, работала или в других местах, или за границей, но нашла в себе силы и желание приехать трудиться сюда. Когда я с ними разговаривал, они все говорили, что условия для труда и для жизни здесь абсолютно конкурентоспособны применительно к мировым условиям.

Сегодня мы обсудим эффективность системы поддержки научных исследований. Я напомню, что в 2010 году я поручил Правительству и крупным государственным корпорациям разработать программы инновационного развития, предусмотреть значительное увеличение расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Мы обсуждали эту тему с представителями крупного и среднего бизнеса, были даны поручения, стимулирующие институты развития к поддержке исследований и разработок на всех этапах: от создания идеи – до коммерческого воплощения. Надеюсь, что Андрей Александрович Фурсенко нам подробнее об этом в своём докладе расскажет.

В результате со стороны государства вложения в НИОКРы выросли неплохо, в некоторых случаях даже кратно. Только в рамках ФЦП «Исследования по приоритетным направлениям» за последний год объём финансирования увеличился почти в четыре раза: в 2010 году это был миллиард рублей, в 2011 году – 4 миллиарда.

Крупные государственные компании в 2011 году вложили в свои инновационные программы на 50 процентов больше средств, чем в 2010-м. Есть определённый результат, хотя, на мой взгляд, 50 процентов – это не сверхъестественный рост. Резервы у крупных государственных компаний есть и в смысле минимизации своих других трат, и в смысле просто вложений в исследования. Это необходимо делать, раскошеливаться на это пора, а не ждать милости от государства.

Кроме того, необходимо обеспечить максимальную отдачу от вложений за счёт скорейшего внедрения результатов работ в производство. Важно, чтобы активизировалась прикладная научно-исследовательская работа в вузах, а сотни частных компаний по возможности участвовали в софинансировании НИОКРов и разработок.

Некоторые цифры мною названы. Давайте посмотрим, что за ними стоит, как на практике действуют механизмы поддержки исследований, как сочетаются между собой её формы, есть ли реальные проблемы, открытые и скрытые, и какие решения ещё дополнительно необходимо предпринять для формирования более эффективной системы сопровождения научных исследований. Рассчитываю на то, что в ваших выступлениях прозвучат не только оценки, но и предложения.

Госкомпании в 2011 году вложили в инновационные программы больше средств, чем в 2010-м. Резервы у госкомпаний есть и в смысле минимизации своих трат, и в смысле просто вложений в исследования. Это необходимо делать, раскошеливаться на это пора, а не ждать милости от государства.

Давайте начнём нашу работу.

Перед тем как передать слово Андрею Александровичу Фурсенко, я также хотел бы заметить, что Комиссия все эти несколько лет собиралась регулярно, все присутствующие участвовали в её работе. Я подумаю о том, каким образом переформатировать её работу, но в целом она свою деятельность продолжит. Рассчитываю на то, что все присутствующие также будут принимать максимально активное участие в деятельности соответствующей структуры.

Андрей Александрович, Вам слово.

А.Фурсенко: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

Успех инновационного развития зависит в первую очередь от того, насколько эффективно сотрудничают бизнес, наука и образование в двух направлениях. Первое – это в сфере исследований, результаты которых могут быть использованы компаниями для превращения в конкурентоспособные технологии и продукты. И второе – это обеспечение подготовки новых и переподготовки работающих специалистов для участия в совместных проектах. Новые инструменты развития исследовательских компетенций, обеспечивающих необходимую бизнесу научно-технологическую продукцию и подготовку соответствующих кадров, реализуются в рамках специализированных разделов ФЦП «Исследования и разработки», в рамках двух постановлений Правительства, постановления №218 и №220, которые направлены на вовлечение вузов в создание высокотехнологических производств и на создание исследовательских лабораторий под руководством ведущих учёных, а также ряда других мероприятий. Это мероприятия по развитию инновационной инфраструктуры вузов, по реализации программ развития ведущих вузов, по созданию малых инновационных компаний в соответствии с Федеральным законом №217 и, об этом я тоже обязательно скажу, в рамках программы инновационного развития компаний.

Если говорить о ФЦП «Исследования и разработки», то проект реализуется в двух видах взаимодействия бизнеса и научно-образовательной системы.

Первый – это когда бизнес непосредственно формирует актуальную тематику исследования. У нас специальные направления, при которых исследовательские институты, вузы и академические институты, реализуют заказы бизнеса.

И второй – когда бизнес участвует в разработке новых технологий или продуктов по проектам, предложенным либо учёными, либо государством.

За период с 2007 года, то есть с начала работы ФЦП, по 2011 год было реализовано почти 400 таких проектов. В основном эти проекты соответствуют пяти приоритетным направлениям. Из бюджета было вложено почти 34 миллиарда рублей и почти столько же – 31 миллиард – вложено внебюджетных денег за счёт компаний. Получено почти 500 патентов. И что важно, объём новой продукции, созданной в ходе этих проектов по двум направлениям, увеличился только с 2008 по 2011 год почти в четыре раза. Мы надеемся, что к 2015 году объём продукции, производимой по этим направлениям, составит более 150 миллиардов рублей в год. При этом пятая часть продукции, которая сегодня реализуется, реализуется на экспорт. Об этом будут говорить присутствующие здесь наши коллеги.

Кроме того, в 2011 году в рамках специально объявленного для этих целей конкурса ФЦП отобрано 127 проектов в целях обеспечения деятельности технологических платформ. Мы вложили из бюджета около миллиарда, объём внебюджетных средств был около 500 миллионов. И, как вы знаете, технологические платформы начали работать, начали реализовывать новые направления. Это тоже обсуждалось, было одобрено и инициировано работой нашей комиссии.

Теперь несколько слов об упомянутых постановлениях Правительства. Что было принципиально в постановлении №218? Проекты промышленных компаний при непосредственном участии вузов реализовывались не через финансирование вузов, а через финансирование самих компаний, то есть деньги мы выделяли (субсидии) компаниям, и они, добавляя софинансирование, заказывали работы вузам.

Сегодня реализуется 98 таких проектов общей стоимостью около 30 миллиардов рублей, из которых 46 процентов – это государственные субсидии компаниям, а 54 – непосредственно финансируется из денег самих компаний. При этом, что важно, в проектах, наряду с научными сотрудниками, инженерами, принимают участие более двух тысяч студентов и более тысячи аспирантов.

За два года реализации подано 300 патентных заявок, по 148 из них уже получены патенты. Все проекты заканчиваются в конце 2012 года, и с учётом подтвердившейся эффективности подобного рода инструментов, по Вашему поручению, Дмитрий Анатольевич, было принято постановление Правительства о реализации следующего этапа в 2013–2015 годах. Мы предлагаем в рамках формируемой сегодня госпрограммы развития науки и технологий предусмотреть в федеральном бюджете соответствующие средства из расчёта 4,5 миллиарда рублей в год. Это деньги бюджета. На наш взгляд, они способны привлечь гораздо больше, чем внебюджетные деньги, и продолжить этот достаточно успешный проект.

Что касается 220-го постановления, в рамках которого в российских вузах создаются исследовательские лаборатории под руководством ведущих учёных, как российских, так и зарубежных, то за два года создано 77 лабораторий. В 2010–2013 годах на выполнение этих научных исследований направлено 10,5 миллиарда рублей и примерно 2 миллиарда привлечено в виде софинансирования. В лабораториях сегодня уже занято почти 3 тысячи научных сотрудников, студентов, аспирантов, при этом молодёжь в возрасте до 30 лет составляет почти половину.

Хочу сказать, что этот проект был запущен государством, но аналогичные проекты реализуются в целом ряде и вузов, и частных фирм, когда мы привлекаем ведущих учёных из‑за рубежа для реализации конкретных проектов. При этом 53 лаборатории занимаются прикладными научными исследованиями, в результате которых будут созданы в том числе новые технологические линии, новые установки для промышленных предприятий. Важно, что в российские университеты привлечены не только выдающиеся учёные мирового уровня, среди которых два нобелевских лауреата, но и новые научные практики, новые технологии, причём технологии коммерциализации.

Сейчас готовится постановление Правительства о пролонгации наиболее успешных действующих проектов и о запуске конкурсов по отбору новых проектов в той же самой логике, в 2013–2014 годах. И, Дмитрий Анатольевич, я тоже прошу эту инициативу поддержать, видел, что в проекте постановления это есть, мне кажется, что это хороший проект. Об этом сегодня будет рассказывать один из наших ведущих учёных, но вообще проект работает.

Уважаемые коллеги!

Сегодня научно-образовательное сообщество готово представить свои исследования, свои предложения как частному бизнесу, так и госкомпаниям. И это особо проявилось при формировании программы инновационного развития компаний с госучастием.

Вы уже упоминали, что финансирование растёт. Я могу назвать цифры, если в 2010 году 46 компаний с госучастием заказали в вузах (я говорю только о вузах) НИОКР на 3,5 миллиарда рублей, причём из этих 3,5 миллиарда почти 1,5 – это было софинансирование работ, которые ведутся с участием федерального бюджета, то в 2011 году этих работ было почти в два раза больше – около 7 миллиардов, из них на финансирование направлены были только 1,2, то есть рост чисто коммерческих проектов в 2,5 раза. И на 2012 год запланирован примерно такой же темп роста, то есть объём коммерческих заказов на ниокровские работы от компаний с госучастием растёт, и растёт довольно быстро.

Вообще доля вузов в исследованиях и разработках увеличилась с 7,4 процента в 2009 году, это примерно 35 миллиардов рублей, до более чем 9 процентов в 2011 году – 54 миллиарда. Конечно, мы не предлагаем большую часть НИОКРов перевести в вузы, но доля вузов, как мы считаем, должна и дальше расти. И в соответствии с нашими и Минэкономразвития оценками мы считаем, что к 2020 году доля НИОКР в вузах должна достичь не менее 15 процентов, что в абсолютных цифрах должно составить как минимум 300 миллиардов рублей.

Однако я хочу сказать, что возникла и начала ощущаться с увеличением финансирования серьёзная проблема. Начал ощущаться дефицит научно-технологического задела прикладных мероприятий. Мы это особо остро почувствовали при формировании тематики Федеральной целевой программы «Исследования и разработки». Мы в 2011 году из‑за отсутствия заявок должного уровня, заявок на прикладные и внедренческие исследования, вернули в бюджет почти 4 миллиарда рублей. Поэтому в проекте государственной программы развития науки и технологий мы предлагаем сосредоточиться на создании научно-технологического задела, включающего развитие поисковых работ как, может быть, наиболее узкого места между проведением фундаментальных и прикладных исследований, то есть это – поддержка работ, которые обеспечивают передачу исследования на докоммерческую стадию. При этом предполагается обеспечить рациональную долю таких работ. Мы считаем, что она должна быть не менее 20–25 процентов от общего объёма внутренних расходов на исследования и разработки, а также преодолеть дисбаланс между объёмами фундаментальных и поисковых работ.

Необходимо обеспечить максимальную отдачу от вложений за счёт скорейшего внедрения результатов работ в производство. Важно, чтобы активизировалась научно-исследовательская работа в вузах, а сотни частных компаний участвовали в софинансировании НИОКРов и разработок.

Сегодня у нас соотношение финансирования фундаментальных к поисковым два к одному, а по общемировой практике и по нашему опыту это соотношение должно быть примерно один к двум, потому что поисковые работы как передаточное звено более ресурсоёмкие и без них многие фундаментальные работы остаются без реализации, даже те, которые в принципе могли быть реализованы.

Мы рассчитываем, что если все эти предложения будут реализованы, то эффективность научных исследований и работа научных организаций для модернизации и инновационного развития экономики будут повышены.

Доклад закончен.

Д.Медведев: Спасибо, Андрей Александрович.

Доклад хороший, потому что короткий. Это его безусловное достоинство. Больше никаких докладчиков не запланировано.

Я обращаюсь ко всем присутствующим, если есть что сказать… Может, начать с хозяина нашей сегодняшней встречи? Александр Михайлович, пожалуйста, Вам слово.

А.Шустер: Глубокоуважаемый Дмитрий Анатольевич!

Коллеги!

Во‑первых, Дмитрий Анатольевич, я хотел бы Вас поблагодарить за ту оценку, которую Вы дали комплексу проведённых здесь работ по созданию этого центра.

Во‑вторых, хотел бы сказать, что это только первый этап, первая фаза, поскольку у нас планы идут куда дальше.

Что же касается мер государственной поддержки науки и науки, связанной с технологией, то я хочу сказать, что наша компания, а у нас ведь не только исследовательская, но и производственная компания, в полной мере ощущает эти меры поддержки на себе. Они не всегда осязаемые, не всегда материальные. Я хочу напомнить, что когда Дмитрий Анатольевич, по‑моему, в 2009 году сформулировал пять направлений инноваций и когда одно из них было чётко определено как здравоохранение и, соответственно, фармацевтика, тогда в это мало кто верил, но процесс‑то шёл. По‑моему, классик один сказал, что «когда идеи овладевают умами масс, они становятся материальной силой». И я вам скажу, я говорю не только от своего имени – от имени фармацевтической промышленности как таковой, у нас идёт очень серьёзное шевеление и оживление. Мы поверили, и, наверное, я не зря об это сказал во‑первых, потому что это самая главная мера поддержки фармацевтической отрасли.

Во‑вторых, заработала программа «Фарма-2020», ФЦП в рамках Минпромторга. Программа нам представляется очень эффективной, сбалансированной, самое главное, что она модифицируется на ходу. Что могу сказать в этом отношении? Если мы говорим о биофармацевтическом секторе, то в стране уже достаточно игроков, чтобы гораздо раньше, чем предусмотрено этой программой, закрыть все вопросы. Я говорю не только о нашей компании, могу назвать ещё как минимум две, но не буду делать им рекламу. Думаю, что список тем уже близок реально к исчерпанию. Реально так отреагировал бизнес на формирование целевой программы.

Но у нас есть некие проблемы, которые тормозят развитие как собственно научных исследований, так и фармацевтической отрасли, и биомедицинской области целиком. Если позволите, я бы разбил их на две категории – это законодательные проблемы и проблемы инфраструктурные.

Первое – то, о чём бы мы убедительно просили, так как можем здесь только просить, нас особенно не привлекают к обсуждению этого законопроекта, но в нём нуждаемся не мы, нуждается вся страна, нуждаются люди, нуждается медицина, – это законопроект о биомедицинских клеточных технологиях. Если мы не хотим заложить отставание от всего мира в пять, в десять, в пятнадцать лет, этот закон должен быть принят в самом обозримом будущем, потому что это переход от массовой, скажем, фармацевтики и медицины к медицине индивидуальной, это область, куда идут сейчас крупнейшие игроки фармацевтического рынка. У нас закона нет, мы ограничены в этом смысле, и мы даже не знаем перспективы его принятия, то есть ни временных, ни то, какие изменения или дополнения туда будут внесены. Мы отлично знакомы с законодательством Америки, с законодательством Европы. И для нас очень большая загадка, что мы не знаем, как вообще это будет соотнесено.

Второй вопрос касается отношений, собственно, бизнеса и науки, науки прежде всего той, которая сосредоточена в пределах Российской академии медицинских наук и Российской академии наук. Нет упрощённого и прозрачного механизма отчуждения результатов интеллектуальной деятельности. Есть некий закон, но он не работает. И я могу сказать, что для того, чтобы работать по этому закону, нужно иметь двух героев этой драмы: соответствующий институт и соответствующую бизнес-структуру, которые будут согласны катить этот сизифов камень с двух сторон на протяжении неопределённого времени для достижения результатов. Его нужно упростить. И, по‑моему, нужно просто создать некую структуру, которая будет заниматься оценкой интеллектуальной собственности, создаваемой в рамках бюджетных исследований внутри академических институтов, и на каких‑то условиях либо продавать, либо отдавать бизнесу. Пока же на сегодняшний день, когда у нас есть необходимость в каких‑то технологиях, то для нас как для бизнеса легче купить билет в одну из европейских стран и попытаться приобрести эту технологию там, поскольку там это простая вещь, она известна давно и называется spin-off. В любом университете, любом академическом учреждении есть чётко прописанная процедура: при появлении результата, который потенциально может быть коммерциализирован (каким образом, с каким распределением долей и участием), он выводится из академической структуры в компанию, расположенную рядом, которая уже, собственно, ведёт коммерческую деятельность. У нас, к сожалению, этого нет.

Третий вопрос касается уже компаний, которые реализовали некие наработки (опять же я говорю от лица всего фармсектора) и перед которыми стоит задача регистрации препарата. После принятия нового закона об обращении лекарственных средств выпала одна, казавшаяся на этот момент несущественной, процедура, или одна инстанция. Эта инстанция существует по всему миру и отсутствует у нас. Называется она scientific advice. Раньше у нас это называлось предрегистрационной экспертизой, когда любой заявитель или изобретатель шёл в Минздрав и в нормальном, дискутабельном режиме обсуждал возможности своего препарата, виды клинических испытаний, необходимых для того, чтобы это из идеи превратить в лекарство. Сейчас этой процедуры нет вообще. И мы зачастую ходим по замкнутому кругу, в результате чего, по нашим наблюдениям, срок регистрации препаратов в Российской Федерации уже превысил аналогичные сроки в Европейском сообществе и в США. Более того, из‑за отсутствия института предрегистрационной экспертизы иностранные компании стали отказываться от работы в Российской Федерации. Без этого они не могут сдвинуться.

Это три вопроса, которые касаются законодательной сферы или поправок к ней, по которым мы просим помощи от государства.

И два маленьких инфраструктурных момента.

Много идёт разговоров о центре доклинических испытаний. Более того, в рамках ФЦП «Фарма-2020» есть очень большие деньги, которыми государство помогает компаниям производить доклинические испытания. Но у нас нет этих центров, а деньги запрещено использовать за пределами Российской Федерации. Поэтому я боюсь, что мы оказываемся в ситуации, когда по даже самому новому, самому перспективному лекарству автор или владелец будет вынужден второй раз клинические испытания проводить за границей, чтобы иметь возможность доступа ко всему рынку, а не оперировать исключительно локально внутри страны. Тема эта довольно затратная. По нашим расчётам, такой центр стоит 55–60 миллионов долларов. Но есть масса западных партнёров, которые хотели бы войти туда и финансово, и, самое главное, своим научно-технологическим потенциалом.

Следующий вопрос опять же о создании государственного, скорее всего (потому что здесь, не знаю, будет кто‑то претендовать на участие или право собственности), центра коллективного пользования. О чём я в данном случае говорю? Есть финансирование многих стартаповых компаний сейчас из разных источников: есть фонд «Сколково», мы финансируем, есть другие источники. Через год-два они будут уже на выходе, они будут на выходе с молекулами, но эти молекулы будут или в пробирке, или на бумаге. Место, а такие центры есть по всему миру, где можно реализовать в количествах, необходимых для доклинических испытаний или для клинических, у нас отсутствует. А в стране такой опыт был, я напомню, что в 30-е годы были машинно-тракторные станции, когда у колхозов не было денег на свои трактора. И поэтому мы предлагаем создать такую «машинно-тракторную станцию». Здесь мы можем сами поучаствовать и помочь советом, у нас есть промплощадка, у нас есть специалисты. Но это должен быть центр общего пользования и равного доступа для тех десятков и сотен компаний, которые сейчас возникают и которые так или иначе будут приходить сдаваться, извините, монстрам типа нас, потому что у них нет выхода, либо они будут вынуждены продаваться за границу со своими разработками за копейки, поскольку у них нет возможности наработать на доклинические и клинические испытания, именно на эти этапы жизни препаратов, которые создают добавленную стоимость и стоимость самого продукта. Поэтому мы хотели бы ходатайствовать о рассмотрении этого вопроса.

Вопрос шестой (вопрос довольно комичный) – это оптимизация работы таможенной службы. Мы по‑прежнему ничего не можем сделать, у нас по‑прежнему идёт наращивание запасов материалов, реактивов и оборудования, поскольку в ряде случаев мы знаем, что, если направление исследования меняется, мы должны его просто остановить и ждать от шести до девяти месяцев поступления либо реактивов, либо оборудования. Это опять же не наша личная просьба. Я думаю, сидел бы на моём месте любой другой руководитель научной организации, он бы говорил об этом же.

Д.Медведев: А всё‑таки в чём, Александр Михайлович, сейчас вопрос? Потому что к таможне вопросов всегда много, тем не менее, у вас в чём сложности? Они те же, что были, или что‑то поменялось?

А.Шустер: Те же, что были.

Д.Медведев: Очень долго даёт разрешение на ввоз соответствующих препаратов и реактивов?

А.Шустер: Да, причём совершенно непонятна эта разрешительная система.

Если позволите, Дмитрий Анатольевич, я ещё занимаю должность председателя совета директоров публичной европейской исследовательской компании. Исследовательский центр находится в городе Осло. Понимаете, как мы с ними можем конкурировать, если в Осло заказанные реактивы мы должны разместить до 12 часов сегодняшнего дня, чтобы получить это завтра? Если идёт речь о биоматериале или экстренной доставке, в Осло и в ряде других европейских стран задействована служба скорой помощи, а здесь меньше трёх, шести, иногда девяти месяцев не проходит.

Д.Медведев: Девять месяцев даёт разрешение на ввоз материалов?

А.Шустер: Нет, сначала идёт вся эта разрешительная история, потом идёт заказ препарата, идёт поставка, потом идёт растаможивание продукта.

Д.Медведев: Всё‑таки как объясняется то, что по шесть месяцев растаможивание?

А.Шустер: Ещё есть вопрос, извините, монополизации. В Европе, в Америке есть возможность доставки реактивов, небольших партий оборудования DHL до двери. Здесь работает некое количество товарищей, которые имеют хорошие отношения на таможне, хорошие отношения с транспортными компаниями, которые работают как хабы, они собирают эти заказы и везут их сюда. Вот они убивают массу времени на сбор заказа. Помимо них иногда невозможно заказать, компания-поставщик говорит: у меня есть эксклюзивные отношения с таким поставщиком икс. Мы теряем очень много времени, очень много.

Д.Медведев: То есть это договорённости между таможенными структурами и этими накопительными компаниями…

А.Шустер: Брокерами.

Д.Медведев: …которые невозможно обойти.

А.Шустер: Да. Я не голословно говорю, я готов…

Д.Медведев: Я сомневаюсь, что голословно говорите. Конечно, не голословно.

Это печально на самом деле. Я надеялся, что хоть какое‑то сокращение сроков происходит, в течение которых таможня выполняет свои процедуры. То есть Вы считаете, что сроки не улучшаются?

А.Шустер: Мы стали резидентом «Сколково» с прошлого года. Мы просто сидим все на научных советах, «молимся» и приближаем тот срок, когда в «Сколково» заработает таможня. Поверьте, это будет новый день науки в Российской Федерации, когда в «Сколково» заработает таможня.

Д.Медведев: Хорошо, для вас как резидента «Сколково» заработает таможня. Вы и так в целом за себя можете постоять. А как быть другим несчастным, которые не будут резидентами «Сколково»?

А.Шустер: Дмитрий Анатольевич, мне совершенно невозможно Вам ответить, просто у меня нет никакой идеи, зачем нужны разрешения на то, что мы покупаем, почему это относится к тем товарам, на ввоз которых нужны разрешения. Есть очень чёткий список сильнодействующих препаратов или прекурсоров. Всё остальное… Я не знаю, какой извращённый ум предусматривает возможность злоупотребления этим товаром, спекуляции этим товаром. Понимаете, это ферменты, которыми мы разрезаем гены. Это вот такие пузырьки, в которых…

Д.Медведев: Вот этот извращённый ум‑то как раз и работает в этой системе. Видимо, в его воспалённом мозгу происходят соответствующие процессы и конструкции возникают.

А.Шустер: Может, их чохом вывести в открытую группу, на которую не требуется разрешение? Понимаете, мы готовы платить любые пошлины. Для нас деньги сейчас, для большинства, наверное, для 95 процентов, ничего не значат. Только сроки.

Д.Медведев: У меня такое предложение. Подготовьте, передайте мне список соответствующих препаратов, биологических материалов, может быть, максимально широкий, я не знаю, может быть, лучше подключиться было бы Министерству науки и образования, для того чтобы всё‑таки постараться разрубить этот гордиев узел.

А.Шустер: Я могу пример привести. Литр этого сорбента, который мы Вам показывали, стоит 20 тысяч долларов. Он до сих пор в сухом грануляте поставлялся. Потом компаниям стало легче это делать, и они стали поставлять его в том же литре, но 20-процентного спирта. Это попало сразу в алкогольсодержащую продукцию. Понимаете? Литр 20-процентного спирта, я не знаю, сколько это стоит, центов пять, наверное, и содержимое (20 тысяч долларов) этого литра – и всё. И мы висели по три-четыре месяца, не могли это получить.

Д.Медведев: И что сейчас делаете?

А.Шустер: Сейчас как‑то разрулили. Но я, извините, купил на полгода или на год вперёд на всякий случай.

Д.Медведев: То есть правило всё равно остаётся таким же и во внимание принимается 20-процентный раствор этанола, а не то, что в нём растворено?

А.Шустер: Да. Я постараюсь и коллег попрошу остальных…

Д.Медведев: Да. Я, собственно, в данном случае обращаюсь не только к Вам, но и вообще ко всем, кто от этого страдает, потому что, конечно, это безобразие пора заканчивать.

А.Шустер: А так, Дмитрий Анатольевич, у нас всё хорошо реально.

Д.Медведев: Мы видим, насколько у вас хорошо. У вас действительно хорошо. Я с этого начал, с комплиментов. Офис новый, люди хорошие работают, зарплаты хорошие, дело интересное, но есть мелкие сложности, характерные для нашего государства в целом.

Пожалуйста, коллеги, продолжаем разговор.

Прошу Вас.

А.Аронов: Аронов Александр Михайлович – генеральный директор открытого акционерного общества «ЛОМО».

Я хотел бы несколько слов сказать о кооперации университетов и промышленности по работам по постановлению №218.

Глубокоуважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые участники совещания!

Прежде всего хотел бы отметить причины, по которым наше предприятие приняло участие в таком проекте. Оказалось, это постановление наиболее удобное для частного предприятия – форма участия государства в создании новой продукции. Другие формы финансирования не так привлекательны, так как могут привести к потере прав предприятия на разработку либо к дополнительной эмиссии акций.

Во‑вторых, это была возможность совершения технологического прорыва за счёт сочетания нашего опыта в классическом приборостроении и инновационных знаний молодых учёных ведущего вуза в области информационных технологий, в которых, конечно, классические предприятия отстают.

Совместная работа в рамках этого постановления стала для университета ИТМО и для «ЛОМО» естественным продолжением многолетнего плодотворного сотрудничества. В настоящее время мы ведём совместные разработки по широкому спектру оптических приборов, от микроскопов до телескопов.

В ходе реализации настоящего проекта разрабатывается принципиально новый для отечественного медицинского приборостроения автоматизированный цифровой микроскоп – анализатор микроизображений, осуществляется перевод на «цифру» классических видеоэндоскопов в «ЛОМО», разрабатывается сетевая информационная система и прикладное программное обеспечение для анализа микроизображений.

Разрабатываемый комплекс обеспечивает сопряжение входящих в него средств медицинской диагностики с базой данных электронного госпиталя, а также обеспечивает возможность проведения консультаций и медицинских консилиумов в глобальных информационных сетях. Значение этого проекта для «ЛОМО» – это прежде всего переход на принципиально новую технологическую платформу. Без государственной поддержки и без привлечения нового поколения молодых вузовских специалистов в области информационных технологий такой прорыв был бы очень затруднён.

Для вуза это тоже хороший урок – получение опыта проведения законченного комплекса работ от разработки до постановки на производство инновационного продукта. Для страны в целом создаются предпосылки для решения достаточно важной социальной проблемы: обеспечить население с помощью сетевых технологий высококачественными и доступными медицинскими услугами и консультациями экспертов высокой квалификации.

В завершение хотелось бы сделать несколько предложений.

Я не знал, что у Андрея Александровича [Фурсенко] есть такое же предложение. Мы тоже считаем, что форма господдержки кооперации между вузами и промышленностью, как в постановлении №218, является очень удачной. И предлагаем продолжить её, объявив новый цикл конкурса на срок три-пять лет. Всё‑таки три года иногда бывает мало.

Во‑вторых, считаем, если так можно сказать, необходимо внести ряд изменений в порядок реализации 218-го постановления. Во‑первых, очень жёстко зафиксировано участие предприятий. Мы в софинансировании обязаны не более 20 процентов НИОКР, остальное – только подготовка производства. Непонятно почему. То есть долю НИОКР надо не ограничивать.

Во‑вторых, нужно, безусловно, пересмотреть правила проведения закупок вузом. Сейчас они определяются, как во всех случаях, в 218-м постановлении тоже, 94-м Федеральным законом. Что получается? Получается, очень удлиняется процесс получения денег. Скажем, четыре месяца уходит в полугодии на получение денег конечным потребителем и только полтора-два месяца – на исполнение самой работы. Хотя, казалось бы, проект уже есть, он защищён во многих инстанциях и там уже трудно найти злоупотребления.

И, наконец, третье. Хотелось бы, чтобы Миннауки несколько уменьшил отчётность по проекту. У нас, я знаю, по нашему проекту пять человек систематически работают круглый год над отчётностью. Конечно, больше в институте, но и у нас парочка.

И, наконец, последнее. В ходе реализации 218-го постановления создаётся инновационная продукция. Очень часто, как в нашем случае, потребителями её будут государственные медицинские учреждения. Поэтому государство могло бы способствовать созданию пользовательской среды для нового продукта. Никогда новый инновационный продукт без создания среды не идёт. В связи с этим предлагаем предусмотреть в 2013 году целевое выделение бюджетных средств для приобретения, внедрения и подконтрольной эксплуатации десяти таких диагностических комплексов для телемедицины в учреждениях Минздрава и МЧС.

Спасибо за внимание.

Д.Медведев: Спасибо большое.

Я потом вкратце кое‑какие итоги тоже подведу. Специально, может быть, сразу комментировать не буду некоторые вещи.

Пожалуйста, желающие? Прошу Вас.

С.Лукьянов: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

Меня зовут Лукьянов Сергей Анатольевич. Я работаю в рамках постановления №220 по привлечению ведущих учёных. И под моим руководством создаётся лаборатория в Нижегородской медицинской академии, называется Лаборатория флуоресцентного биоимиджинга. Я скорее являюсь элементом системы, поэтому в целом картину не вижу, но на примере работы лаборатории я хотел бы показать, как тема по взаимодействию вузов, будущей коммерциализации и внедрению в практику результатов осуществляется.

Несколько слов буквально про проект, чтобы было понятно, о чём идёт речь. В начале 90-х годов был открыт зелёный флуоресцентный белок из медузы Aequorea victoria. Это оказался уникальный маркер, который позволяет наблюдать за процессами, проходящими в живых клетках, или клетки внутри живых организмов. Это открытие совсем недавно было удостоено Нобелевской премии. Интересно, что один из авторов открытия – Шимамура, великий биохимик – сейчас также работает в рамках данного проекта в Красноярске.

Мы в конце 90-х в моей лаборатории в Институте биоорганической химии в Москве смогли расширить эту палитру, то есть открыть белки самых разных цветов – от синего до тёмно-красного. Это даже было названо в одном ведущем журнале последней красной революцией России. И эта палитра позволила разработать массу новейших инструментов. Я не смогу углубляться в научные детали, скажу только, что эти белки могут использоваться для наблюдения, в отличие от других красителей, за живыми клетками в режиме реального времени внутри организмов. И в том числе эти клетки могут быть опухолевыми, и мы можем наблюдать за тем, как развивается опухоль или, наоборот, как она подвергается деградации на модельных животных.

Активно используется идея получения меченых опухолевых линий, с тем чтобы в дальнейшем можно было на модельных животных подбирать те лекарственные препараты, ту химиотерапию, которая наиболее эффективно атакует различные типы опухолей. Что важно, несмотря на то что эта модель мышиная, клетки человеческие, существуют такие модели, и они могут быть взяты от индивидуального пациента.

Соответственно, не останавливаясь на наших научных достижениях и разработках, в Нижегородской академии в рамках этого проекта были избраны два направления для такого практического применения. Поначалу мы вообще ориентировались на то, что будем разрабатывать новейшие инструменты и продавать лицензии на эти флуоресцентные инструменты для биомедицинских компаний, фармацевтических. Но сейчас для меня представляется наиболее интересным другое направление, связанное с индивидуальной медициной онкологических заболеваний.

Современные подходы позволяют при анализе конкретных больных, при извлечении биоматериала устанавливать те мутации, которые произошли в ДНК, в ключевых генах, которые и приводят к развитию этой опухоли. Почему это важно? Потому что понимание, что за мутации произошли в опухоли, позволяет, во‑первых, подобрать правильно химиотерапию, а обычно у онкологических больных очень мало времени и шансов на перебор, сейчас во многом подбирается на основе морфологических данных и очень часто ошибочно. А, во‑вторых, собственно, это позволяет тестировать качество проведённого лечения, операции и в дальнейшем проводить мониторинг больного на предмет появления у него данной опухоли снова, на предмет его здоровья.

И в этом направлении стало понятно, что чрезвычайно важно дополнить эту новую технологию, новые подходы тем, чтобы подобранные лекарства можно было тестировать на клеточных культурах и даже в условиях in-vivo, то есть на животных, поскольку достаточно часто какие‑то мутации могут представлять не всю популяцию опухолевых клеток. Или генетические тесты предлагают на выбор два-три, так сказать, препарата. И вот эта работа с культурами опухолевых клеток, взятых от конкретного пациента, может очень существенно дополнять получаемую информацию. Соответственно, вырисовывается вот такое исследование с взаимодействием многих структур.

Я хочу сказать, что мы наметили данную работу. У нас есть потенциальные участники проекта, причём все участники чётко выразили заинтересованность и сейчас активно взаимодействуют между собой. Во‑первых, это компания ЗАО «Евроген», располагается в Москве. Я в 2000 году был инициатором создания этой компании. Как только у нас появились законы о малых предприятиях, об упрощённой системе налогообложения, мы такую компанию создали. Эта компания разрабатывала в течение десяти лет различные инструменты для учёных, а сейчас в биомедицине начинает работу по анализу опухолевых клеток.

В Нижнем Новгороде мы через Нижегородскую академию вступили в контакт с медицинскими учреждениями, где огромный интерес к сотрудничеству, к возможности применения новейших технологий (там большой поток онкобольных) и очень современное оборудование, прекрасные современные врачи, которые прекрасно понимают перспективы. А вот те технологии, которые мы сейчас отрабатываем в рамках гранта 220-го постановления, будут реализованы на базе компании, созданной в Нижегородской медицинской академии, собственно, с участием этой лаборатории. Я считаю, что это будет очень интересная и перспективная работа.

Что сказать о проблемах? Я, в общем, не очень понимал рамки совещания, когда меня пригласили, и не вынес на слайды.

Д.Медведев: Так скажите, прямо. Без слайдов.

С.Лукьянов: По‑моему, проект прекрасный. Он очень серьёзно меняет саму конформацию взаимодействия различных учреждений, работать интересно, и люди вовлечены с большим энтузиазмом.

Проблемы – сроки. Хочу поддержать, что тут очень важно продление, потому что фактически два года… Очень сложно даже кадровую политику проводить, то есть привлекать сильных людей, которым ты не можешь сказать, что буквально через год ты не знаешь, будет финансирование или нет, соответственно, мне кажется, срок должен быть более длинный. Это инфраструктурные проекты, они требуют до пяти лет хотя бы на реализацию, а здесь получается два года.

И более того, я хотел бы предложить, чтобы в дальнейшем Министерство рассмотрело возможность создания отдельной программы миди-грантов, потому что те ребята, которых мы вырастим, которые буквально через несколько лет будут способны к самостоятельным работам, которые захотят что‑то реализовывать сами (на всех, я прекрасно понимаю, мегагрантов не найдёшь, а на те микрогранты, которые сейчас существуют, либо ФЦП-гранты тоже по разным причинам без взаимодействия с компаниями и крупными администрациями выйти трудно), эти ребята, я волнуюсь, начнут уезжать. То есть получится, что мы вложились в некое кадровое решение, которое мы потеряем, если они не смогут на честной конкурсной основе, аналогичной мегагрантам, с международной экспертизой выигрывать на 10–20 миллионов гранты, на которые реализовывать свои самостоятельные проекты.

И я полностью присоединяюсь к Александру Михайловичу [Шустеру]: таможня «не даёт добро» по‑прежнему. У нас были случаи, когда мы пытались этот спирт обойти тем, что высаживали ДНК в виде сухого осадка, но нас просили доказать, что нет паров спирта в пробирке над кусочком фрагмента.

Д.Медведев: Может, с вас просто деньги тянули? Вы как поступили в этой ситуации?

С.Лукьянов: Может быть, но дело в том, что вопросы‑то очень мелкие.

Д.Медведев: То есть это даже не объект для взяток, это просто «упражнение».

С.Лукьянов: Потому что людям на самом деле достаточно сложно систематизировать то, что мы делаем. Мы тоже их понимаем. Они не понимают, что происходит, они волнуются.

Д.Медведев: Слушайте, может, эти люди вообще не должны этим заниматься просто в силу того, что сейчас в мире такие вещи невозможно контролировать, и в других странах же этого не делают.

С.Лукьянов: В других странах, Дмитрий Анатольевич, иная вообще идеология отношения к человеку. Если я как руководитель предприятия, института, фирмы говорю, что это не наркотик, то считается, что это не наркотик. Меня полиция может выборочно проверить, взять тесты в пробирках, но не будет заставлять непонятно каким образом доказывать, что это не наркотик. Пробовать, что ли, при всех или что?

И вторая часть таможни – это животные. В нашем проекте видно, что мы заинтересованы в получении стандартных линий животных, линий клеток. Опять же что‑то надо придумывать, может быть, вынос таможни в такое место, где есть сертифицированный виварий, потому что животные просто не переживают процедуры растаможивания. Для них эти месяцы, проведённые…

Д.Медведев: Это вы можете как‑то пережить, а им, конечно, труднее существенно.

И что сделать лучше?

С.Лукьянов: Мне кажется, что (несмотря на, видимо, убыточность такого поста), может быть, при каком‑то из сертифицированных вивариев сделать несколько комнат, отвести под таможенный пункт, где несколько офицеров будут работать. Но животным нужны условия.

Д.Медведев: Может, в «Сколково» это сделать?

С.Лукьянов: Может быть. Может быть, «Сколково» могло бы работать не только на «Сколково».

Д.Медведев: Конечно. Он должен работать не только на «Сколково». Предполагается, что в «Сколково» виварий будут строить.

С.Лукьянов: А ещё я хотел бы сказать, что участвовал также в предыдущей встрече. Таможня «не даёт добро», а тендеры с нового года на закупку оборудования и реактивов реально по большинству научных программ отменены. И это действительно огромное достижение, которое сделает нашу работу более эффективной, потому что, конечно, мы должны покупать то, что нужно для выполнения проекта, а не то, что дешевле или навязано.

Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо большое.

Пожалуйста, коллеги.

В.Довгий: Объединённая промышленная корпорация «Оборонпром». Довгий Владимир Иванович – заместитель генерального директора по инновационному развитию.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые члены комиссии!

Мы как раз относимся к той компании с госучастием, которая по Вашему поручению разработала и реализует программу инновационного развития. «Оборонпром» является крупной высокотехнологичной компанией, конкурирующей на глобальном рынке вертолётной техники и газотурбинных двигателей.

Наша стратегическая цель – закрепиться в числе мировых лидеров. Для этого нам нужны продукты, которые были бы конкурентоспособны на глобальном рынке в течение как минимум ближайших 40–50 лет. Для этого в рамках программы инновационного развития мы разрабатываем продукты нового поколения, внедряем технологии мирового уровня.

Большая часть программы инновационного развития – это НИОКРы как продуктовые, так и технологические. Они у нас растут темпами 30 процентов в год, соответственно, растут объёмы, которые мы заказываем научным организациям и вузам. По итогам 2011 года в два раза мы увеличили объём заказов вузам и научным организациям, а до 2015 года мы планируем увеличить в пять раз. Но в этой части есть определённые резервы.

Наши предложения. Во‑первых, мы понимаем, что необходимо перейти от заключения коротких локальных договоров на НИОКР к среднесрочным и долгосрочным комплексным проектам по сопровождению жизненного цикла продукции. «Оборонпром» – это корпорация, которая сопровождает полный жизненный цикл своей продукции, и нам нужны научные организации и вузы как партнёры, а не как продавцы локальной и научно-технической продукции.

Второе предложение. Поскольку жизненный цикл нашей продукции 40 лет и более, крайне важно, чтобы компании, научные организации и вузы имели общее видение будущего, какие вызовы нас ждут, как на них реагировать. В этой части мы считаем крайне важным провести совместное форсайт-исследование, разработку технологических коридоров и «дорожных карт» по приоритетным направлениям инновационного развития.

Третье предложение. Мы хотели бы присоединиться к высказанным словам о том, что необходимо сохранить широкий спектр инструментов государственно-частного партнёрства в инновационной сфере. Поддерживаем продолжение 218-го постановления Правительства. И программы инновационного развития, и технологические платформы, и территориальные инновационные кластеры – они дополняют друг друга и в комплексе способны дать синергетический эффект.

И четвёртое. Просим рассмотреть возможность применения повышенного уровня рентабельности при закупках продукции для государственных нужд у инновационно активных компаний, которые реализуют программы инновационного развития, поддержанные отраслевыми министерствами. Здесь вопрос не иждивенчества, в вопросах инновационного развития фактор времени принципиальный. Если такое решение, хотя бы на переходный период, принять, это позволит ускорить формирование корпоративных фондов инновационного развития, которые созданы в соответствии с Вашим поручением, Дмитрий Анатольевич, и позволит нарастить объёмы финансирования НИОКР за счёт собственных средств. И ещё очень важное направление. Мы могли бы активизировать наше взаимодействие с институтами развития при реализации совместных проектов, в которых предусматривается софинансирование.

Надеемся, что данные предложения позволят повысить результативность научных исследований и разработок, выполняемых научными организациями и образовательными учреждениями по заказам компаний.

Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо большое.

Кто ещё? Пожалуйста.

В.Васильев: Глубокоуважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые участники заседания!

Когда первоначально я строил свой доклад, то хотел построить его на тех достижениях, на тех результатах, которые были достигнуты за последние три-четыре года, но в итоге понял, что хотелось бы в течение короткого времени (до пяти минут) всё‑таки изложить видение национального исследовательского университета, что произошло существенного за последние три-четыре года.

Мне кажется, что всё‑таки произошёл системный сдвиг в национальных исследовательских университетах, не только в том университете, который я представляю. Это связано и с изменением основной деятельности, и с изменением ментальности преподавателей и студентов. Хочу сразу же сказать, что те инструменты, которые касаются взаимодействия с бизнесом, и со структурой организации управления высшим учебным заведением, и с формированием инновационной среды, не являются жёстко привязанными, они действительно проникают или диффундируют из одних существенных изменений в другие. Я хотел бы по каждому из таких блоков изменений привести примеры.

Прежде всего это взаимодействие с бизнесом, частично, естественно, это связано с системой управления вузом, в котором, мы все прекрасно знаем, строится кафедральная университетская система. Но если посмотреть то, что сейчас сделано в нашем университете, то созданы традиционные кафедры, приход якорной компании Mail Group (Москва). С помощью Mail Group была создана кафедра и лаборатория под руководством выдающегося учёного Петера Слота. Также подключение наших американских партнёров, венчурных капиталистов для создания фонда-акселератора и взаимодействия в том числе и с бизнесом. Александр Михайлович Аронов говорил о конкретном проекте c ЛОМО. Здесь есть ряд и других конкретных предложений.

Если говорить о системе управления вузом, всем хорошо известно (я имею в виду в области поддержки научных исследований), что было всегда. Всегда было управление НИРов и интеллектуальная собственность. Сейчас нас заставили полностью перестроить комплексную поддержку, начиная от задела стратегического планирования, заниматься форсайтом, естественно, в областях, где работает наш университет (информационные технологии, фотоника, робототехника). Это организация проектной деятельности, это подготовка и менеджеров, которые работают в университете, и так далее, включая создание вузовского студенческого бизнес-инкубатора QD («Четвёртое измерение»), это то, что сами студенты придумали, он поддерживается инвестиционным фондом «Четвёртое измерение», выпускниками нашего университета, и фондом-акселератором, это венчурные фонды Соединённых Штатов Америки.

Я говорил о ментальности. Вот, пожалуйста, то, что сделали студенты в прошлом году. В течение каникул, обращаю ваше внимание, начиная с середины июля, был проведён стартап-марафон, в котором в итоге было задействовано около двух тысяч людей. И в конце года они вышли на стартапы, которые получили уже не просто посевное финансирование, а венчурное финансирование. Один был приобретён стратегическим инвестором.

Об основных результатах можно говорить много, но я хотел бы остановиться на таких результатах, которые связаны с молодёжными инновациями. Создано 12 студенческих компаний. Притом это не просто создание, одна уже работает и размещена в Кремниевой долине. Это говорит об уровне тех работ, которые сделаны. Проведены два стартап-марафона SumIT. Более 3,5 тысячи ребят проскочило через эту систему. Это буквально двухмесячный период, который задействован обучением.

Конечно, «Сколково», безусловно. Потому что открытие филиала в Санкт-Петербурге Открытого университета «Сколково» по направлению подготовки специалистов в области высокотехнологичного предпринимательства… Сразу же хочу сказать, это студенты не только нашего университета, задействованы все желающие студенты высших учебных заведений нашего города Санкт-Петербурга. И мы вообще хотели бы выйти на весь Северо-Западный регион. Очень важно, что объединились активные студенческие объединения и ассоциации, которые работают в области высокотехнологичного предпринимательства, которые работают совместно. И тот фонд-акселератор, который уже начал работать.

Более того, на Санкт-Петербургском экономическом форуме, мы договорились, будет представлено пять серьёзных студенческих работ стратегическим инвесторам, понятно, что инвесторы на Петербургском форуме собираются серьёзные.

В качестве предложения я хочу сказать, Дмитрий Анатольевич, что то, что делается, я, может быть, из‑за краткости не всё чётко показал, но ещё раз хотел бы повторить, все инструменты, которые были задействованы в три-четыре года, они совместные, они, безусловно, изменили облик, парадигму развития университета, атмосферу, ментальность, как угодно. Это действительно так, это касается, во всяком случае, национальных исследовательских университетов. И хотелось бы это направление продолжать, не сворачивать. Коллеги все уже об этом говорили.

Поэтому большущее спасибо за то, что было сделано. Действительно, стали дышать, смотрим в будущее, появились дети, я имею в виду студенты и молодые учёные.

Спасибо за внимание.

Д.Медведев: Спасибо большое.

А.Габибов: Дмитрий Анатольевич!

Я здесь представлен как заведующий лабораторией, с удовольствием поделюсь в следующий раз нашими данными, а сейчас я хотел бы остановиться на некоторых политических вопросах. Может быть, некоторых коллег из академии я даже несколько возмущу. Но посмотрим.

Да не обидится на меня Александр Михайлович Шустер, с которым мы проработали довольно долго вместе, я хочу углубить проблему, о которой он говорил. Дело всё‑таки не только в таможенниках, которых мы подразумеваем априори коррупционными, а дело в том, что Россия в постперестроечный период стала окружённой виртуальной Берлинской стеной. Этот процесс двусторонний. Действительно, с одной стороны, у нас неправильное законодательство, и мы получаем замедленно, в десятки раз по времени замедленно те продукты, которые мы дальше можем использовать. Но здесь нельзя недооценивать и Запад. Запад стал труднее публиковаться, хотя мы пробиваем всё‑таки статьи в хорошие журналы, но есть большая проблема, что продукты, о которых говорил Александр Михайлович, многие из них высокотехнологичные, в частности, модели животных, впрямую недоступны нашим лабораториям и фирмам. Здесь нам может помочь «Сколково». На самом деле, если вы делаете заказ некоторых клеточных линий из Америки, вы не получите их под разными предлогами, поэтому это очень важная проблема.

Я перейду сразу к сотрудничеству, прямому сотрудничеству с крупнейшими международными европейскими организациями, где нас ещё пока ждут, в частности, я имею в виду Европейскую молекулярно-биологическую лабораторию, куда взнос составляет 7 миллионов евро в год, но участие в этой лаборатории позволит официализировать трансфер в «Сколково» тех моделей, которые явно помогут нам продвинуться вперёд. Я ставлю этот вопрос прямо.

Далее, вопрос второй, не материальный, а именно более политический. Наших учёных стали существенно меньше приглашать, если сравнить с советскими временами, на крупнейшие международные конгрессы. У нас очень приличные публикации, рейтинги. Дело всё‑таки, наверное, политическое. Когда я был избран президентом, пять лет назад, нашей ассоциации, я решил кардинально изменить эту ситуацию.

Если вы посмотрите программу крупных конгрессов, где собирается по 4–5 тысяч человек, то увидите двух-трех русских, я имею в виду не эмигрантов, а российских учёных. И мы добились путём очень больших усилий привлечения одного из таких топовых конгрессов на территорию Российской Федерации. Это 2013 год, июль – ФЕБС, Конгресс Федерации европейских биохимических сообществ. Они выбрали только Петербург, как наиболее привлекательный.

Мы столкнулись с очень сложной проблемой, чего не было в Советском Союзе. Такой конгресс был, он проводился покойным вице-президентом Овчинниковым в Кремле в 1984 году. Так вот здесь, когда я выступал дважды или трижды на подобных конгрессах и добивался этого слота, мне сказали, что «к вам не приедут, потому что к вам нужны визы». Я говорю: «А почему в Китай или в Индию, куда меня приглашали с докладами на такие конгрессы, туда нужны визы?» – «Ну, это другой вопрос. А вот Россия – да, она в Европе». Поэтому мне как гражданину и патриоту претит этот вопрос, но я его ставлю. Мы рассматривали его в «Сколково», прорабатывали.

В исключительных случаях, когда конгресс, куда мы привлекли уже 10 нобелевских лауреатов (поверьте, это очень высокий уровень конгресса), когда всё‑таки конгресс приезжает к нам, – снять на время это унизительное решение виз и на неделю, на десять дней специальным решением, как футбольный матч, как Олимпийские игры, внести какие‑то подзаконные акты (или специальным указом) и развить эту историю? Потому что таким образом наша молодёжь сможет увидеть уровень исследований. Да, они ездят, мы стремимся ездить, наше общество и академия, отправлять молодёжь. Тем не менее, когда они видят, что люди приехали сюда и с нами разговаривают на равных, то это совершенно другая ситуация. Я считаю, что эту проблему нужно поставить. Повторю, унизительное положение, что мы до сих пор находимся в визовой изоляции, но трудно обеспечить визовый режим четырём тысячам человек сразу.

Спасибо большое за внимание.

Д.Медведев: Спасибо.

Есть ещё что сказать присутствующим?

Тогда у меня предложение. Может, министры хотят что‑то прокомментировать, я имею в виду и Андрея Александровича [Фурсенко], и Эльвиру Сахипзадовну [Набиуллину], и других коллег, которые здесь есть, прежде всего в части, касающейся продления соответствующих документов?

А.Фурсенко: Дмитрий Анатольевич, что касается 218-го, то Вы соответствующее поручение давали, и постановление Правительства принято. Сейчас мы обсуждаем с Минфином, с Минэкономразвития госпрограммы по науке. Я могу сказать, что мы эту статью там предусматриваем.

Та же самая ситуация с 220-м – с приглашением ведущих учёных, причём как с продлением существующих грантов, так и с объявлением новых. При этом мы действительно предлагаем несколько уменьшить суммы, но обеспечить более длинные гранты, и, главное, не для всех, а для успешных грантов обеспечить продление. Как раз 23-го будет собираться совет, который обеспечивает грантами, мы будем заслушивать целый ряд участников. Мы договорились о том, что те гранты, которые демонстрирует хорошие показатели, во‑первых, будут продлены, может быть, на два года, и будут выделены деньги, по крайней мере, предложено будет. Но если в каких‑то случаях (а такие всё‑таки работы тоже есть) проект не самый выдающийся, то, в общем, наверное, и неправильно всех их чохом автоматически продлевать.

Д.Медведев: Чохом и не надо, конечно. Зачем же чохом? А 219-е постановление?

А.Фурсенко: А 219-е – это программа поддержки инфраструктуры. Мы сейчас провели конкурс программ развития целого ряда вузов. И, в принципе, мы считаем, что можно использовать для этого и другие инструменты, то есть по приоритетности опять же, как нам представляется, 218-е и 220-е имеют приоритет. Мы бы рады были всё продлить, но понимаем, есть бюджетные ограничения, и поэтому мы расставляем приоритеты.

И то же самое, касается либерализации, о чём Александр Михайлович говорил. Я записал себе. Есть некоторые вещи, которые только что приняты, по поводу развития четвёртой части Гражданского кодекса в части интеллектуальной собственности. Мне кажется, что можно было бы ими воспользоваться. Если недостаточно, то, может быть, тогда мы вместе с Александром Михайловичем посмотрим, что надо сделать дополнительно.

Д.Медведев: Есть какие‑то дополнения ещё?

Пожалуйста, Виктор Феликсович.

В.Вексельберг: Дмитрий Анатольевич, я хотел бы просто проинформировать о том, что Фондом принято уже решение о создании центра доклинических исследований. Сейчас идёт проектная работа, формируется команда. Привлечены специалисты, имеющие опыт работы в аналогичных зарубежных структурах. Я думаю, что, бесспорно поддерживая всё, что было сказано с точки зрения актуальности этой проблемы, Фонд справится с этой задачей и подготовит на высоком уровне такой центр.

По поводу таможни информация. Таможенный брокер Фондом учреждён. Юридически он готов к своей деятельности, уже фактически приступил. Существуют ограничения, связанные с учредительными документами. Услуги оказываются только резидентам, которые зарегистрированы в соответствии с процедурами. Поэтому все резиденты могут пользоваться нашими услугами. Ну а те, кто станут, соответственно, в будущем тоже получат такую возможность.

Д.Медведев: Спасибо.

Давайте подводить итоги.

Проект поручения подготовлен. На что хотел бы обратить внимание? Коллеги здесь выступали – я вкратце остановлюсь на некоторых моментах, которые мне представляются значимыми и по которым хотел бы, чтобы дополнительно Правительство и Администрация Президента проработали проекты моих соответствующих поручений.

Первое – в части, касающейся законопроекта о биомедицинских клеточных технологиях. Я не возражаю против того, чтобы такой законопроект появился. Надо единственно адекватно проработать, посмотреть на законодательства других стран. Просто я не очень чувствую, где такие законопроекты есть, как они действуют. Но если такой опыт есть и если есть предмет для правового регулирования на уровне закона, то можно делать. Если это могут быть акты, допустим, подзаконные, то есть постановления Правительства, например, – можно сделать это на уровне постановления Правительства, здесь нужно просто понять специфику. Поэтому хочу сказать, что такое поручение дать можно.

Это же касается и совершенствования законодательства о передаче технологий и стадии коммерциализации, хотя здесь проблемы, на мой взгляд, всё‑таки в большей степени не законодательства, а существующей практики и целого ряда ограничений, которые сохраняются у нас на уровне ведомств, о которых много сегодня говорилось.

По поводу предрегистрационной экспертизы. Я не возражаю против того, чтобы поручить проработать вопрос либо её возрождения, либо создания аналогичного института, который будет выполнять те же самые функции.

По центру доклинических исследований Виктор Феликсович [Вексельберг] только что сказал.

Государственный центр коллективного пользования: тоже нужно подумать, каким образом что‑то подобное создать. Он, собственно, там и должен быть.

По таможне комментировать специально не буду, потому что все основные комментарии прозвучали.

Я согласен с тем, что желательно, чтобы все конкурсы, которые проходят в рамках применения соответствующих постановлений, были рассчитаны на более длительный срок. Здесь как раз коллеги об этом говорили – о продлении на три-пять лет соответствующих мер господдержки. По мере возможности мы будем это делать.

По поводу ограничения доли НИОКРов. Посмотрите в рамках 218-го постановления: действительно, стоит ли это ограничение сохранять, или, может быть, сделать его более подвижным. Вообще всякие ограничения, как правило, ведут к обходу закона. И если сами участники соответствующих процессов, если предприниматели, научная общественность полагают, что это нецелесообразно, – значит, лучше это отменить.

По поводу уменьшения отчётности, тоже коллеги об этом говорили, обратить внимание. Я не знаю, я не отчитывался вам ни разу пока. Но говорят: много отчётности – значит, её много, вряд ли врут.

Ещё раз по срокам звучала тема. Я, собственно, поддерживаю.

По поводу так называемых микрогрантов, тоже коллеги выступали, говорили, – миди- и микрогрантов. Понятия «миди-» и «микро-» очень разнятся в зависимости от тех условий, в которых мы живём: где‑то это «миди-», а где‑то это уже и не «миди-», но в целом это правильно. Надо думать о том, чтобы наши гранты были разноплановы и по размерам, и по сроку действия.

По поводу вивария тоже разговор уже был.

Дальше у нас некоторые темы повторялись – по среднесрочным и долгосрочным проектам в рамках соответствующих НИОКРов.

По продлению срока действия постановлений Правительства уже Андрей Александрович [Фурсенко] откомментировал: я имею в виду 218-е, 219-е и 220-е. По сути, все необходимые решения должны быть приняты, жду окончательных предложений.

Повышение уровня рентабельности по инновационным компаниям – это более сложная тема, тем не менее хотел бы, чтобы Министерство экономического развития проанализировало и этот вопрос.

Несколько тем, которые звучали, таких околополитических – по поводу сотрудничества с различными европейскими институтами. Я, естественно, двумя руками за, вопрос ведь, наверное, как обычно, упирается в банальности – в деньги. Всякие хорошие институты просят за участие в них платить деньги. Моя позиция понятна: конечно, там, где это не астрономические суммы, надо платить, потому что потерять можно гораздо больше; эти все членские ежегодные или ещё какие‑то взносы – желательно их платить. Давайте подумаем над тем, чтобы источники для платежа, может быть, как‑то диверсифицировать, посмотреть на то, чтобы в ряде случаев не только государство участвовало в этом, но и негосударственные структуры. В конце концов есть объединения соответствующих компаний, они уже что‑то в нашей стране значат.

И то, что говорили по поводу виз. Здесь такая ситуация. Вы знаете, сколько я положил усилий на то, чтобы прежде всего наших европейских коллег сдвинуть с этой мёртвой точки. В принципе движение по визам есть, потому что мы с ними подготовили «дорожную карту» движения к безвизовому пространству. Сколько мы по этой карте будем двигаться, я не знаю: всё зависит от их доброй воли. Мы готовы это сделать сегодня, завтра, когда угодно, потому что я никаких препятствий не вижу. Одних договоров о реадмиссии за последние годы, я помню, мы подписали, наверное, 22 или 23. Напомню, что стран в Евросоюзе – 27, то есть мы даже в этом смысле абсолютно готовы, но у них есть свои резоны – конечно, их невозможно не слышать. В каждой стране, кстати, там больше всего, например, резонов, как ни странно, не в государствах, с которыми у нас есть какие‑то сложности в политическом общении, а у крупных государств, где есть проблемы миграции. Те же самые проблемы существуют в ФРГ и в некоторых других государствах. Тем не менее мы двигаться будем.

Идея разовых разрешений на въезд: она ущербная несколько для государства, скажем откровенно, вы сами об этом сказали, но потенциально, конечно, это не исключается, особенно когда, например, есть уже окончательные, допустим, договорённости. Обычно, конечно, это делается не под конгресс или форум, потому что это всё‑таки более счётное количество, а действительно футбол, где – десятки тысяч. Но, наверное, можно подумать и о каких‑то ситуациях, связанных с большими мероприятиями типа научных форумов и конгрессов. Будет обращение – будем рассматривать, короче говоря. Хотя, как мне представляется, всё‑таки здесь роль виз несколько завышена, потому что к нам не едут по разным причинам или к нам едут по разным причинам. Мне кажется, всё‑таки сейчас проблема виз становится вторичной. Раньше не ехали исходя из других соображений. Но иногда, конечно, это имеет значение, я спорить не буду, это так.

По поводу совершенствования гражданского законодательства. В настоящий момент у нас готовится новая версия Гражданского кодекса включая совершенствование положений части четвёртой Гражданского кодекса, посвящённой интеллектуальной собственности. Вы сами люди опытные, все здесь присутствующие, руководители бизнеса и научных школ. Никаких идеальных законов не бывает. Как только появится новая версия Гражданского кодекса, естественно, в ней будут обнаружены какие‑то свои проблемы, но это тем не менее уже тоже будет определённый шаг вперёд. Надеюсь, что режим охраны, режим защиты интеллектуальной собственности и так называемой промышленной собственности в узком смысле этого слова будет более современным.

Уважаемые коллеги, спасибо всем за работу. Эта работа будет продолжена и сейчас, и после известных событий в мае этого года.

Всем до встречи!