Президент России — официальный сайт

Новости   /

Запись интервью состоялась 1 июля в Москве.

Д.Медведев: Добрый день!

Д.Стил: Дмитрий Анатольевич, господин Президент!

Для нас, конечно, большая честь иметь возможность сидеть рядом с Вами накануне Вашего первого участия в «большой восьмёрке». Интерес к Вам, к Вашим взглядам в качестве нового Президента России, конечно, огромен не только среди Ваших партнёров по «восьмёрке», но также у прессы и граждан наших всех стран. Поэтому сначала я хотел бы от имени всех нас сердечно поблагодарить Вас за приглашение сюда на это интервью и за этот разговор.

У меня такой первый вопрос. На протяжении последних недель Вы не раз говорили о том, что нынешняя глобальная экономическая система не функционирует эффективно. Вы даже критиковали на этот счёт Соединённые Штаты Америки. И Вы сказали, что надо создать новые экономические механизмы. Я хочу спросить: конкретно какие механизмы предлагаете Вы и как они будут действовать?

Д.Медведев: Спасибо.

Мне тоже очень приятно пообщаться с вами в преддверии предстоящего саммита «большой восьмёрки». Для меня это будет первая поездка на это мероприятие. И я с удовольствием расскажу о своих представлениях и предпочтениях по основной повестке дня этого саммита.

Начнём с того, что глобальная текущая экономическая ситуация никому понравиться не может. Несмотря на то что в мире существуют достаточно неплохие островки экономической стабильности, в целом параметры международной экономики очень сложные. В прошлом году произошёл финансовый кризис, возникла проблема денежной ликвидности. Кризис затронул положение ряда крупных игроков, по сути, подорвал доверие к американской ипотечной системе, сопровождался различного рода негативными процессами в макроэкономической сфере.

В частности, в результате изменения политики ряда ведущих государств обострилась проблема инфляции, которая сегодня присутствует в повышенном объёме практически во всех развитых экономиках планеты. Где‑то рост инфляции выше, особенно на тех рынках, которые ещё не так хорошо отрегулированы, где‑то увеличение темпов инфляции пониже, но тем не менее это всё равно довольно значительные цифры. Европейское сообщество вышло за ту отметку, которую рассматривают как критическую, – три процента годовых инфляция. Мы недавно, кстати, на эту тему говорили с моими коллегами из Евросоюза.

Политика Правительства сегодня направлена на то, чтобы обуздать инфляцию, привести её в соответствие с теми параметрами, которые мы хотели бы для себя иметь в текущем году. А впоследствии выйти уже на те цифры, которые рассматривали как контрольные, то есть на уровень инфляции, сопоставимой с инфляцией развитых экономик.

Россия тоже испытала на себе определённые проблемы, связанные с текущей финансовой ситуацией.

Во‑первых, увеличилась процентная ставка, и та процентная ставка, которая сегодня используется в большинстве развитых экономик, естественно, отражается и на нашей процентной политике.

Во‑вторых, мы тоже попали под воздействие инфляционных потоков, выкатились за те рамки, которые поставили в качестве оптимальных для себя на этот год. И в прошлом году произошло это, и в этом году у нас пока ситуация с инфляцией не вполне благополучная. И поэтому вся политика Правительства сегодня направлена на то, чтобы обуздать инфляцию, привести её в соответствие с теми параметрами, которые мы хотели бы для себя иметь в текущем году. А впоследствии выйти уже на те цифры, которые рассматривали как контрольные, то есть на уровень инфляции, сопоставимой с инфляцией развитых экономик. Поэтому в целом ситуация в глобальной экономике очень непростая.

И, конечно, совершенно очевидно, что ряд институтов, исторически создававшихся в 70-е, в 60-е годы, ряд структур, которые являются ключевыми игроками, сегодня с этими позициями не справляются. Отсюда идеи, которые возникли в ряде государств, о том, чтобы постараться отрегулировать эту финансовую систему по‑новому. Во‑первых, она должна быть более справедливой. Она должна учитывать тот набор рисков, которые являются актуальными на сегодняшний день. Она должна учитывать негативный опыт, связанный с перегревом экономики: и мировой экономики в целом, и экономик отдельных государств. Она должна учитывать негативный опыт, связанный с ипотечными системами. А кризис ипотечных систем затронул не только Соединённые Штаты – там это представлено в таком самом сильном, рафинированном виде, – но и в других странах возникли проблемы. Она должна учитывать общую ситуацию с фондами и просто должна быть модернизирована под сегодняшний мир.

Что для этого нужно сделать? Для этого нужно как минимум сформулировать эти предложения и начать переговоры о том, как эта система могла бы выглядеть. Сейчас подобные предложения готовятся рядом государств, я уже об этом сказал, в том числе Великобританией. Готовятся подобные предложения и нами.

Речь идёт о том, чтобы при использовании части международной архитектуры финансовых отношений – и структурной части, и содержательной – всё‑таки постараться решить те проблемы, которые на сегодняшний день накопились. Сделать эту систему, ещё раз повторю, более гибкой, более приспособленной к потребностям сегодняшнего дня, научиться управлять теми процессами, которые привели к очень серьёзному обострению на глобальном рынке финансов. Это непростое дело, более того, естественно, это не означает слома всей той архитектуры, которая создавалась десятилетиями. Но то, что она должна быть усовершенствована, то, что она должна быть более современной, более защищённой от рисков, то, что она не должна страдать национальным финансово-экономическим эгоизмом, а должна всё‑таки быть более справедливой по отношению к другим государствам, это совершенно очевидно. Эта система не может быть сориентирована только на одну страну и только на одну валюту. Она в будущем должна быть основана на сбалансированности ведущих экономик, на их устойчивом росте и на принципе нескольких резервных валют. Вот такой мультивалютный подход мы тоже считаем достаточно важным, когда при наличии стабильного, а не слабого, как сегодня, доллара имеются другие резервные валюты, которые помогают мировой экономике и отдельным государствам справиться с проблемами. Речь идёт, естественно, и о европейской валюте, и о тех идеях, которые сегодня формулируются на Востоке. Мы говорим также и о возможности в будущем рассмотреть вопрос о том, чтобы придать рублю качество региональной резервной валюты. Но это не делается указами Президента, это не делается росчерком пера. Это, как правило, следствие хорошо отлаженной экономики и приемлемости того или иного платежного средства для использования другими партнёрами.

То, что мы сейчас начали развивать биржевую торговлю нефтепродуктами, другими энергоносителями за рубли, это как раз шаг в сторону превращения рубля в одну из возможных региональных резервных валют, тем более что внутренняя и внешняя конвертируемость рубля (та цель, которую мы ставили перед собой ещё несколько лет назад), достигнута. Теперь главное, чтобы рубль воспринимался как надёжное средство, куда можно помещать накопления, при использовании которого можно проводить соответствующие сделки. Это цель, может быть, на какой‑то более длительный период, но, на мой взгляд, вполне достижимая.

Таким образом, наверное, повестка дня в области улучшения макроэкономической ситуации в мире – преодоление глобальных экономических проблем.

К.Леви: Уважаемый Президент, я хотел бы задать вопрос по поводу Джона Маккейна. Вы знаете, что Маккейн выступил за исключение России из «восьмёрки». Считаете ли Вы, что, если Маккейн победит на выборах, будет трудно установить хорошие отношения между Россией и США?

Д.Медведев: Знаете, я думаю, что устойчивость американской экономики к кризисам, а вчера мне об этом достаточно красноречиво говорил министр финансов господин Полсон, связана также с тем, что Соединённые Штаты Америки в целом стараются проводить сбалансированную политику. Эта политика не должна зависеть в целом от того, кто стоит у руля. Поэтому отдельные заявления, связанные с проведением, скажем, предвыборной кампании, мне бы даже не хотелось комментировать. Насколько я знаю, в последнее время об этом специально никто не говорил. Совершенно очевидно, что какие‑либо тезисы об исключении России или давлении на Россию выглядят просто несерьёзно. Мировая «восьмёрка» существует не потому, что это кому‑то нравится или не нравится, а потому, что это объективно самые крупные экономики и самые серьёзные с точки зрения внешней политики игроки. Попытки кого‑то ограничить в этом качестве как минимум нанесут ущерб всему мировому порядку.

Я думаю, что на эту тему даже можно ничего больше не говорить. Уверен, что любая Администрация Соединённых Штатов Америки, если она желает добиться успехов, в том числе и в преодолении, по сути, депрессии, которая сегодня существует на американском экономическом рынке, должна проводить прагматическую политику и внутри страны, и за её пределами.

Д.Армстронг: Господин Президент, планируете ли Вы продолжать политику Президента Путина? И считаете ли Вы, что политика Путина способствовала стабилизации России? Однако существуют свидетельства того, что во многих аспектах жизнь за последние восемь лет ухудшилась: не удалось снизить уровень коррупции, преступлений, повысилась забюрократизированность государства. Планируете ли Вы действовать иначе в каких‑то областях, не так, как Президент Путин? И если да, то в каких?

Спасибо.

Мы хотим создать развитую страну с хорошей, сильной экономикой, с социальной сферой, которая устраивает наших людей, преодолеть бедность, коррупцию, выстроить дружеские отношения с нашими международными партнёрами.

Д.Медведев: Я как раз сейчас говорил про руководство Соединённых Штатов Америки, то же самое мне бы хотелось сказать про тот курс, который проводит и должно проводить руководство Российской Федерации. Этот курс должен быть стабильным и сбалансированным, без каких‑то причуд и изгибов. Поэтому о наших приоритетах на ближайшие, по сути, 15–20 лет мы заявили ещё восемь лет назад, и с тех пор цели развития Российской Федерации не меняются. Мы хотим создать развитую страну с хорошей, сильной экономикой, с социальной сферой, которая устраивает наших людей, преодолеть бедность, коррупцию, выстроить дружеские отношения с нашими международными партнёрами. Эти цели не могут подвергаться ревизии, кто бы ни стоял во главе Российского государства. И я считаю, что здесь изменений быть не должно, это моя позиция, и это, как мне представляется, именно то, что ждёт от нас народ России.

Что же касается нюансов, акцентов, то они, конечно, меняются. Какие‑то проблемы мы решаем достаточно успешно, а по каким‑то мы не можем сдвинуться вперёд. Одна из кричащих проблем, о которой я специально некоторое время назад не только стал говорить, но и предпринимать определённые действия для её решения, – это коррупция. Мы, к сожалению, мало что сделали за истекшее время для того, чтобы справиться с этой проблемой. Кстати, об этом сказал и Владимир Владимирович Путин, когда давал, по‑моему, свою финальную пресс-конференцию. И сейчас, когда мы уже достигли определённых экономических успехов, самая пора начать разбираться с этой проблемой, потому что задушить коррупцию в бедной стране невозможно. Коррупцию можно существенно ограничить в стране, которая развивается, которая становится более обеспеченной.

Таким образом, акценты и внутренней, и внешней политики, безусловно, будут меняться. Есть ещё такое понятие, как стиль, и у каждого политика, у каждого президента свой стиль. В противном случае и люди бы не различались, и гражданам нашим было бы скучно, и вам бы тоже было не очень весело. Но это стилистические оттенки. Я думаю, что они не должны подменять главного: работу над приоритетами, в реализации которых заинтересована наша страна, наши люди.

Ф.Ноде-Ланглуа: Дополнительный вопрос по коррупции. В марте Вы сказали, что хотите изменить подход людей, что в России люди неохотно выполняют нормы закона. И, как недавно сказал Чубайс в Петербурге, реформы, я цитирую, будут неэффективными, если не будет конкурентоспособных политических механизмов, если не будет сильной оппозиции. Поддерживаете ли Вы эту точку зрения?

Д.Медведев: Вы знаете, коррупция – это, очевидно, возможность использовать свое собственное монопольное положение для достижения, как правило, корыстных целей. Чиновник имеет эксклюзив и использует это не в государственных интересах, а в личных, чтобы карманы набить. Поэтому всякого рода соревновательность, состязательность полезна. Почему мы достаточно жёстко, может быть, не так, как нам бы хотелось, но всё‑таки достаточно жёстко внедряем конкурсные процедуры в экономике? Именно потому, что, когда есть выбор между несколькими вариантами, всё‑таки, очевидно, коррупционное решение не пройдёт. Тоже можно манипулировать, мы знаем, и у нас это случается, и в других странах, но всё‑таки это уже открытая схема. В этом смысле состязательность политических сил тоже необходима для того, чтобы политическая система была устойчивой.

Система, которая построена на праве на истину одной партии, показала свою слабость 20 лет назад. Она не смогла справиться с новыми вызовами и прекратила своё существование. Поэтому для обеспечения конкурентоспособности нашей страны в глобальном масштабе мы должны использовать и политическую конкуренцию. Но она должна быть разумной. Это именно конкуренция, построенная на законе. Это конкуренция в рамках законов тех политических сил, которые настроены на нормальное состязание за лучшее будущее России. Без такой конкуренции, конечно, полноценная борьба с коррупцией тоже будет невозможна.

В.Гуревич: Дмитрий Анатольевич, Вы перечислили несколько глобальных кризисов, с которыми, наверное, мы все столкнулись в разной степени. И они пришли, собственно, в довольно короткий срок, начали обваливаться со второй половины прошлого года. А между тем «восьмёрка» – это такой традиционный формат. Он готовится очень долго, заранее. До какой степени нам и всем мировым лидерам, мировым державам удаётся оперативно реагировать на эти возникающие быстро кризисы? Не возникает ли, может быть, дополнительная необходимость каких‑то новых форматов рядом с «восьмёркой» или производных? Такая быстрая «восьмёрка», когда мировые державы могут собраться и быстро принять какое‑то решение.

Д.Медведев: Какие‑то кризисы случаются быстро, о каких‑то кризисах несложно догадаться при наличии внимательного анализа ситуации. Я только что проводил совещание помощников в связи с подготовкой к «восьмёрке». Пришёл как раз к вам оттуда. Мы вспоминали, что ряд настораживающих нас тенденций, в частности, на ипотечном рынке год назад в Хайлигендамме, был обозначен Российской Федерацией. При этом не всё то, о чём мы говорили, тогда было услышано. Наоборот, это вызывало удивление: «Да нет, всё нормально, мы всё отрегулируем, всё будет хорошо». Опыт показал, что не всё так быстро регулируется.

Почему я привожу этот пример? Совершенно очевидно, что встречаться и обмениваться информацией по наиболее проблемным, сложным вопросам главам государств, которые представляют крупнейшие экономики и вообще крупнейшие страны, необходимо. «Восьмёрка» для этого неплохое место. Вы правы, повестка действительно готовится заранее. Но это не значит, что повестка дня, которая свёрстана, допустим, 10 лет назад или год назад, является превалирующей.

«Восьмёрка» в своем развитии проживала разные этапы. Когда она появилась как «семёрка», государства обсуждали только экономические вопросы. И это, по сути, был ответ на ряд кризисов, который в ту пору случился, – энергетический кризис, ряд других проблем. Потом «семёрка», а в впоследствии «восьмёрка» стала политизироваться, то есть стали рассматривать и политические вызовы, с которыми сталкиваются государства, сталкиваются участники этого формата. В какой‑то момент экономические вопросы вообще исчезли из повестки дня. И вот результат: нам нужно в качестве двух главных тем, о которых никто не думал в прошлом году, рассматривать финансы, экономику и продовольственный кризис. Жизнь внесла свои жёсткие коррективы. Повестка дня, которая была подготовлена заранее, просто размыта. Задача лидеров – правильно принимать решения в такой ситуации. Мы будем рассматривать основные, самые актуальные вопросы: мировая экономика, продовольственный кризис, ситуация с окружающей средой и с изменением климата.

Более того, с учётом роста других государств появляются новые форматы. «Восьмёрка» сейчас работает не только как собственно «восьмёрка». Появился формат «outreach», в который включено ещё пять государств. А на эту «восьмёрку» будут приглашены ещё три государства для участия в обсуждении ряда ключевых вопросов, я имею в виду Южную Корею, Индонезию и Австралию. Таким образом, «восьмёрка» в этом смысле как институт, как механизм, скажем так, для рассмотрения наиболее сложных вопросов расширяется, и это хорошо. Её представительность становится выше. И, что называется, эти решения, которые страны-участники обсуждают, и те рекомендации, которые они вырабатывают, уже основаны на мнении не только, собственно, восьми государств, а значительно большего числа государств, чей голос в экономической жизни, в целом жизни на нашей планете сегодня звучит достаточно громко.

Поэтому я считаю, что это разумный формат для рассмотрения вопросов. Но, совершенно очевидно, есть ситуации, когда нужно реагировать безотлагательно. И в этом смысле, может быть, вовсе необязательно сразу же, чтобы главы государств по свистку собирались, но должны быть механизмы, которые заставляют министров финансов, министров энергетики, министров сельского хозяйства собираться буквально на несколько дней, докладывать своим руководителям и уже принимать решения. Вот такого рода предложения мы сейчас готовим, в том числе для обсуждения на «восьмёрке».

В.Гуревич: Спасибо.

Хаями Ичикава: Благодарю Вас, господин Президент.

Япония с нетерпением ожидает Вашего прибытия на Хоккайдо в «большой восьмёрке». Какое впечатление Вы бы хотели произвести на народ и правительство Японии?

За последние годы двусторонние торгово-экономические отношения между Российской Федерацией и Японией значительно улучшились. Несмотря на это, политические отношения развиваются недостаточно динамично в связи с продолжающимися территориальными спорами. В связи с этим до сих пор не было достигнуто соглашение о мирном договоре. Президент Путин пытался решить этот вопрос на основе заявления 56-го года России и Японии, согласно которому два острова оставались у Советского Союза, два – у Японии. Однако вопрос до сих пор не решён. Итак, как Вы планируете решать эту проблему?

Спасибо.

Д.Медведев: Япония – наш очень крупный партнёр и в международных делах, и в экономической сфере. Мы довольны тем, как развиваются экономические отношения с Японией. Наверное, это неидеальная схема. Но в целом тот рост торгово-экономического сотрудничества, который демонстрируют наши экономики в последнее время, очень хорош. Торговый оборот уже более 20 миллиардов долларов. У нас масса крупных сделок, в которых принимают участие российские и японские компании. Есть крупные инвестиционные проекты, обращённые в будущее, с хорошими перспективами. Ряд проектов просто уже мирового уровня. Не так давно было принято решение о выделении пяти с лишним миллиардов долларов на проект «Сахалин-2». Это уже значимые даже в мировом масштабе цифры. Иными словами, в целом я оцениваю ситуацию в торгово-экономической сфере как очень и очень приличную.

Если говорить серьёзно, то за всю историю, наверное, наших торгово-экономических отношений они не были лучше, чем сейчас. Это первое, что я хотел бы сказать.

Теперь второе. Наши государства, которые находятся очень близко друг к другу, обладают, несмотря на всю несхожесть их исторического пути и своеобразия культур, общим набором ценностей. Эти ценности объединяют нас и при нашей работе в Организации Объединённых Наций, в ходе саммитов такого уровня, как саммит «большой восьмёрки», и на других международных площадках. По значительному кругу вопросов у наших стран просто единая позиция, в частности, когда мы отвечаем на основные угрозы и вызовы, с которыми сталкивается человечество: терроризм, наркотики, ситуация в мировой экономике, ситуация с изменением климата. Это те сферы, где практически большинство вопросов нами понимаются одинаково. Это даёт возможность на движение вперёд.

У нас действительно существует одна тема, по которой мы пока не смогли договориться, – это пограничный вопрос и связанное с ним заключение соответствующего договора. Я считаю, что мы, во‑первых, не должны драматизировать эту ситуацию. Мы должны двигаться вперёд, обсуждать эту тему в соответствии с теми декларациями, которые были ранее сделаны, мы не должны пытаться достигнуть максимальных результатов за короткий период, потому что, скорее всего, они невозможны, но мы должны открыто обсуждать и те идеи, которые уже существуют, и те идеи, которые формируются.

Переговоры никогда не прерывались. Я об этом сказал во время своей последней встречи Премьер-министру Японии, господину Фукуде, когда мы с ним встречались в Москве. Мы готовы к продолжению диалога по всем этим вопросам, имея в виду, естественно, ту правовую основу, которая на сегодняшний день существует.

Как мне кажется, здесь главное, с одной стороны, не ждать каких‑то чудес, а с другой стороны, не ослаблять контактов, работать в дружественном ключе. И в этом случае у нас есть шансы по этой проблеме договориться. Тем более что, совершенно очевидно, урегулирование по этому вопросу будет способствовать и дальнейшему улучшению экономических и культурных связей между нашими странами. А они, ещё раз повторю, многообразны.

Я сказал про экономику, но у нас и межличностные отношения развиваются очень неплохо, наши граждане общаются с удовольствием, следят за явлениями культуры, приезжают коллективы из России в Японию, японские коллективы приезжают в Россию, выставки проходят.

С удовольствием могу поделиться впечатлениями. Я вчера посетил выставку, посвящённую культуре самураев, которая развернута на территории Кремля. Интересная экспозиция, дающая представление об этой очень своеобразной странице развития японской истории, японской культуры. Я имею в виду и боевые артефакты, и предметы быта, которые там представлены. Мне было очень интересно. Такие мероприятия точно сближают, их количество нужно увеличивать.

Л.Майзано: Господин Президент, 143 доллара сейчас нефть стоит. Что Россия предполагает делать? Вы готовите какое‑то предложение к «восьмёрке» по этому поводу? Считаете ли Вы, что ОПЕК по‑прежнему является работоспособным механизмом для решения этих вопросов?

Д.Медведев: Ситуация с ценами на энергоносители действительно очень сложная, она явно отражается на общем состоянии мировой экономики. Естественно, энергетическая безопасность будет в центре рассмотрения саммита. Это один из тех вопросов, которые мы собираемся обсуждать. Кстати, хочу отметить, что все те предложения, рекомендации и большинство выводов, которые были сделаны в период председательства Российской Федерации в «Группе восьми» и соответствующего Петербургского саммита, оказались абсолютно удачными в том смысле, что мы правильно оценивали ситуацию. Конечно, прогнозы строить дело неблагодарное, но уже в прошлом году было совершенно очевидно, что в этой сфере будут изменения.

Я сегодня приводил такой пример, и вам тоже скажу. Год назад я встречался с вашими коллегами, и меня спросили о ценах на нефть. Я сказал, что цена на нефть будет 150 долларов. Реакция была, естественно, эмоциональная. Мне было сказано, что это в принципе невозможно в ближайшее время. К сожалению для мировой экономики, цены продолжают расти, и это создаёт проблемы для роста. И причём я думаю, что здесь мы должны рассматривать эту тему не только исходя из позиций стран-потребителей, но и с позиций тех стран, которые нефть производят или нефть прокачивают, транзитируют. Только в этом случае мы можем принимать какие‑то сбалансированные решения. Само по себе увеличение цен на энергоносители, на нефтепродукты – это некая данность, с которой всем приходится считаться. Для стран-производителей это во многом плюс, для стран, которые являются чистыми потребителями, это во многом минус. Общая же ситуация гораздо более сложная, потому что – я об этом говорил неоднократно и здесь ещё раз готов повторить – даже для нашей страны невозможна ориентация только в энергетическую сторону, только в энергетическую плоскость. Совершенно очевидно, что, если мы будем вкладывать деньги, силы в развитие нашей энергетической базы, это, конечно, хорошо. Но попытки заменить ею все другие отрасли экономики приведут к деградации всего хозяйства России. Поэтому мы должны даже инвестиции строить исходя из необходимости диверсификации нашего экономического развития. Поэтому эти процессы должны быть в зоне повышенного внимания государств, особенно государств, имеющих ключевые позиции на международной экономической поляне.

Я думаю, что в настоящий момент на значительную часть этих вопросов пока нет ответов, но какие‑то механизмы консультаций должны использоваться.

Что же касается потенциала ОПЕК или других международных структур, то, как показывает мировой опыт, этот потенциал нельзя преувеличивать. Далеко не всегда решения, которые принимаются государствами ОПЕК, влияют вдолгую, что называется, на цены на нефть, равно как, конечно, и воздержание от каких‑то решений тоже не влечёт успокоения на рынке. Поэтому, мне кажется, механизмы здесь должны быть более сложными и более современными, механизмы консультаций между основными странами-производителями, потребителями и транзитёрами. Именно на этом мы, кстати, и настаивали в ходе проведения саммита в Санкт-Петербурге. Именно это было включено в соответствующую декларацию. И исходя из этого мы и собираемся строить нашу энергетическую политику в будущем.

М.Людвиг: Господин Президент, в Берлине на днях Вы предложили взять тайм-аут в вопросах, по которым Запад и Россия ведут спор, по расширению НАТО и так далее. Но земля продолжает крутиться. В связи с этим вопрос: есть ли шанс, что Россия в Совете Безопасности ООН прекратит блокаду против направления гражданской миссии Европейского союза в Косово, потому что там ситуация очень сложная и грозит двоевластием?

Д.Медведев: Во‑первых, Россия никакой блокадой в Совбезе не занимается. Мы достаточно чётко и ясно заявили о своей позиции по косовскому урегулированию. Мы с этой позиции не соскакивали. Она как была сформулирована определённое время назад, так и остаётся. Мы считаем косовский прецедент крайне опасным, неудачным. Считаем решения, принятые по этому вопросу, не единичными, как принято говорить у дипломатов, не casus sui generis, а абсолютно прецедентной вещью. И расхлебывать всё это будет Европа ещё долгие десятилетия. Кроме того, соответствующая позиция будет использоваться и рядом других сепаратистских режимов, это совершенно очевидно, для оправдания собственной правосубъектности. И здесь не нужно наводить тень на плетень.

Что касается ситуации в Совбезе, то наша позиция не менялась. Мы считаем, что основным мандатом должны обладать соответствующие силы Организации Объединённых Наций. И мы эту позицию абсолютно чётко сформулировали. Наоборот, нас удивила позиция Генерального секретаря Организации Объединённых Наций, который в обход Совета Безопасности ООН сформулировал соответствующую декларацию о необходимости замены этих сил. Но как минимум такие решения не должны приниматься Генеральным секретарём ООН единолично, это компетенция Совета Безопасности. И, во‑вторых, достаточно странно, когда Совет Безопасности не высказался, а Генеральный секретарь на эту тему что‑то сказал.

Поэтому мы свою позицию подтверждаем и считаем, что силы ООН в этой ситуации, когда есть стороны конфликта, когда есть государства, которые категорически возражают против такого движения – я прежде всего, естественно, имею в виду Сербию, – есть государства, которые ни за что не согласятся признать Косово в качестве нового государства, – таких государств много. И процесс признания идёт гораздо медленнее, чем на то рассчитывали отцы-основатели этой идеи.

Всё это как раз подтверждает необходимость проведения в этой ситуации спокойного, сбалансированного курса. И мы считаем, что единственной площадкой для обсуждения этой темы может быть площадка Организации Объединённых Наций и Совета Безопасности Организации Объединённых Наций. Соответственно, миротворческие контингенты должны быть санкционированы в соответствии с Уставом Организации Объединённых Наций и резолюцией 1244.

К.Леви: Я хотел бы задать вопрос, который касается отношений России и её ближайших соседей. Считаете ли Вы, что Россия должна прилагать усилия для поддержания и развития демократии в бывших республиках Советского Союза? И можно ли, по Вашему мнению, считать сегодняшнюю Белоруссию или Узбекистан, например, демократическими странами?

Д.Медведев: А какие можно считать демократическими, на Ваш взгляд? Помимо этих. Остальные демократические?

К.Леви: Это на…

Д.Медведев: На моё усмотрение? Понятно.

Я считаю, что у нас со всеми государствами СНГ есть дружественные и полноценные контакты. И очень хорошо, что сохраняется этот механизм, потому что после прекращения существования Советского Союза ничего другого, чтобы объединяло все практически республики бывшего Союза ССР, кроме прибалтийских, мы не создали. И СНГ нужно дорожить. Естественно, мы будем двигаться и в сторону других интеграционных возможностей, использовать другие интеграционные площадки, такие как ЕврАзЭС, такие как Единое экономическое пространство, будем развивать контакты в рамках организации по поддержанию безопасности, я имею в виду ОДКБ. Поэтому отношения с нашими партнёрами основаны на соответствующей довольно серьёзной международной базе.

Что же касается поддержки тех или иных государств в отдельности, то я считаю, что лучшей поддержкой демократии внутри любого государства является курс того правительства, которое стоит у власти. Демократия не может навязываться извне. За последние десятилетия мы в этом в очередной раз убедились. Опыт построения эффективных демократий в Афганистане или в Ираке со всей очевидностью показывает, что деньги сами по себе не способны привнести демократические ценности. Это тот опыт, который создаётся десятилетиями, та политическая практика, которая должна опираться на серьёзную, многотрудную работу гражданского общества, а не может прилетать в виде гуманитарной помощи.

Россия на десятилетия, может быть, на столетия вперёд должна оставаться президентской республикой, для того чтобы сохраниться как единое государство.

То же самое я могу сказать и в отношении государств, которые близки нам и по культуре, и по своей истории. В каждом из государств идут свои политические процессы. Где‑то они идут, может быть, быстрее, где‑то медленнее. Это всегда вопрос идентичности соответствующего государства, его народа, его традиций. Совершенно очевидно, что такого рода выбор не может навязываться ни ближайшими партнёрами, ни более отдалёнными. Тем не менее я считаю, что после прекращения Советского Союза как единого государства все участники СНГ, все государства, возникшие на постсоветском пространстве, проделали большой путь. Их политическая система радикально отличается от того, что было ещё 15–20 лет назад. В некоторых случаях в этих государствах проходила многократная смена руководства, изменение политической системы, изменение конституционного устройства. В некоторых случаях всё было гораздо более стабильно. И я не могу сказать, что в тех государствах, где конституция, а также форма политического устройства менялись гораздо более быстро, ситуация с точки зрения обеспечения демократических ценностей лучше, чем в тех государствах, где существует стабильность правового регулирования в этой сфере. Это вопрос, во‑первых, оценок, и не мне их давать, а во‑вторых, в конечном счёте это внутреннее дело самих государств, соответственно, внутреннее дело тех людей, которые в этих государствах живут. Именно они голосуют за соответствующий правопорядок, за законы, которые принимаются парламентами.

Поэтому я думаю, что практически всем государствам, возникшим на основе Советского Союза, ещё предстоит очень непростой и длительный путь по созданию собственных демократических ценностей. Я бы не хотел идеализировать ситуацию и в нашей стране, потому что у нас молодая и несовершенная демократия, но мы стараемся её развивать последовательно и на той конституционной основе, которая у нас существует. На мой взгляд, эта конституционная основа оптимальна для того, чтобы развивать наше государство ещё достаточно длительное время, я имею в виду базовые, конечно, положения Конституции. Есть какие‑то нюансы, но базовые положения, на мой взгляд, не должны меняться. Я неоднократно об этом говорил, я считаю, что, например, образование парламентской демократии на территории Российской Федерации будет означать гибель России как страны, при всём моем уважении к парламентской форме демократии. Россия на десятилетия, может быть, на столетия вперёд должна оставаться президентской республикой, для того чтобы сохраниться как единое государство.

Почему я об этом говорю? Именно потому, что путь в демократию у всех разный. Главное, не подстёгивать эти процессы извне, дать возможность реализоваться демократическим устремлениям самого народа. Тогда демократия будет прочной и тогда она обеспечит полноценное развитие страны на годы вперёд.

Д.Стил: Отношения России с Британией самые холодные, самые напряжённые из всех европейских государств. Вы даже назвали «Британский совет» гнездом шпионов. Как можно решить этот кризис? Какие шаги ожидаете Вы от Премьера Гордона Брауна или какие Вы сами готовы предпринять инициативы, чтобы открыть новую страницу?

Д.Медведев: Я не так давно разговаривал с Премьером Брауном, у нас был спокойный, хороший разговор. Мы договорились повидаться на «восьмёрке». Не так давно мой помощник посетил Великобританию, для того чтобы обсудить нюансы этой встречи. Идёт подготовка. Я считаю, что этот контакт, эта встреча должна быть полноценной и полезной, тем более что у нас превосходные экономические связи, никогда таких не было, огромные инвестиции, колоссальные по объёму торговые контакты. И наша задача не политизировать эту сферу, а развивать её спокойно.

По тем вопросам, по которым у нас есть расхождения или какие‑то проблемы, я считаю, что мы просто должны глаза в глаза их обсудить, ничего сверхъестественного в этом нет. Российско-британские отношения насчитывают века. Скажу откровенно, у нас бывали ситуации и потруднее, чем сейчас.

Д.Стил: Вы готовы делать что‑то с Вашей стороны, чтобы начать новые отношения?

Д.Медведев: Любые международные отношения – это всегда ситуация, когда стороны движутся друг к другу. Это возможность нахождения взаимных компромиссов, желание услышать партнёра, в противном случае ничего не получается. Конечно, Россия готова идти навстречу, но мы ждём соответствующих шагов и от наших британских партнёров.

Д.Стил: Сколько раз Вы были в Англии, в Великобритании?

Д.Медведев: Хороший вопрос.

Д.Стил: Какие воспоминания у Вас остались?

Д.Медведев: Я был в Лондоне, наверное, не меньше пяти раз. Лондон – хороший город, красивый, очень сдержанный, истинно британский. Это один из ведущих мировых финансовых центров. И на сегодняшний день там с точки зрения экономической ситуации, с точки зрения правил, скажем, работать проще, чем в Нью-Йорке, если речь вести, например, о бирже. Я в Лондон ездил по разным поводам, бывал там и по делам, встречаясь со своими коллегами на Даунинг-стрит, бывал и просто во время отдыха. Мне нравится в Лондоне, хороший город.

Д.Армстронг: Господин Президент, у Вас репутация либерала. Скажите, Вы считаете себя либералом? И что значит сегодня в России это слово?

Экономика должна основываться на ценностях рынка, а право собственности подлежит безусловной защите.

Д.Медведев: Знаете, я никогда не пытался отклассифицировать себя по какой‑то шкале, потому что человек всегда гораздо более многообразен, чем тот лейбл, который на него обычно наклеивают. Другое дело, что вся совокупность поведения человека позволяет его характеризовать определённым образом, говорить, что он человек консервативных убеждений, или человек либеральных убеждений, или человек просто социалист, а кто‑то радикал.

С учётом того, что я молодой президент, мне бы не хотелось никаких оценок давать пока самому себе. Это вообще не моё дело. Но то, что у меня есть определённый набор базовых ценностей, привитых мне ещё в университетские времена, которые для меня являются фундаментальными, это абсолютно точно. Как их характеризовать, это вопрос вкуса, но я всегда исходил из того, что должен соблюдаться приоритет законов и верховенство законов, принимаемых парламентом, по отношению к подзаконным актам; считаю, что необходимо бороться с правовым пренебрежением, с правовым нигилизмом; экономика должна основываться на ценностях рынка, а право собственности подлежит безусловной защите. Это для меня, наверное, те позиции, которые я впитал ещё во время учёбы в университете, точно так же, как ценности прав человека. И они основаны у нас на Конституции. Права и свободы человека также должны подлежать безусловной защите и являются приоритетом любой государственной деятельности. А уж каким образом охарактеризовать такой ценностный набор, это Ваше дело.

Д.Армстронг: И дополнительный вопрос: должна ли пресса быть независима и свободна, должны ли СМИ быть свободны от государственного контроля?

Д.Медведев: Если говорить о государстве, то государство – очень ценное изобретение человечества. И нельзя быть разумным человеком сегодня, отрицая ценности государственного механизма. Но недопустимы крайности. Государство, которое выродилось в диктатуру, – это та крайность, которая препятствует развитию человечества, душит свободы и зачастую уничтожает людей. Государство, которое саморазрушилось и, по сути, представляет аморфную массу, государство, которое не способно решать государственные задачи, столь же опасно, как и диктатура. Но, как известно, крайности смыкаются. В истории нашей страны были периоды, когда было и то и другое. И то и другое в разные периоды заканчивалось катастрофой. Во втором десятилетии ХХ века наше государство превратилось в пыль, и на его основе, по сути, возник диктаторский режим. Потом и соответствующая диктатура определённым образом завершилась. Она более плавно, естественно уходила из жизни, ослабевала, превращалась в другие государственные формы, но тем не менее она тоже в конце концов исчезла.

Поэтому по своим убеждениям я, конечно, не сторонник этатизма, то есть превосходства государства над правом. Наоборот, я сторонник правового государства – государства, которое развивается в рамках цивилизованной, современной, демократической, правовой модели, а никак не наоборот.

Ф.Ноде-Ланглуа: Дмитрий Анатольевич, французский парламентарий, член партии президента, недавно приехал в Россию, встретился, поддержал мать Ходорковского. Хотя он сказал, что не был знаком с подробностями уголовного дела, с его точки зрения, очевидно, я цитирую, было политическое измерение уголовного дела.

У меня возникает вопрос: считаете ли Вы такой приезд в Россию со стороны зарубежного политика вмешательством во внутренние дела Вашей страны?

Д.Медведев: Уголовное право и уголовный процесс – это национальное законодательство. И решения, которые принимаются национальными судами, не могут быть отменены напрямую международными судами. Существует процедура обжалования, но эта процедура основана на доброй воле, на конвенционных соглашениях. Международные суды не являются высшей инстанцией для национальных судов. Я неоднократно на эту тему высказывался. Я считаю, что все процедуры, которые в нашей стране существуют, должны быть правовыми, основанными на нашем процессуальном и материальном праве, уголовном праве. Попытки влиять на позицию суда, я даже сейчас не говорю, на позицию государства, потому что у государства в целом по этой теме не должно быть позиции. По теме уголовного преследования любого лица, в том числе и Ходорковского, позиция может быть только у правоохранительных органов, если они считают её достаточной, они предъявляют обвинение, позиция должна быть у защиты. Вполне понятно, защита всегда существует для того, чтобы искать изъяны в обвинении. Наконец, финальная позиция должна быть у суда.

У государства как у такового на эту тему позиции быть не должно. И до тех пор, пока я руковожу страной, являюсь Президентом Российской Федерации, я буду исходить из этого. Мы должны обособить судебную власть от всех способов влияния на неё как со стороны частных лиц, бизнес-корпораций, так и со стороны других государственных органов. Таков мой ответ.

В.Гуревич: За последние несколько лет Россия получила в своё распоряжение очень крупные финансовые ресурсы. И после того, как мы стали обладателями фондов, возникла идея, что, в общем, иностранные инвестиции в условиях притока больших нефтяных доходов, а также возможности лёгкого заимствования на рынках не очень‑то нужны. Это не всеобщая позиция, но она стала достаточно популярной. И мы параллельно этому ещё очень долго, в течение нескольких лет, пытались что‑то сделать с собственным законодательством, чтобы понять, кого мы хотим допускать в какие отрасли, кого нет. Можно говорить, что сейчас наконец мы сформулировали более-менее окончательную и ясную позицию, которая ясна и нам самим, и нашим партнёрам на мировом рынке: кого мы хотим допустить, куда, в каких пределах.

Д.Медведев: Иностранные инвестиции нужны Российской Федерации. Это абсолютно безусловный вывод. Вопрос в том, какие и куда. Сегодня мы действительно находимся в неплохой экономической ситуации, несмотря на те макроэкономические проблемы, о которых я говорил, и глобальный экономический кризис. Тем не менее мы не остановились, мы развиваемся, у нас происходят инвестиции в наиболее важные для нас отрасли нашей экономики, в инфраструктуру, наконец‑то начались инвестиции в социальную сферу, в образование. И мы этим будем заниматься. Но иностранные инвестиции абсолютно необходимая вещь.

Во‑первых, ряд задач можно решить только вместе с иностранными инвесторами, которые обладают или опытом, или позволяют консолидировать очень значительные финансовые средства.

Во‑вторых, приход иностранных инвестиций, как правило, показывает самочувствие экономики, является ли она здоровой, или же она стагнирует, закрывается. В этом смысле иностранные инвестиции – индикатор развития рынка, индикатор, если хотите, экономических свобод. То государство, которое отгораживается от иностранных инвестиций, свободным считаться не может, это очевидно. Вопрос именно в том, куда и кого пускать. И по этому вопросу, по этой теме сегодня идут основные дебаты. В России мы для себя эти вопросы решили и открыто о них сказали. Ещё пять лет назад иностранные инвесторы меня упрашивали: примите закон, где покажете специальные сферы, где наше присутствие или нежелательно, или возможно только в пуле с российскими структурами. Мы такой закон приняли. Но эта проблема глобальная. И могу вам сказать, что сейчас даже при подготовке документов к «восьмёрке» рассматривается вопрос о стратегических отраслях и о допуске иностранных инвестиций. И наши партнёры вместе с нами сходятся на том, что единственным основанием для отклонения иностранных инвестиций, как правило, являются соображения безопасности. А соображения безопасности, конечно, каждое государство трактует по‑своему.

Могу вам сказать, что наша трактовка далеко не самая жёсткая. Я не буду называть другие страны, но их законы – я просто специально их читал – гораздо более жёсткие, а с другой стороны, гораздо более основаны на решении административных органов, чем наши. У нас всё перечислено: какие инвестиции, кто принимает решение. А в ряде других стран в законах написано, что это решение по собственному усмотрению примет или комиссия какая‑то, или какое‑то министерство. Поэтому мы пошли по весьма умеренному пути. И я считаю, что сегодня у нас ситуация достаточно простая. У нас есть те сферы, где иностранные инвестиции welcome, и те сферы, где иностранные инвестиции подлежат согласованию с государственными структурами, но где в целом они тоже могут приветствоваться.

Хаями Ичикава: Глобальная безопасность – это также один из важнейших вопросов, обсуждаемых «восьмёркой». Ядерные программы Северной Кореи по‑прежнему являются предметом озабоченности. Какие программы Россия, Япония, другие региональные программы могут реализовывать для обеспечения повышенной безопасности? Какие меры Россия намерена предпринять для того, чтобы нейтрализовать ядерную программу Северной Кореи? Японский народ смотрит с надеждой на Россию в этом плане. Мы хотели бы знать, какое сотрудничество мы можем ожидать от Вас, от нового Президента?

Д.Медведев: Вы спрашивали и про Иран или только про Северную Корею?

Хаями Ичикава: Можно расширить вопрос и по Ирану.

Д.Медведев: И ситуация вокруг ядерной программы Ирана, и вокруг ядерной программы Северной Кореи (я сейчас скажу вместе, а потом какие‑то нюансы по двум этим государствам отмечу), естественно, беспокоит сегодня Объединённые Нации, беспокоит нас в том числе. И эту позицию мы неоднократно отмечали. И, собственно говоря, все форматы работы вокруг соответствующих ядерных программ с нашим участием основаны именно на этом. Мы не можем безучастно смотреть на развитие непрозрачных ядерных программ, точно так же, как и другие государства. Но мы стараемся всегда работать, что называется, от позитивных моментов. Поэтому я считал и считаю (и здесь наша позиция не меняется), что в отношении так называемых проблемных программ в соответствующих государствах необходима система так называемых позитивных стимулов. А не просто: мы принимаем резолюцию, и, хоть тресните, должны её выполнить, а если не выполните, то тогда мы будем думать о жёстких международных санкциях, а впоследствии и о военных операциях. Эта штука крайне опасная, а система, основанная на стимулах, гораздо понятнее, и, самое главное, её проще объяснить, её проще предложить нашим непростым переговорщикам.

Что касается ситуации вокруг Ирана, она в чём‑то имеет движение вперёд, в чём‑то стоит на месте. К сожалению, пока усилия, которые предпринимали государства – участники соответствующих форматов, а также МАГАТЭ, не увенчались какими‑то прорывными решениями, но этот процесс должен быть продолжен. Мы должны мотивировать иранское руководство продемонстрировать прозрачность ядерной программы, в том числе в этом случае возможен и разговор о её будущем, должны предпринять ряд шагов и решений, которые уже были согласованы по линии МАГАТЭ, в этом случае напряжение вокруг этой программы ослабнет, но мы должны продолжать продвижение позитивных стимулов. И в любом случае мы должны понимать, как движутся эти процессы. Мы не должны совершать решения, которые находятся в противоречии с этим общим курсом.

Если мы с Ираном проводим переговоры в различных форматах, то мы не должны предпринимать действий, которые возбуждают иранское руководство и направлены на введение дополнительных санкций. Для меня совершенно непонятно, зачем такого рода решения были недавно приняты Европейским союзом, я об этом говорил во время моей недавней встречи в Ханты-Мансийске, когда общался с господином Баррозу, с господином Соланой. Уж либо мы с ними разговариваем, либо мы пытаемся по всяким мелким поводам щипать наших партнёров по переговорам.

Что касается Северной Кореи. Тоже ситуация непростая, но, на мой взгляд, всё‑таки применительно к Северной Корее есть движение вперёд. Те решения, которые удалось за последнее время принять, а также шаги, которые были предприняты северокорейским руководством, в том числе по демонтажу соответствующих ядерных установок, на мой взгляд, это шаги в правильном направлении.

Мы всячески поддерживаем эти инициативы, мы работаем вместе с другими государствами. Не так давно был соответствующий доклад китайской стороны. Более того, мы соучаствуем и в программах помощи Северной Корее, для того чтобы добиться в конечном счёте общей нормализации положения дел на Корейском полуострове. Мы полностью исполняем те обязанности по снабжению энергоносителями, которые по нашему общему решению были возложены на Российскую Федерацию. Поставили туда уже мазута, как мне сегодня доложили, практически на сумму более 100 миллионов долларов. Это значительные объёмы. Поэтому применительно к ситуации вокруг северокорейской ядерной программы движение вперёд есть. Международное сообщество, естественно, не должно менять свои позиции. Нужно создавать для наших северокорейских партнёров именно систему позитивной мотивации, помогать им. И в этом случае есть возможность выйти на полноценное урегулирование этой программы, а впоследствии и общей ситуации.

Л.Майзано: Господин Президент, в последнее время Вы высказывались в том смысле, что Вы не хотите, чтобы столько много государственных служащих участвовало в руководстве государственными корпорациями. Несколько дней назад «Газпром» и «Роснефть» назначили новых руководителей. И они все являются политическими фигурами. Нет ли противоречия между тем, что было заявлено, и тем, что происходит?

Если Вы видите противоречие в отношении тех комментариев, которые были сделаны раньше, где говорилось, что государственные служащие не должны быть в советах управляющих государственных предприятий; в прошлом в прессе сообщалось, что Вы говорили, высказывались в том плане, что Вам не нравится, что столько много государственных служащих являются членами совета директоров государственных компаний. «Газпром» и «Роснефть» назначили государственных сотрудников.

Ф.Ноде-Ланглуа: Господин Шувалов также решительно высказался по этому вопросу в Санкт-Петербурге.

Д.Медведев: Я поделил бы на два момента. Во‑первых, идея по уменьшению количества госпредставителей в советах директоров была сформулирована мною четыре месяца назад, во время, по сути, избирательного цикла. Но не потому, что это популистская какая‑то идея, а потому, что я считаю, что это правильно. И поэтому, собственно говоря, тогда она и появилась.

Мои коллеги, часть из них Вы назвали, эту идею поддержали. Но для того, чтобы исполнить её, мы должны иметь нормальный набор независимых членов совета директоров – это первое.

Во‑вторых, мы должны соблюдать корпоративные процедуры, потому что, скажем, когда речь идёт о «Роснефти» или «Газпроме», представители были выдвинуты туда в соответствии с законом до 31 января текущего года. Сама идея возникла чуть позже, точнее, была озвучена, скажем так.

И, наконец, третье. Конечно, мы должны уделять внимание тому, о каком акционерном обществе идёт речь. Мне хорошо знакома ситуация в «Газпроме». Я считаю, что в принципе общее количество государственных представителей, лиц, которые являются действующими государственными служащими, и в «Газпроме», и в других компаниях можно уменьшить. У нас и сейчас там есть независимые директора. На госпакет, а он контрольный в «Газпроме», могут избираться в совет директоров не только государственные служащие, но и независимые директора. Но для этого мы должны составить их список и мы должны прийти к выводу, что они всё‑таки подготовлены для того, чтобы принимать такие решения. При этом, как вы понимаете, они должны будут представлять интересы государства, а не собственные интересы. Даже при понимании неких корпоративных правил о том, что член совета директоров должен сам определяться. Но есть вопросы, по которым государство даёт директивы, и оно будет их давать в тех случаях, когда этот вопрос считается важным, как акционер, точно так же, как другие акционеры дают директивы своим членам совета директоров. Но приход профессионалов в органы управления совета директоров я рассматриваю как позитивный момент. Эту идею никто с повестки дня не снимал, в том числе и в отношении крупных компаний, но делать это нужно в соответствии с нашим акционерным законодательством, в те сроки, когда это возможно, и с пониманием ответственности, которая связана с работой той или иной крупной компании.

Если говорить о такой компании, как «Газпром», да и «Роснефть», наверное, тоже, то я считаю, что даже при наличии значительной части независимых директоров в совете всё‑таки с учётом важности этой компании возглавить совет директоров всё равно мог бы и, наверное, должен представитель государства. Я, кстати, об этом с самого начала говорил. Речь идёт не о том, чтобы обязательно во главе совета директоров встал независимый директор, а о том, чтобы решение совета директоров принималось бы более квалифицированно, с использованием опыта независимых директоров. Но это применительно к крупнейшим компаниям.

Если говорить о компаниях второго-третьего эшелона, то я абсолютно допускаю и возможность избрания председателем совета представителя независимых директоров или человека, который, скажем так, не находится на государственной службе. Так что никакого противоречия здесь нет.

М.Людвиг: Господин Президент, мы на днях прочитали о таком опросе: молодая элита среднего класса, которую Вы хотели бы развивать до 60 процентов вообще населения, большая часть этой элиты, думает о том, чтобы эмигрировать из России. Это ваше будущее, это профессионалы, это люди, которым повезло. И, несмотря на это, они думают о том, чтобы эмигрировать, большинство этих людей. Что Вы сможете сделать, чтобы не терять такое ценное поколение?

Д.Медведев: Я, честно говоря, не знаю, о каком опросе Вы говорите.

М.Людвиг: «Левада-центр».

Д.Медведев: «Левада-центр»?

М.Людвиг: Да.

Д.Медведев: И сколько процентов там, по их данным?

М.Людвиг: Более-менее 57. И один из поводов, главный повод, они считают, что не могут защититься от произвола администрации, не верят в стабильность вообще ситуации в России.

Д.Медведев: Знаете, я посмотрю этот опрос. «Левада-центр» – вполне уважаемый центр. По моим ощущениям, количество людей, которое хочет покинуть страну окончательно, что называется, для того, чтобы переселиться в какие‑то другие страны, за последние годы существенно уменьшилось. И я здесь сужу не по каким‑то даже опросам, а, скажу откровенно, по настроениям своих товарищей, которые не работают ни на государственной службе, ни в каких‑то других важных местах. Это обычные люди: или небольшие бизнесмены, или просто граждане, которые занимаются какими‑то социальными вопросами. Поэтому с этой статистикой, безусловно, нужно ещё разобраться, что имеется в виду. Но, если люди недовольны, конечно, у них могут появляться самые разные настроения. Хотя, ещё раз повторяю, по‑моему, за последние десятилетия наши граждане убедились, что в других странах мёдом тоже ничего не намазано и вкалывать нужно везде: и в России, и в других странах – для того чтобы добиться успеха.

Что касается условий для ведения бизнеса, для ведения нормального своего дела, для жизни, то эта задача действительно государственная. И здесь мы обязаны создавать для наших граждан комфортные условия. Когда этих комфортных условий нет, возникает желание куда‑то уехать. Собственно говоря, что и происходило в начале 90-х годов.

В настоящий момент экономические условия для работы в России, особенно для молодёжи, для тех, кто пытается открыть своё дело или заняться каким‑то технологическим проектом, на мой взгляд, вполне приличные, они не идеальные, конечно. И поэтому мы занимаемся малым бизнесом, вопросами борьбы с коррупцией. Но в целом они, конечно, всё равно отличаются от того, что было многие десятилетия назад, и даже 10–15 лет назад. Поэтому я считаю, что в целом всё равно доля людей, которые хотели бы связать своё будущее с заграницей, последовательно уменьшается.

Вопрос ведь ещё и в том, как задавать соответствующий вопрос. Понимаете, это такая тонкая технология, в том числе социологическая. Это такая, в общем, по сути, специальная вещь. Но, конечно, государство, ещё раз повторяю, за этими процессами должно следить, не допуская массированного оттока молодёжи за границу.

В то же время я считаю, что одним из огромных несомненных достижений России нового демократического периода является то, что любой человек может в любой момент уехать и посмотреть, как жизнь устроена в другом месте, поработать в другой стране, если для этого там созданы условия, сравнить жизнь здесь и там, заработать деньги на учёбу, открыть там какое‑то дело, вернуться сюда, наоборот, поработать здесь, поехать работать за границу. Идея мобильности населения – это несомненное завоевание демократии. Поэтому уж это точно не повод для того, чтобы болела голова, хотя у государства она должна болеть по другому поводу – нужно обеспечить эту мобильность ещё организационными условиями: визами, размещать соответствующих людей, сюда приезжающих или уезжающих куда‑то. Поэтому задача государства, конечно, поддерживать молодое поколение в этом смысле, но ничего трагического или существенного, как мне представляется, в этом смысле не происходит. Наоборот, на мой взгляд, тенденции вполне обнадёживающие.

К.Леви: Личный вопрос. Какие впечатления у Вас от Вашей должности – лучше, хуже, проще, чем Вы думали три месяца, пять месяцев назад?

Д.Медведев: Попробую сформулировать.

Вас это тоже волнует или что‑то другое?

Д.Стил: Сколько времени Вы каждый день разговариваете с господином Путиным?

Д.Медведев: Начну с Вашего вопроса, он проще. По‑разному. Иногда мы несколько раз созваниваемся или видимся, иногда вообще не разговариваем. Слава богу, государственное устройство и система принятия решений у нас такие, что для того, чтобы решать какие‑то актуальные вопросы, вовсе необязательно постоянно созваниваться. Это зависит от текущей ситуации, очень по‑разному.

Теперь в отношении моих эмоций. Могу Вам честно сказать: легче не стало точно, и у меня никаких иллюзий не было, что я после избрания, сев в кресло Президента, смогу расслабится и сказать: ну всё, цель достигнута, я избран на высший государственный пост, пусть другие коллеги поработают, а я буду царствовать. Так невозможно рассуждать, это ерунда. У нас страна с огромным количеством проблем, с небогатым населением, страна, которая находится в быстроменяющемся глобальном мире, в котором существует значительное число угроз. Поэтому Президент такого государства, как Россия, мощного государства, большого государства, ядерного государства, должен работать 24 часа в сутки, во всяком случае, не может расслабиться ни в какой ситуации. И я это прекрасно осознавал, когда давал согласие на то, чтобы участвовать в избирательной кампании, на то, чтобы баллотироваться на должность Президента.

Но, наверное, у каждого человека своя история. Я сочувствую моим американским коллегам, потому что очень часто у них происходит так, что на должность Президента избирается человек, который, допустим, имеет очень серьёзный опыт работы в конгрессе или в палате представителей, но не знает, как устроена исполнительная власть, а это разные вещи. Конечно, всему можно научиться. Но почему я об этом говорю? То, что я последние годы работал в исполнительной власти и в президентской вертикали, конечно, дало мне колоссальный опыт, собственный опыт, который невозможно получить ни из книг, ни посоветовавшись с друзьями, с коллегами, даже с бывшими президентами. Это нужно прочувствовать на своей шкуре. И в этом смысле я считаю, что определённая подготовка всё‑таки у меня уже к решению государственных задач была. Значительной частью этих проблем я занимался до того, но, правда, на другом уровне, помогая Президенту решать эти задачи или принимая собственные решения, когда я был в Правительстве.

Но всё равно жизнь продолжается. По сути, это та же самая работа. Но степень ответственности – другая. И заключается эта степень ответственности в том числе и в том, что при принятии решений нет инстанции, в которую ты можешь обратиться, нет человека, который мог бы принять это решение за тебя. Есть люди, с которыми можно посоветоваться, с тем же Владимиром Путиным. Он опытный человек, очень популярный политик. Но в конечном счёте решение придется принимать всё равно тебе. И если это будет ошибочное решение, ты будешь отвечать сам. И вот это полностью меняет представление о том, как ты должен работать.

М.Людвиг: После того как Вы были избраны, Вы заявили, что некоторые постараются подорвать Ваши партнёрские отношения с Владимиром Путиным. Господин Сурков недавно сказал, что, цитирую, некоторые разрушительные силы в стране пытаются «вбить клин» между Вами и Владимиром Владимировичем.

Правда ли это? И кто эти разрушительные силы, деструктивные силы?

Д.Медведев: Знаете, каждый человек имеет право, возможность комментировать те или иные процессы. И мои коллеги тоже этим занимаются, это абсолютно нормально. Я уверен, что текущая конфигурация власти не нравится определённому числу политиков, она, наверное, не устраивает и определённую часть населения. Но это и есть демократия. Когда проведены выборы, большинством голосов избран руководитель государства, он предлагает Правительство, и в таком составе они трудятся. Поэтому я допускаю, что кому‑то текущий расклад сил не нравится. Ещё раз повторяю: это нормально.

Называть поимённо деструктивные силы было бы смешно. Я не поклонник конспирологических теорий. В жизни всё гораздо более просто. Но совершенно очевидно, что в любом развитом государстве существует система политической конкуренции. Кстати, Вы, по‑моему, об этом в том числе и спрашивали – про политическую конкуренцию. Я считаю, что это нормально и для нашего государства. Главное, чтобы политическая конкуренция не превращалась в жёсткое антиконституционное противоборство. Этого наша страна наелась в ХХ веке. Президент России на то и гарант Конституции, чтобы следить за общим порядком дел в стране, за соблюдением законодательства, прав и свобод, обеспечивая для оппозиционных сил возможность свободного выражения своих позиций, своего мнения, обеспечивая возможность высказываться и в государственных структурах, в законодательной власти, в парламенте и, что называется, на улице, но в порядке, естественно, установленном законом. Всё остальное – вопрос оценок.

Ф.Ноде-Ланглуа: Совсем специфический вопрос. Насколько я знаю, Вы участвовали в процессе нового образования отношений «центр – регионы». Между прочим, чтобы ликвидировать систему договорённости, которую вы в России имели при Ельцине. Остался один пример специфической договорённости между центром и регионом в случае с Татарстаном. Почему так и как долго так будет ещё?

Д.Медведев: Вы знаете, если говорить о федерации, каждая федерация уникальна. Наша федерация уникальна по‑своему. Несмотря на то что Россия является формально федерацией последние почти 100 лет, юридически она возникла по‑нормальному и содержательно только в новую эпоху. До этого никакая это не была федерация по вполне понятным причинам.

И наша федерация непроста по своей природе. У нас есть национально-территориальные образования, что предопределило и необходимость заключения ряда соглашений с этими регионами. В целом большинство федераций в мире никакой договорной основы между территориями не имеют, а базируются на конституции, даже если предварительно проходили переговоры и был достигнут договор. Такова по своей природе Федеративная Республика Германия, таковы по своей природе Соединённые Штаты Америки.

Но федерация – это живая конструкция. Поэтому мы в какой‑то момент начали движение вперёд к более современной, более работоспособной системе федеративного устройства. Естественно, что это невозможно сделать за один день или даже за один год. Есть территории, для которых этот компонент является важным. И мы уважаем их позицию, потому что это вопрос единства государства, это вопрос наших добрых отношений. Есть территории субъектов Российской Федерации, которые считают, что на сегодняшний день договорная природа себя исчерпала. Поэтому мы будем спокойно развивать нашу федерацию, имея в виду все эти процессы. Конечным вариантом развития федерации должна быть эффективная федерация – федерация, которая обеспечивает защиту прав и свобод граждан, федерация, которая является единым сильным государством. Примеров на нашей планете достаточно.