Президент России — официальный сайт

Новости   /

Во встрече приняли участие руководители российских театров и ведущие театральные режиссёры.

* * *

Д.Медведев: Добрый день ещё раз, уважаемые коллеги!

Некоторое время назад мы были в Таганроге, время очень быстро бежит, я посмотрел, это, оказывается, было 29 января. И во время встречи в Таганроге как раз договорились о том, что поговорим о нашем театре, а не только о развитии мирового театрального искусства, как это было, собственно, там, когда мы все встретились по поводу юбилея Чехова.

Я хотел бы, конечно, прежде всего вас послушать, не буду длительных вступительных слов каких‑то произносить. В общем, вам хорошо известны все слабые места нашего театрального движения, регулирования театральной деятельности, все хронические болезни и все, естественно, достижения, которые связаны с нашей театральной школой, потому что вы, собственно, и есть эта школа, есть квинтэссенция российского театра.

Не буду рассказывать и про гранты, вы тоже про них знаете. В общем, я считаю, грантовое направление абсолютно правильное. Другое дело, что гранты не решают всех вопросов театра, так во всём мире, это полезная вещь, но считать, что это панацея для развития в целом театрального искусства, наверное, было бы неправильно.

Очень важная тема, которую я хотел бы отдельно обозначить, – это, конечно, малые и средние города России, где, так исторически получилось, существуют блестящие совершенно театры, но, с другой стороны, бедность чудовищная, и огромное количество хронических тоже проблем и сложностей. Вот что здесь делать, я бы хотел, может быть, чтобы и вы мне рассказали, и наши руководители правительственные пару слов сказали, потому что у меня как бы нет окончательного понимания, каким образом нам поддерживать театры в малых и средних городах России.

И ещё одна тема, которая, на мой взгляд, исключительно также важна, это судьба отдельного человека, социальная поддержка актёров, в частности, старейших актёров. Министерство культуры в принципе оказывает так называемую адресную финансовую поддержку народным артистам СССР, которым исполнилось более 70 лет, сейчас это свыше 100 человек, насколько я понимаю, да?

А.Авдеев: 123 человека.

Д.Медведев: 123 человека, но понятно, что не все выдающиеся артисты попадают в эту категорию, некоторым помощь нужна раньше. В общем, это одна из тем, которая, как мне представляется, также относится к числу той, которая достойна государственного внимания во время такой встречи. Вот, пожалуй, наверное, и достаточно было бы моих вступительных слов, мне гораздо полезнее было бы вас послушать, тем более что, к сожалению, встреча несколько раз по разным причинам передвигалась, и я надеялся, что мы сделаем это в первом полугодии, но, к сожалению, встречаемся только в сентябре.

Пожалуйста, у нас нет никаких, естественно, регламентов, ничего другого, что сопутствует работе в этом зале. Хотите брать слово, берите. Пожалуйста, Валерий Владимирович.

В.Фокин: Может быть, просто обозначу какие‑то главные вопросы, конечно, не самые главные, поскольку коллеги меня поправят и добавят от себя. Но, действительно, памятуя встречу 29 января, когда мы сами на себе в очередной раз ощутили даже некоторую зависть наших западных коллег по отношению к репертуарному театру российскому, это всё справедливо и правильно, потому что, наверное, одной из самых главных составляющих российского театра репертуарного является то, что он имеет возможность передавать тайны ремесла из поколения в поколение. То есть это дом, который может на протяжении долгого времени хранить эти тайны ремесла и передавать их друг другу. Это абсолютно уникальная возможность, но, конечно, когда этот дом не становится пансионом. Поэтому тут очень тонкий вопрос. Я бы не хотел подробно и долго говорить о положительных сторонах, они понятны, а всё‑таки попробовать сосредоточиться на каких‑то вопросах, которые необходимо сегодня решать, мне кажется, для того чтобы ощутить и сделать развитие этого театра, потому что обогащение традиций – это развитие.

Прежде всего, мне кажется, очень важный вопрос – это расширение театральной аудитории и привлечение в эту аудиторию прежде всего молодёжи, молодых зрителей. Понимаете? Это невероятно важный вопрос. Сегодня изменилась вся информатика, изменилось время. И если мы не будем делать на этом акцент, мы просто потеряем зрительские аудитории. Это очень важный момент. И тут возможны любые формы.

Скажем, у себя в Александринке мы работаем с пятью вузами на протяжении нескольких лет, причём не театральными, это не театральная академия. Это университет, это технические институты. И в результате образовался студенческий актив, зрительский. И нам это удалось за несколько лет – свыше 60 процентов молодёжи в зрительном зале. Это для старейшего российского театра, где, я помню, ещё 5–6 лет назад дамы сидели только в шляпах с перьями. Это, конечно, движение довольно ощутимое. И это формы разные: тут и клубы, и встречи, они защищают дипломы дизайнера, они ходят на репетиции. Они уже, так сказать, сформировали определённую аудиторию.

Но это только одна из форм. Конечно, могут быть другие. Но мне кажется, что если мы не будем вставать в позу: они не понимают, они другие, они не читали… Один мальчик, придя на генеральную репетицию «Живого трупа», говорит: «Живой труп» – это фэнтези?». Ну ради бога, да пускай он говорит, что это фэнтези. Но он же смотрел спектакль и потом остался в эмоциональном ощущении, и потом пошёл читать пьесу. Ведь это же главный результат. Поэтому, если мы вот в таком направлении не будем двигаться, то мы просто потеряем этого зрителя.

Кроме этого, мне кажется, что, конечно, настало время создать всё‑таки некий такой спецпортал в интернете поддержки театра, назовём так, виртуальная среда поддержки театра. Можно так назвать, потому что сегодня мы только информационную сторону интернета разрабатываем – это продажа билетов, ещё какие‑то частные театры свои вопросы освещают, но надо собрать партнёров разных, включая и училища театральные, и театры, и объединения, общественные организации, с тем чтобы создать такую виртуальную площадку прежде всего для продвижения дебютов, дебютантов. Мы же ничего не знаем, возникает новая группа, возникает молодой спектакль, дальше – раз, и он теряется. Таким образом, мы могли бы его продвигать, потому что всё‑таки вопрос продвижения продукта, который создан, – это очень важный вопрос, как он дальше идёт. Обмен мнениями, обратная связь, рецензии, зрители – мне кажется, очень важный вопрос. Мы в рабочей группе при Совете, который Вы возглавляете, разработали проект такой виртуальной площадки, причём по этапам разработали, у нас всё готово. И если бы была заинтересованность, мы могли бы это вместе с СТД, с Министерством презентовать, обсудить, это всё готово, и, мне кажется, это очень важно.

Кроме этого, конечно, очень важно, мне кажется, и то, что надо в школе, в театральной школе, я имею в виду, как‑то подумать о внедрении новых предметов и, может быть, даже об изменении программы. Почему? Потому что готовить артистов – тут есть великие мастера, и накоплен опыт, хотя тоже мастера, к сожалению, физически уходят, тут тоже не так просто всё. Но ведь есть ещё целый ряд профессий, которые остались в стороне и которые очень сегодня востребованы, например, технологи сцены, художники по свету, дизайнеры, технологи сцены в плане освоения новых технологий просто применительно к театру, мы же не имеем таких… Одно дело, когда человек технически подготовлен, другое дело, когда он ещё имеет театральный вкус, – это разные вещи. Их тоже надо готовить. Менеджеры, которые сегодня выходят просто на передний план, продюсеры, менеджеры, то есть те, кто должны продвигать этот создаваемый и созданный проект дальше. А если это авторский спектакль, если это спектакль трудный, как мы называем, как его двигать дальше? Роль продюсера здесь огромная, поэтому мне кажется, что школа такого рода и внедрение преподавания таких предметов сегодня очень важны. Мы у себя сегодня строим такой комплекс театральный в Питере, и там будет такая школа, и для нас это чрезвычайно важно.

И, конечно, я думаю, что коллеги тоже на эту тему будут говорить, Дмитрий Анатольевич, надо что‑то всё‑таки делать в области хоть какого‑то изменения трудовых отношений. Это очень больной вопрос, это и психологический вопрос, потому что при слове «контракт» все сразу падают в обморок, мгновенно. Я не говорю про старейших актёров, я не говорю, как Вы справедливо сказали, про тех, кто отдал жизнь театру (о них надо заботиться, даже если они не выходят на сцену).

У нас есть группа ветеранов, которую мы поддерживаем и будем поддерживать. Но есть люди, которые могли бы ещё вполне поработать и в другой области народного хозяйства, но которые тут же, мгновенно встают в оборону, пишут письма (включая и Вас), и начинается бог знает что. Какая же тут конкуренция, какое вливание свежей крови, когда территория искусства, культуры, театра – это конкурентная среда? Конечно, когда приходят новые люди, мы их принимаем на срочный контракт. Но ведь огромное количество людей [работает] на бессрочном контракте. И, конечно, молодые режиссёры (здесь присутствуют режиссёры молодого поколения), я понимаю, что они и не очень хотят возглавлять театр. Одна из причин: они не знают, как формировать такую труппу, что с ней делать. [Молодые режиссёры] приходят – сразу оппозиция, априори. Тут вот аттестация, она сталкивается с нашим существующим законодательством, и там есть трудности. Но, может быть, что‑то подумать, потому что это действительно очень больной вопрос.

И последнее, Дмитрий Анатольевич, – по поводу 83-го закона. Я знаю, что сегодня Министерство культуры работает над этим.

Д.Медведев: 93-й, может быть?

В.Фокин: 83-й.

Д.Медведев: 94-й. Знаете, вообще, юристы законы по номерам никогда не называют. О чём закон‑то, хоть скажите?

В.Фокин: Финансовый статус.

А.Авдеев: Финансовый статус – казённые предприятия, экономика.

Д.Медведев: Тогда всё‑таки какой‑то другой [закон]. Видимо, 83-й.

В.Фокин: Там речь идёт – об этом, наверное, будут сегодня тоже говорить – об очень трудном определении. Это определение показателей, по которым рассчитывать, хороший театр или плохой. Чем больше зрителей и чем больше играемых спектаклей, тем театр лучше. Конечно, чиновникам экономических министерств удобнее рассчитывать это по таким весьма внешним признакам, которые, по‑моему, убьют театр.

Я, конечно, надеюсь, что до этого дело не дойдёт, потому что это просто чудовищное определение. Знаю, что Министерство культуры работает в этом направлении, у них есть свои предложения. Но я просто не могу в Вашем присутствии, Дмитрий Анатольевич, и в присутствии своих коллег на это не обратить внимания. По этому определению получается, что три спектакля с двумя табуретками сыграл, ты хороший театр. Тысяча человек пришли к тебе в зал, не важно, на что, – хороший театр. То есть это невозможно, хотя, конечно, расчёты должны быть. Понимаю, что невозможно всем сёстрам по серьгам, но так быть не может, тут надо думать. Определение критериев в данном случае – это самое трудное, и, вообще, это вопрос субъективный, потому что талантливо – значит, талантливо, бездарно – значит… А кто определяет, а как это определить, когда вообще искусство – субъективная сфера?

Вот так, пожалуй. Я просто набросал какие‑то вопросы, которые меня лично волновали.

Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо.

Я думаю, мы всё‑таки так поступим, я, конечно, могу сразу что‑то комментировать, но, наверное, логично, если и другие коллеги выскажутся, а после двух-трёх выступлений я откомментирую, тем более что мы договорились: тема театра в общем и целом интересна нашим людям. Мы с вами редко встречаемся, поэтому [представители] средств массовой информации останутся и заснимут всё, что здесь будет происходить.

Пожалуйста.

Л.Додин: Я хотел бы продолжить мысль Валерия Фокина и высказать банальную истину, что, на мой взгляд, главная ценность, которую ни в коем случае нельзя терять, но надо думать, как её реализовывать и в чём‑то реформировать, – это русский репертуарный театр. Репертуарный театр исчезает почти во всём мире, кроме, может быть, Германии, которая недаром одна из наиболее прогрессивных и ведущих театральных стран, и, может быть, скандинавских стран, где ещё сохраняются остатки, я бы так сказал, государственного репертуарного театра, который заметно выделяется на фоне всего остального европейского и американского искусства. Поэтому мне кажется, что свойства репертуарного театра, свойства этой организации – это абсолютно индивидуальные свойства прежде всего художников, их возглавляющих, и художников, работающих в этом театре, то есть других режиссёров, кроме художественного руководителя и артистов. Это индивидуальность во всём – один театр и один режиссёр работает очень долго, и потом его спектакль живёт очень долго, другой работает очень коротко, и потом спектакль живёт очень коротко. И то, и другое может иметь свои положительные черты и свои недостатки, но каким‑то образом это должно учитываться. Сломать и ввести того, кто привык работать длинно, в короткий срок – это значит сломать его художество.

Театр вообще – и здесь возникает для меня огромная проблема присоединения театра к общему закону о бюджетных организациях, к этому самому 83-му закону, потому что, на мой взгляд, театр – это не просто бюджетная организация, театр не оказывает услуги, как формулируется в этом законе. Театр, я прошу прощения за высокие слова (но этот кабинет, или эта комната, обязывает), театр, если это серьёзный художественный, русский репертуарный театр, то он формирует (да и любой серьёзный театр) души людей, заставляет души людей трудиться. Никто не может потребовать от театра услуги по этому поводу, потому что никакая душа вообще трудиться не хочет, надо, что называется, дать ей возможность и по возможности иногда заставить трудиться. Это совсем другого рода творчество, это самоосуществление, которое в силу дара тех, кто это делает, становится интересно другим.

Мне кажется, что, по сути, если мы думаем куда‑то на долгие годы вперёд, то должен быть принят (сочинён, наверное, сначала, а потом принят) закон о театре (или составная часть общего закона о культуре), который каким‑то образом улавливал бы, признавал и утверждал эту индивидуальность: индивидуальные критерии, индивидуальные оценки, индивидуальные возможности. Это не так просто сформулировать, но нужно этому отдать силы, и в этом смысле никакие экономические правила не работают. Потому что сегодня на Западе, где работают только экономические правила, театр, по сути, почти уничтожен, кроме той же Германии. Во Франции сегодня нет настоящего театра, в Англии сегодня, в самой театральной стране мира, нет театра не только государственного. Просто он исчезает, как только исчезают некие художественные, общечеловеческие подходы и заменяются чистой экономикой, которую я очень уважаю, но с которой театр сталкивается, будучи изначально абсолютно, безнадёжно убыточным предприятием. С этим надо смириться, и государство должно понимать, что оно должно требовать от театра не дохода, а вот того самого оформления человеческой души, цитируя Абрамова, «душевного, духовного здоровья нации, которое не вычисляется никакими деньгами», потому что душа человека определяет его сознание, его сознание определяет человека, а человек определяет общество. Не общество всё‑таки определяет человека, а человек, конкретные люди определяют общество. Мы всё время об этом забываем и по‑марксистски мыслим наоборот.

Мне кажется, что такой закон должен учитывать всё, в том числе, скажем, отменить налоги на заработки, которые театр получает своим собственным театральным трудом. Это труд дьявольский, оплачиваемый пока очень плохо. И если театру удаётся что‑то заработать, что можно было бы пустить даже не на оплату [труда] артистов, а, скажем, на мероприятия театрального дела, на свои уставные дела на следующий год, то нельзя у него забирать эти деньги. Это не прибыль, это кровавый пот искусства (прошу опять прощения за красивые слова). Мне кажется, это требуется, потому что театр сегодня не только в маленьких городах, но и в самых больших городах, и самые даже «грантополучательные» [театры] живут на самом деле [небогато]. Спасибо огромное за гранты, это действительно огромная поддержка, хотя, мне кажется, несправедливо с них (грантов) собирать довольно большой процент налога. С государственных премий налога не собирают, а считают это определённой наградой и поддержкой общества или государства, и, конечно, взятие налога с грантов, на мой взгляд, несправедливо.

Закон должен продумать и тот вопрос, о котором говорил Валерий [Фокин], то есть организация трудовых отношений в труппе. Мы заключаем сегодня с художественным руководителем (государство заключает) трёхлетний или пятилетний контракт. Мне кажется, такой контракт должен заключаться не только с художественным руководителем или директором, но и со всей труппой, чтобы труппа знала, что если через три или пять лет сменится из‑за недостатка работы, которую оценит экспертное сообщество, художественный руководитель, то сменится и вся труппа. Тогда эти три или пять лет будет некогда конфликтовать и подсиживать друг друга, а нужно будет работать, чтобы тебя элементарно не прогнали. Это совсем другой подход к коллективному самосознанию, совсем другой подход к организации театрального дела.

Государственный театр не должен заниматься коммерческой деятельностью как своей уставной прямой функцией. То есть не должны финансироваться спектакли впрямую коммерческого репертуара, авторы которого всем известны. Ни один государственный театр в Германии никогда не поставит такого коммерческого автора, как Нил Саймон. Никогда не поставит, потому что ему не дадут на это субсидию, у театра заберут деньги за то, что он потратил их на то, что и так должно приносить доход, не принося никакой духовной пользы. Мне кажется, это, я прошу прощения, может быть, задевает, но мне кажется, что это так.

Параллельно с этим должны всячески поддерживаться экспериментальные театры, молодые театры, новые театры. Но для этого в этом законе должна быть прописана возможность создания театра на время. У нас театры возникают или никогда, или на всю жизнь. И это неправильно, потому что в некоторых театрах есть ресурс на то, чтобы интересно прожить три года, интересно прожить пять лет. Потом молодёжь раскалывается, уходит, кончается [театр]. Нужно иметь возможность для прекращения отношений.

Сегодня, если есть постановление о создании нового муниципального театра или театрика, то это уже навсегда. И он очень быстро, не имея внутренних традиций, превращается в нормальный государственный театр, который быстро-быстро на наших глазах начинает хиреть.

Надо всячески поддерживать, и это опять же в этом законе [должно быть] и в бюджете Министерства культуры, который, как я понимаю, очень ограничен, гастроли театров по России. Сначала поддерживать гастроли больших и хороших театров. Сегодня этих гастролей очень мало. Мы завели собственную программу гастролей, пользуясь спонсорской помощью, побывали во многих городах, в 84 городах мы побывали за последние несколько лет, в том числе в таких, как Железногорск и Старый Оскол, в которых вообще никогда не видели профессионального театра. Огромный отклик, огромная зрительская потенция, значит, нужны гастроли. Вслед за гастролями нужна программа создания маленьких театров в маленьких городах, потому что в приведённых здесь статистических таблицах уже сказано, что в России театров гораздо меньше, чем в других странах, не будем сейчас сравнивать их качество. Но маленький город должен иметь пусть маленький, но театр, некую душевную территорию, где можно освободиться от ужаса жизни в этом маленьком городе. Я сейчас занимаюсь «Тремя сёстрами», поэтому очень [хорошо] себе представляю, что такое маленький город, из которого хочется уехать в Москву, даже в Москву. Я понимаю, что, живя в Москве, это понять трудно, но тем не менее.

Мы должны не просто поговорить об улучшении, не просто вообще поговорить, а принять некие решительные меры по экономическому подъёму театров, повышению зарплат [сотрудников] из нищенских в среднепристойные, обеспечение артистов жильём, то есть всё то, что делается, например, в отношении Министерства обороны, на самом деле должно делаться и в отношении Министерства культуры. Сегодня это такой же вопрос национальной безопасности государства, как, наверное, и вооружение (я прошу прощения). Спасибо большое.

Д.Медведев: Спасибо.

Юрий Мефодиевич, пожалуйста.

Ю.Соломин: Спасибо. Я хочу поддержать вопрос национальной безопасности и начну с этого в продолжение.

В 1941 году Малый театр гастролировал на Украине (в Днепропетровске и на границе со Львовом). В ночь с 21 на 22 июня началась война и застала коллектив Малого театра в Днепропетровске и группу, возглавляемую артистом Анненковым Николаем Александровичем, мы помним его, при жизни ещё застали и учились у него. Он был молодым и возглавлял группу артистов, которые обслуживали военные части. Война [застала их] на самом рубеже, когда никто ничего не мог понять: отступали войска, куда‑то не в ту сторону шли беженцы и так далее. И вот там вертелась эта группа артистов, которые после шикарного приёма в войсках попали в такую катавасию. Что они сделали? Это профессия, наверное: они стали успокаивать людей, стали читать им стихи, петь какие‑то песни (там были и вокалисты). Практически так была организована первая фронтовая бригада. Потом, когда актёры добрались до Москвы, ВТО (тогда Всесоюзное театральное общество) создало целую обойму: и фронтовой театр был (первый создал Малый театр) и фронтовые бригады. Но вот эти люди были первыми. Это традиция.

Я представляю традиционный русский театр, о котором только что Додин [Лев Додин, художественный руководитель – директор Академического малого драматического театра – Театра Европы] сказал, что только в Германии сохранились такие театры. Они были сохранены по принципу русского драматического театра. Германия до сих пор это сохраняет. И действительно, вся Европа, а теперь уже и Азия, и Африка – все завидуют этой структуре. Почему? Потому что, помимо искусства, давайте говорить честно, это ещё и образовательная программа, это ещё и воспитание. Вот почему я заговорил в продолжение этих фронтовых бригад.

Теперь прошли многие годы – 65 лет Победы. Всероссийское общество ветеранов, к которому Вы имеете прямое отношение, обратилось к нам, а мы к нему, я имею в виду Малый театр, с тем чтобы отпраздновать [юбилей Победы] в тех городах, которые выстояли. Мы сделали предложение взять Волгу за основу. С гордостью могу сегодня сказать Вам, что мы это выполнили – прошли от Ярославля, Казань, Кострому, Саратов, Самару, Волгоград. Там было празднование, о котором Вы знаете. Всё было организовано очень мощно. 25 тысяч [посмотрели], и мне не хочется говорить «зрителей», это было для ветеранов бесплатно, хотя один из городов, не буду говорить какой, один очень мощный театр, потребовал с нас деньги, вернее, они решили продавать билеты на наши спектакли и концерты. Театр возил и свой оркестр, который мы сохранили с 1809 года, ему исполнилось 200 лет. Наш оркестр и наши поющие артисты – это единое целое. Мы заодно вспомнили Антона Павловича Чехова, была такая возможность, и играли чеховские спектакли, его водевили, которые впервые он принёс в Малый театр, и они там были поставлены. Если бы вы видели – правда, было телевидение, всё это отснято, может быть, увидите, – если бы Вы видели глаза ветеранов. Там была и молодёжь. Я подошел как‑то и спросил: «А вы‑то каким образом сюда попали, ветераны?» – «А мне, – говорит, – дед дал: сходи, посмотри, я без движения, потом мне расскажешь».

Теперь о традициях, о традиционном театре, который имею честь представлять. Традиции – это немаловажный фактор, и негоже их забывать, потому что и все сидящие здесь, и те, кого уже [здесь нет], но мы их помним, о которых вот забота проявилась, и это прекрасно, 80-летние артисты, кому за, – вообще, это не так много для России (там 100 человек), но эта забота очень важна. Устаревшие традиции отомрут, а хорошие должны остаться. Как можно отменить заповеди, допустим, оставить 9 из 10, потом придумать ещё одну и сделать её, допустим, 11-й? Это невозможно, это должно само умереть и само по необходимости родиться. Я вот с Женей [Евгений Миронов, художественный руководитель Государственного театра наций] говорил только что: хочу посмотреть твоего Шукшина. Почему? Мои студенты пришли и, в восторге захлебываясь, говорили про этот спектакль [«Рассказы Шукшина»]. Возник молодой театр, им руководят, так это прекрасно. Когда‑то Мейерхольд, если я не ошибаюсь, нет, Михоэлс сказал: «Научить нельзя, научиться можно». Вот они научились, они создали, и дай бог им здоровья. Когда было немножко сложновато, он [Миронов] обратился к нам, я с удовольствием сказал «пожалуйста» – и я очень рад, что так получилось, что я не ошибся, понимаете? То есть наш старый театр, я думаю, что он какой‑то шажочек помог сделать [молодому театру], и учителя были, и так далее. Нельзя научить быть кем‑то, можно только находиться рядом и научиться. И я никогда не забываю свою учительницу Веру Николаевну Пашенную (сегодня тоже о ней скажу), я ей очень благодарен за всё, потому что театр – это школа, это сердце. Как она учила и говорила: «На сцене надо оставлять кусочек своего сердца». И когда зритель приходит и чувствует что‑то – что, я не знаю, – в тот момент, когда чувствует артист, а потом уходит, не просто выходит и скорее бежит в метро, то даже дома, когда ложится спать, он (зритель) почему‑то думает. Поэтому я абсолютно согласен, что для маленького города и для провинции театр – это академия, академия жизни, чувств.

Я из Читы. Помню этот театр, потому что он дал мне всё. Когда проходил смотр художественной самодеятельности, это был праздник для всех. Поэтому особое внимание, мне кажется, делая и работая над указом, нужно уделить нашей провинции. Там золотые люди, там сильные люди, там мощные люди. Поэтому всё лучшее, что мы имеем, мы должны отдавать туда.

Сегодня утром я приехал из Ульяновска. Всё зависит, конечно, от главы. Там прекрасный губернатор. Я говорю: «Смотрите, как у вас всё отреставрировано», – а директор театра мне отвечает: «Да, это губернатор. А знаете что? Он ещё дал пять квартир молодым артистам». Зритель это чувствует. Потом я видел, как на улице почти каждый второй с ним (директором театра) здоровался. Здоровались, понимаете, его знают. Мне думается, что для небольшого города это очень важно. Это центр культуры, не приехавший из Москвы на один день и уехавший, а это центр культуры маленького городка, который это помнит.

Поэтому мне кажется, что сегодня самое время, вот лучше не выберешь и хуже тоже не надо [обсудить это]. Вы собрались здесь, представители театров и музыкальных, и драматических, – это очень важно, потому что закон должны помогать делать профессионалы, тогда он будет жить долго, не будет однодневкой. Поверьте, что каждый сидящий здесь может предложить много хорошего для развития, для основы развития тех ребят, которые поступают или пошли сегодня в первый класс, а через 10 лет это уже будут граждане. Поэтому они должны чем‑то питаться, питаться нашей культурой, и традиционности не надо стесняться и не надо бояться. Традиционность можно понимать по‑разному. Что значит традиционно? Это значит наша жизнь, это значит то, что у нас в нашей кухне, как мы питаемся, что мы едим. Отмените пельмени и заставьте, допустим, всех в Сибири есть бананы. Не выдержат люди, понимаете? На бананах далеко не уедешь, пельмени – это традиции. И мне думается, что этот закон он будет. Он будет, потому что здесь собраны все поколения, и есть возможность создать закон, который будет жить долгие годы у нас в России.

Спасибо.

Д.Медведев: Я просто думаю, пора мне уже что‑то сказать, чтобы так немножко вас развлечь. Друг друга вы часто слушаете, меня тоже часто, но в основном всё‑таки, наверное, по телевизору, если кто‑то его ещё смотрит. Я надеюсь, вы не ждёте от меня спичей в защиту театра каких‑то таких больших, не было бы смысла тогда собираться. Я хочу сказать по конкретным вещам, которые здесь прозвучали, которые, наверное, значительную часть присутствующих волнуют.

Начну с трудовых отношений, о которых говорили Валерий Владимирович, Лев Абрамович. Я понимаю, насколько это трудная проблема, я никогда не руководил театром, но у меня есть опыт работы в бизнесе, не говоря уже о государственной службе. Вообще это тонкая сфера, особенно когда речь идёт об искусстве. Я понимаю, что, конечно, есть люди, которые, наверное, абсолютно достойны заключения договора на неопределённый срок, как говорят юристы, тем более что по действующему Трудовому кодексу, так же, как и по прежнему КЗоТу, если срочный контракт не расторгнут, договор считается продлённым на неопределённый срок. Но в то же время не учитывать специфику театрального искусства, не учитывать вообще специфику такого рода особой творческой деятельности неправильно. Я даже не думаю, что это требует изменения самого Трудового кодекса, хотя можно, конечно, и на него посмотреть. Это в конце концов не канон. Но что можно сделать, я, извините, пытаюсь сейчас домысливать в ходе, собственно, нашего обсуждения.

Закон, который мы с вами обсуждаем, имеет, безусловно, и содержит в себе какие‑то проблемы. Но он даёт и новые возможности, может быть, под некие новые решения, под новый статус. Может быть, это просто нужно связать какой‑то отдельной датой. Можно было бы в случае необходимости действительно провести перезаключение договоров. То есть выбрать какую‑то дату, и после этого уже каждый руководитель театра будет определяться, каким образом и с кем ему заключать договоры. Потому что если поменяется, скажем, или организационная форма, или условия труда, то это основание для того, чтобы изменить трудовые отношения: перейти от бессрочного договора к срочным договорам. Будет справедливо, если это сделать не в отношении одного театра, а в отношении всех театров. Это уже будет ваша ответственность.

Во всяком случае, как мне представляется, это действительно сможет в определённой степени развязать руки [руководителям театров] с точки зрения будущего театра, потому что – я не знаю, мне, ещё раз подчёркиваю, трудно комментировать, но действительно, по‑моему, договор, заключённый на 3–5 лет, это вполне нормальная вещь. Для любого творческого объединения, для любого театра это выглядит абсолютно нормально. Наоборот, договоры, заключённые без срока [действия], выглядят достаточно странно. Хотя, когда речь идёт о людях старшего поколения, которые являются безусловными авторитетами в театре, наверное, можно применять и схему договора, заключённого без срока.

Не хотел бы это предрешать, но я думаю, что можно было бы использовать как раз подготовку к вступлению соответствующих правил для того, чтобы подумать о проведении соответствующих процедур. Это удобный повод, корректный, можно всех предупредить, и сделать то, что вы собирались сделать, с тем чтобы театры всё‑таки жили полноценной жизнью, а не были заложниками той труппы, которая была сформирована раз и навсегда.

По этому многотрудному закону. Я полностью вас понимаю в том, что вы говорите о специфике театра. Безусловно, невозможно применять этот закон с одинаковой степенью успешности, скажем, к учреждениям в сфере образования, с одной стороны, – и к театрам, с другой стороны. И то, и другое – очень важные учреждения, но они разные, несмотря на близость гуманитарных функций, которые они в себе несут, а уж тем более применять один и тот же закон, скажем, к учреждениям, которые выполняют управленческие функции, и к театрам.

Что, на мой взгляд, можно и нужно сделать? Нужно сейчас подготовиться таким образом, чтобы специфика театральной деятельности была учтена в тех документах, которые идут вослед закону. Не следует бояться, на мой взгляд, тех или иных формулировок. Мы с вами знаем очень много законов с разными формулировками: и с умными, и с дурацкими, – они принимались, исчезали, а театр как был, так и существует, и, даст бог, ещё будет существовать. Но подзаконные акты, а без них всё равно в театральном искусстве ничего не обойдётся, это не та сфера, которую мы сможем раз и навсегда одним законом отрегулировать, можно на уровне постановления Правительства, решений Министерства культуры по согласованию с другими ведомствами учесть эту специфику. Нужно только подумать, Александр Алексеевич, что конкретно там должно быть. Можно было бы собрать всех наших коллег и сопоставить те нормы этого закона, которые имеют универсальный характер и которые должны применяться к любым учреждениям, и нормы, которые требуют отдельной расшифровки в специальных постановлениях Правительства, посвящённых театру. И тогда уже вы выйдете во всеоружии на новое юридическое поле. А то, что оно, в общем, рациональное, это очевидно, понятно при учёте специфики театральной деятельности, при понимании того, что действительно общие критерии здесь в ряде случае могут просто не срабатывать.

В отношении налогообложения деятельности. Вы знаете, тут вот какой вопрос. В принципе можно подумать и о каких‑то льготах в этом направлении, но, если я правильно понял, Лев Абрамович, Вы, по‑моему, говорили, речь может идти, как мне кажется, только об основной деятельности, театральной.

Л.Додин: Об основной, и только о тратах, о вкладах в основную деятельность.

Д.Медведев: То есть это не доходы, скажем, образующиеся в результате сдачи части театральных помещений в аренду или какая‑то иная, пусть даже весьма полезная, деятельность.

Л.Додин: Ни в коем случае.

Д.Медведев: Я не думаю, что это огромные деньги для государства, здесь можно было бы подумать, есть ли возможность сепарировать такого рода доходы от других, которые театр, может быть, откуда‑то получает. Поэтому, я думаю, такое поручение можно подготовить (я Администрации скажу) и с Минфином проработать.

По таким важнейшим темам, как расширение театральной аудитории. Мне кажется, это уже вопрос из области идеологии, и это очень важно. Хотя мы понимаем, что это может быть [сделано] очень по‑разному. Кстати, дамы с перьями, на мой взгляд, зачастую являются украшением театра. Их лучше всё‑таки, по возможности, не выгонять, потому что, когда они есть, в театре сразу возникает правильная атмосфера. Я не спорю, что в театр должны ходить не только дамы в перьях, должны ходить люди разного возраста и разного образовательного уровня, если хотите, даже разного интеллектуального уровня, потому что каждый из них способен что‑то извлечь для себя в театре.

Спецпортал поддержки театра. Я – за. Надо только посмотреть, как его поддерживать, кто туда будет заходить. Я вообще, вы знаете, люблю всякие новшества. Можно подумать, каким образом просто всё это использовать. Что, там будут только обсуждения? Или туда можно деньги перечислить? То есть как будет работать – извините за такие слова – интерфейс этого сайта? Что там будет?

Наверное, всё. Продолжим.

Д.Смелянский: Я хочу продолжить мысль, о которой говорил Лев Абрамович, – это гастрольная деятельность театра. Гастрольная деятельность театра – это воспитание нового зрителя, воспитание молодого поколения. Сегодня что у нас происходит? Если бизнес в каком‑то городе или губернатор в каком‑то городе позитивно относятся к театру, то тогда мы имеем возможность сделать гастроли. Мне кажется, что надо всё‑таки прийти к тому (что уже было, и нельзя выплескивать это из своего сознания), что нужно государственное финансирование гастрольной деятельности театров. Потому что тогда вот то, что Вы говорите, Дмитрий Анатольевич, малые города, они смогут получить лучшие и высокие образцы театрального искусства.

Нельзя сбрасывать со счётов, наоборот, мне кажется, надо поддерживать театральную фестивальную деятельность. К примеру, в городе Калининграде, в котором семь лет агентство, которое я возглавляю [Российское государственное театральное агентство], ведёт фестиваль «Балтийские сезоны», изменилась полностью художественная структура города. За семь лет в городе побывало 55 творческих коллективов, 3,5 тысячи артистов, 120 тысяч зрителей, люди стали планировать свои отпуска под время проведения фестиваля. Здесь побывали лучшие образцы российского и мирового театра, в этом году приезжает «Комеди Франсез», в прошлом году был «Пикколо ди Милано», Художественный театр два раза был, Большой театр, Малый драматический театр, Фоменко и прочее, и прочее. Лучшие образцы театрального искусства, пять вузов театральных, потому что одно из направлений фестиваля – это «Будущее театра. Плоды просвещения», что на самом деле пользуется большим успехом у зрителя. Второй фестиваль, музыкальный фестиваль, который агентство проводит совместно с Денисом Мацуевым, – это «Крещендо». Помимо российского участия, мы активно продвигаем этот фестиваль за рубеж. Сейчас в городе Пскове создаем совместно с Большим театром фестиваль русской классической оперы и русской симфонической музыки, открытый в Псковском кремле.

Говоря о гастрольной и вообще жизни театра, всё‑таки нужно разработать прозрачный механизм привлечения внебюджетных средств, и чтобы это была легитимная возможность привлечения денег. Мы сегодня говорим (и Валерий Владимирович Фокин говорил) о том, что становится очень важной профессия продюсера. В этом году наконец‑то появился стандарт «продюсер» в Министерстве образования. Что мы сегодня имеем? Мы имеем сегодня старые методологии подготовки менеджмента. Я преподаю в ГИТИСе 17 лет, в РАТИ (Российской академии театрального искусства), там стоит компьютерная техника 90-х годов, и средств для её обновления нет. Более того, компьютерные программы, если мы говорим о продвижении российского театра в мировое пространство, то надо менять всю компьютерную систему, надо создавать инновационные центры в театральных вузах, на которых есть продюсерские факультеты, с тем чтобы молодой студент продюсерского факультета совместно с творческими факультетами мог практиковаться и развивать своё понимание, умение продюсирования.

Мне кажется, что эти инновационные центры были бы очень сильной и мощной базой. Те программы, на которых сегодня обучаются в учебных заведениях, они просто скачаны из интернета, потому что финансирование по закупке программ в театральных вузах не положено. И поэтому приобрести эти программы…

Д.Медведев: Какие программы? Я просто хотел бы уточнить всё‑таки это. О каких программах идёт речь?

Д.Смелянский: Программы обучения, электронные программы обучения. Не обучающие программы, а программы продвижения. Это всё касается компьютерного оборудования вузов.

Если бы театральные вузы, а особенно продюсерские факультеты, имели бы возможность зарубежных стажировок в театральных школах на продюсерских факультетах, это было бы очень важно – так, как это очень важная позиция: создание в театральных вузах мастеров света, мастеров звука, звукорежиссёров, которых сегодня практически не существует в России. Есть два-три человека – два хороших художника по свету, которые бродят из театра в театр и нарасхват. А лучшие мировые театральные школы имеют возможность для обучения [таких специалистов].

Вот, собственно, пожалуй, и всё, о чём мне хотелось сказать.

Д.Медведев: Спасибо.

Марк Анатольевич, пожалуйста.

М.Захаров: Я очень Вам благодарен за хорошую формулировку – «учесть специфику». Нам надо меньше мешать, и мы в чём‑то разберемся сами. Я понимаю, что у государственных властных структур сейчас очень много проблем и проблем очень непростых. Я не призываю к каким‑то сверхмасштабным действиям. Должна быть определена та сумма, которую я имею право как режиссёр и руководитель театра истратить на новый спектакль, на поддержание старого репертуара и на некоторые другие нужды. Я не имею права выйти за эти параметры, я должен это точно рассчитать.

Извините [за отступление], может быть, как Вы говорили, поразвлечь немножко. У нас сложный рельеф крыши, нам надо сбрасывать снег в центре Москвы, это может выиграть только на электронных торгах кто‑то, кто предложит меньшую сумму и поразит нас своей квалификацией. Три года, три зимы нас мурыжат какие‑то мошенники, которые, в общем, туда, на крышу, не лезут. И лезут на крышу не скажу что артисты, но художественно-постановочная часть этот снег исправно сбрасывает.

Замечательная была коррекция введена Вашим помощником, он помог, инициировал, по‑моему (я имею в виду 94-й ФЗ) Дворкович, кое‑что нам сделал, помог, снял некоторые [вопросы] – это совсем была глупость для театра, не учитывающая нашу специфику. Нам бы ещё чуть-чуть помочь, снять некоторые тиски, которые давят. Ну вот на 100 тысяч в квартал мы можем что‑то купить. Вот купили, допустим, раз в квартал гвоздей или фанеры, а вот Додин решил поставить в «Ленкоме» какой‑то спектакль и говорит: «Мне ещё одну нужно фанерочку маленькую». Мы говорим: «Нет, невозможно, куплено, всё у нас истрачено, и мы это не можем сделать».

Вот какие‑то такие мелочные акции хорошо бы убрать и решить трудовые отношения, о которых здесь уже говорили (и Вы замечательно говорили). Да, мы, конечно, на пенсию Броневого Леонида Сергеевича не переведём никогда, он будет с нами, сколько Бог положит ему времени, но есть такие случаи, когда можно и необходимо для того, чтобы расчистить место для молодёжи, для молодых людей, режиссёров и актёров, перевести на пенсию, причём с желанием всяческой социальной помощи.

Д.Медведев: Создали интригу на эту тему, Марк Анатольевич.

М.Захаров: Да. Но вопрос пенсий, трудовых отношений и вот этой замечательной, такой символической остановки театра, которую Вы предложили, Дмитрий Анатольевич, – это то, о чём можно только мечтать, чтобы заново (и здесь нужны полномочия мне, должны со мной заключить или с директором, или с кем‑то [договор], и тогда, чтобы я был легитимен) я имел право сформировать ту часть коллектива, которая необходима. Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо.

Е.Миронов: Вы знаете, говоря о театре, о репертуарном театре, о наших традициях, невозможно не говорить о том, что должно их дальше двигать, сохранять и развивать, – это о молодых и о реализации молодых творческих сил. Это огромная проблема. И вообще проблема смены поколений. Вы, Дмитрий Анатольевич, не раз её ставили – это государственная проблема. В театре это очень насущная тема, а в последние годы стала едва ли не самой главной. Потому что если мы не найдём систему, по которой новые творческие силы могут себя проявить, то «скамейка запасных», грубо говоря, будет пуста.

Сегодня система организации театрального дела, какая существует в государственном театре, не способствует, честно говоря, первому шагу, первому дебюту. Есть театры, безусловно, они существуют, замечательные, в которых везёт молодым режиссёрам, одному или двум. Они ставят спектакли. Если это [постановка] удача – замечательно, есть второй шаг. А если это неудача? Мы говорим ведь о целом процессе, когда молодые ребята должны ставить спектакли. А это не всегда удача, иногда ошибка, что немаловажно, потому что это двигает дальше, [спектакль] – это эксперимент. Обычно большинство выпускников театральных вузов или училищ, не находя работы, маясь в течение нескольких лет, ожидая, старея, их импульс творческой энергии падает. Они либо переквалифицируются, либо уходят на телевидение и создают там низкопробное «мыло», и оттуда уже не возвращаются, потому что там большие деньги, и мы теряем настоящие кадры, нет развития. Честно говоря, проблема фондов, про которые Вы говорили в начале сегодняшней встречи, назрела.

Про гранты на дебютные работы, поддержанные государством. Форма этих грантов обсуждаема (экономический механизм я имею в виду) – это может быть президентский грант, может быть целевая программа Министерства культуры, может быть фонд, в который (я думаю, что Олег Павлович про это тоже ещё скажет, мы это обсуждали совместно) государство или какие‑то компании инвестировали деньги, которые не тратятся, а работают потом на такие задачи и цели.

Я интересовался западным опытом. Поскольку Театр наций – структура своеобразная, там у нас нет труппы, это открытая площадка. И мы как раз должны её использовать для таких целей – давать шанс молодым драматургам, режиссёрам, артистам.

В Берлине существует театр «Хебель». Там пять площадок. Небольшой театр, но пять площадок, где постоянно идут фестивали и постоянно выходят спектакли. Федеральный фонд и фонд города Берлина тратят [на него] 5 миллионов евро в год. Это маленький театр.

Есть примеры в Латвии. До того как она чуть не умерла от кризиса, три процента от торговли табаком и алкоголем шло на культуру, называлось это культурпроцент. Кстати, очень хорошо – процент на культуру. Или же «Мигро» в Швейцарии – частный фонд, работает от сети супермаркетов.

Большая сумма идёт на эти как бы совсем не выгодные цели. У нас (я не могу не поделиться, я знаю, что и Лев Абрамович меня поддержит) работает фонд Прохорова, который помогает именно таким молодёжным программам. Но это первый шаг для помощи молодым. Хорошо, мы дали деньги, молодой режиссёр поставил спектакль, а что делать дальше? Существует второй шаг: как ему закрепиться, нарастить мускулы, где это делать? Считаю, в этом смысле вторая тема, которую Вы затрагивали, провинция и театры малых городов могут нам очень помочь. В Москве и в Петербурге переизбыток молодых сил, ничего не делающих или пытающихся что‑то делать, а там их огромный недостаток.

Не могу не поделиться собственным опытом. Я знаю, что тема малых городов ещё будет сегодня подниматься, но Театр наций уже восьмой раз проводит фестиваль театров малых городов, третий раз в городе Лысьва Пермского края. Конечно, нам повезло, и мэр, и губернатор края замечательно относятся к культуре. В городе за три года поменялась инфраструктура, потрясающие дороги, я город не узнал – гостиницы строятся, люди относятся к этому, как к празднику. Уверен, что это одна из причин, по которой они могут оттуда не уехать, театр стал для них градообразующим [предприятием], а это уже государственная, честно говоря, задача. Нам опять повезло, там нашлись люди в структурах власти, которые это понимают.

Однажды я пытался позвонить мэру другого города, решить проблему, там театр хотели закрыть. Я не мог дозвониться, секретарша в итоге всё‑таки прокололась и сказала мне: «Что Вы его трогаете? У него жена вообще любит КВН». Я не против КВН, но если это взаимозаменяемые вещи – это катастрофа. Театр для нас всегда в России был, как Гоголь сказал, «трибуна», это больше чем театр, люди шли не просто повеселиться, а за чем‑то ещё, за какой‑то духовной жизнью.

Так вот, мне кажется, настал момент для того, чтобы это сработало, чтобы молодые, во‑первых, имея такой грант и грантовую систему, могли ехать [в регионы], для этого на местах необходимо создать условия. И дело даже не в зарплате. Вот парень – я приезжал тоже в один маленький город, – выпускник ЛГИТМиКа [теперь Санкт-Петербурская государственная академия театрального искусства]. Я говорю: «Ничего себе!» Работает в театре, в маленьком театре, в дыре, поднимает театр. Я говорю: «Сколько ты получаешь?». Он отвечает: «Не важно». Живёт у товарища, у артиста, нет ни общежития, ничего. Год так, два… Через два года я возвращаюсь и не вижу, говорю: «А где этот человек?». Говорят: «Ну что вы, он спился, уехал, никто не знает, где он». Важно, чтобы на местах всё‑таки понимали и помогали.

Поэтому совместно с Министерством культуры сейчас Театр наций разрабатывает обширную программу, которая касается сбора и обработки базы данных всех театров малых городов, а их больше двухсот. Социологические исследования состояния театров, разработки эффективной экономической модели, создание обучающей программы, мастер-класса – это всё уже даже делается, СТД [Союз театральных деятелей России] это делает. Но самое важное, мне кажется, необходимо создать совет театров малых городов, иначе они бесхребетные без этой помощи. Я просто почувствовал это на себе, потому что все участники, директора театров малых городов, они не знают, к кому даже обратиться по той или иной проблеме, а проблема не только деньги, понимаете? Вот такой совет, куда, кроме представителей директоров театров малых городов и федеральных округов, должны входить представители, безусловно, региональных и муниципальных властей.

Учитывая грантовую систему, направленную на поддержку самых интересных работ и коллективов, можно отрегулировать такую систему, при которой парень уезжает [работать в провинцию]. Вот у нас тоже (простите, что опять возвращаюсь к нашему театру) успешный дебютант поставил спектакль. После этого он не остался в Москве, его, я знаю, приглашал даже Олег Павлович, такой Никита Гриншпун. Он уехал в Южно-Сахалинск и возглавляет там театр, и создал уже лабораторию детской драматургии (с ней тоже беда). Занимается этим, потом, может быть, вернётся, но это уже будет человек с большим опытом.

Последнее, простите, что я про это так много. Мы говорили про молодых, и нельзя не сказать, и тема затронута была, о стариках, ветеранах театра и кино. Это вообще больная тема. Она уже озвучена тысячу раз и по телевизору, и в газетах. Стыдно, просто невозможно! И дело касается не только кумиров, на которых мы воспитывались, ведь по всей стране много ветеранов театра, кино, работников театра, учителей и педагогов театральных вузов, которые отдали, посвятили свою жизнь этой работе, этому искусству. Наш цех всегда был, честно говоря, ну как сказать, оказывал взаимопомощь. Это делается, часть [делает] СТД, часть частные лица делают, но, поверьте, когда мы два года назад организовали благотворительный фонд «Артист», когда коснёшься этого хоть чуть-чуть – всё, ты уже [погряз] по уши. Проблема огромная, очень много людей. Получилось очень хорошее дело. Мы организовали, присутствующие коллеги знают и меня поддержат, благотворительный фестиваль московских театров. Сбор от спектакля, одного спектакля пошёл бы на помощь этим ветеранам. 30 московских театров откликнулись, 800 сертификатов медицинских, а у нас там программа и медицинская, и продуктовая, и программа «SOS», если это операция или смерть, и ещё одна программа адаптации, потому что многие пожилые люди. Ведь артистам не так хлеб нужен, как быть нужными. Вот эту программу тоже проследить, потому что они могут работать, мы отправляем их на автобусах в детские дома, выступают, и этим они живут, это продление жизни.

Так вот, заканчиваю, случилась катастрофа – мы эти 800 сертификатов добыли и отправили людям, но, оказалось, это не совсем законно. Это, конечно, моя страшная недоработка и вина, потому что вообще‑то мы хотели зарабатывать сами, не ходить с протянутой рукой к Вам, потому что и так этих рук достаточно и много проблем. Мы хотели таким образом заработать, каждый театр может это делать, и откликнулась бы сотня российских театров. Но большинство в силу проблем российского законодательства не имеет такой возможности, потому что сейчас бюджетное учреждение может расходовать средства от приносящей доход деятельности лишь на обеспечение собственных потребностей: купить мебель, ремонт здания, и то есть проблемы; поддержать своих же ветеранов своего же театра нельзя.

И вот наш фонд разработал, уважаемый Дмитрий Анатольевич, я прошу Вас помочь инициировать изменения в законодательстве, потому что мы совместно с юристами подготовили наши предложения, просим рассмотреть их.

Д.Медведев: Конкретный подход, давайте.

Е.Миронов: Кстати, я нашел старый билет в театр Корша, билет стоит 28 копеек, написано: «Благотворительный сбор 2 копейки», он шёл именно на эти цели – можем вернуться к истокам.

Спасибо.

К.Рехтин: Мне бы хотелось продолжить тему жизни театра в малых городах. Слава богу, что мне не нужно сейчас убеждать ни Вас, Дмитрий Анатольевич, ни коллег в том, что театр в малом городе очень нужен. И существует озабоченность состоянием дел в театре в малом городе. Я работаю в городе, который малый из малых, население 27 тысяч. Он в 300 километрах от Омска. В общем, это достаточно уникальный случай у нас в России – создание театра в таком населённом пункте. Вызван он абсолютно понятными намерениями – восстановлением исторической справедливости в отношении этого города.

Город очень сильно пострадал в советское время: восемь из девяти храмов были разрушены. И, разумеется, всё это сказалось на духовной атмосфере этого города. Фактически уничтожен историко-культурный облик этого старинного сибирского города.

Л.Додин: Как называется город?

К.Рехтин: Называется город Тара, Лев Абрамович.

И наш опыт, который мы накопили за восемь лет, он, возможно, как‑то поможет продвижению театра в малых городах и поможет развитию. Я кратко чуть-чуть расскажу, что происходит у нас, хотя, конечно, опять же я произнесу ту же фразу, что и Евгений Витальевич: «Нам повезло». Нам повезло, что мы работаем в Омской области, где традиционно к театру особое отношение. И там нас, театральных работников, уважают, к нам прислушиваются, нас опекают. Это правда.

Кажется, что есть непреодолимые сложности для развития театра в малом городе. Это, конечно, прежде всего формирование труппы. Но где взять талантливых актёров, которые поедут [в город] за 300 километров от Омска? Приглашение туда театральных специалистов, трудности с прокатом спектаклей, потому что очень маленькое количество зрителей и неподготовленность, собственно, зрителя к восприятию театрального искусства, оторванность от контекста театральной жизни, которая, например, есть в большом театральном городе – Омске, и вообще от контекста театральной жизни в стране. Все эти проблемы существуют (я общаюсь со своими коллегами на фестивалях малых городов).

Как у нас это решалось? Конечно же, ключом к разрешению всего этого комплекса проблем стало органичное соединение деятельности наших властей, инициировавших создание Северного драматического театра, он у нас называется сейчас имени Михаила Александровича Ульянова, и наших творческих устремлений, где мы в равной степени несли ответственность за результат возрождения культурного статуса города.

В основу проекта этого нового театра легла идея взращивания актёрского курса на месте, в этом городе. Мы набрали заочный курс в Омском государственном университете, и, слава богу, такие возможности сейчас есть, но как будет с новой, изменённой формой обучения, подготовки актёров, мы не знаем. Потому что мы попытались набрать второй курс сейчас, следом за первым, и получили какое‑то странное предложение – готовить специалистов по специальности «театральное искусство». Не актёров драматического театра, а «театральное искусство». И кто они будут, эти люди, какая у них будет профессия, непонятно. Вот так тогда у нас решился этот вопрос с взращиванием курса на месте. Нам, конечно, здесь опять же повезло, потому что из 12 набранных студентов десять имели уже специальное театральное образование, прошли средний театральный уровень. Одновременно шла организация театрального производства и, собственно, строительство самого здания театра. Мои предложения легли в основу плана развития Северного драматического театра, утверждённого нашим губернатором Леонидом Константиновичем Полежаевым, план был рассчитан на пять лет. Сюда вошло всё: и финансирование обучения актёров, приглашение специалистов из Москвы, которые курировали это обучение, оборудование, оснащение пока временной площадки на сцене местного дома культуры в период строительства театра, предоставление достойного жилья актёрам и театральным специалистам, собственно говоря, строительство здания и оснащение транспортом и всем, что необходимо в театральном хозяйстве. И уже первый спектакль «Анна Снегина», поставленный нами в театре, вызвал интерес у зрителей, хотя спектакль был непростой по форме. Объяснялось это тем, что до нашего приезда в Тару велась большая подготовительная работа, туда регулярно в течение трёх лет приезжали омские театры, привозили разные спектакли и развлекательного характера, и сложные по форме. Это, конечно, нас вдохновило, и уже к концу сезона мы смогли создать ещё три спектакля, то есть в общей сложности четыре спектакля появились в первый сезон, три из которых стали фестивальными. И вот здесь тоже была поддержка государства, мы смогли поехать на самые отдалённые фестивали, в том числе в Санкт-Петербург и в Москву, показать свои работы профессионалам, театральным специалистам и получить достаточно высокую оценку своего труда.

В четвёртом театральном сезоне, когда ребята заканчивали обучение, мы получили собственное здание театра и дипломные спектакли играли на своей сцене. К этому времени уже решался вопрос о квартирах, и сейчас практически все наши актёры имеют квартиры. Вопрос не решён только с молодыми, только что приехавшими к нам [актёрами]. С появлением здания, очень хорошего здания, мы говорили с Евгением Витальевичем Мироновым, есть сейчас мнение провести у нас в Таре фестиваль малых городов России, а опыт проведения подобных фестивалей у нас есть. Мы у себя смогли принимать спектакли участников фестиваля «Золотая маска».

Конечно, в период работы, на этом первом этапе работы нам большую моральную поддержку оказывал Михаил Александрович, который, слава богу, дожил до того момента, когда было построено здание, узнал, какое это здание и какой театр появился на его родине. До нас доехали вахтанговцы, они тоже были у нас, хотя он очень беспокоился и говорил о том, что это очень трудно решить в финансовом плане, но театр посчитал своим долгом побывать на родине своего руководителя. И вот с расширением такой гастрольной деятельности мои опасения, что мы окажемся оторванными от общего театрального процесса, тоже оказались напрасными.

До настоящего момента мы смогли осуществить 40 постановок, 25 – вечернего репертуара (взрослого), и 15 – детского. В среднем у нас три–четыре спектакля в неделю выходят на стационаре, мы прокатываем столько же на выездах. Это важная сфера нашей деятельности, потому что мы выезжаем за 300–400 километров от своего города, туда, где понятия не имеют, что такое театр. Вот в этих населённых пунктах нас теперь ждут, и мы там очень-очень востребованы.

Кроме того, мы два-три раза в год бываем в Омске, и спектакли идут при аншлагах. Даже организуются специальные туры из соседних районов специально с посещением нашего театра, особенно таким востребованным оказался спектакль «Пролётный гусь» по рассказу Виктора Астафьева.

Когда восемь лет назад мы начинали эту работу, мы, конечно же, не думали о тех последствиях, о том социальном значении, которое можем оказать на жизнь этого города.

Может быть, я повторюсь и скажу снова о том, что театр в малом городе – это больше, чем театр, и те деньги, которые тратит областной бюджет, государство, сторицей окупаются, потому что в малом городе это не просто способ интеллектуального времяпрепровождения или развлечения. Человек может и должен гордиться своим театром. Это в корне меняет его менталитет. Людям хочется действительно, я свидетельствую о том, хочется жить в этом городе. Я вижу, что у нас не наблюдается текучки [кадров] в театре. Возможно, это ещё связано с тем, что созданы такие условия, когда перед артистами ставятся завышенные, может быть, требования относительно их возможностей. Приходится работать быстрее, брать тот репертуар, который вообще никогда не ставился или очень мало ставился. И это тоже вызывает интерес у артистов. Это такой творческий стимул, для того чтобы работать им у нас в городе и любить свой театр.

Конечно, Дмитрий Анатольевич, для жителей нашего города и для всего региона было бы огромным событием, если бы Вы приехали к нам и увидели всё своими глазами. Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо большое за приглашение.

В.Кущёв: Спасибо большое, Дмитрий Анатольевич, за возможность встретиться и обсудить проблемы театров. Спасибо за слово, потому что до этого говорили наши коллеги из драматических театров, а мы – из театров музыкальных, оперы и балета, и проблем у нас очень много.

В самом начале встречи Вы обозначили три главные проблемы: президентские гранты, что делать с театрами малых и средних городов, и проблемы наших ветеранов сцены, мастеров сцены.

Проблемы грантов. Не вызывает ни у кого сомнения, это могучий инструмент, который, конечно, играет колоссальную роль, и, к сожалению, как и каждое, даже самое совершенное лекарство, приносит не только пользу. Я представляю Ростовский государственный музыкальный театр, у нас труппа 837 человек, и нет такого года, чтобы от нас не уезжали в Москву, в Питер, за рубеж два, три, в этом году пять человек уехали – два прекрасных вокалиста оперы, два солиста балета и один великолепный оркестровый музыкант. И это явление, которое мы не преодолеем. Это обратная сторона наших грантов. Понимаю, что мы не можем, Вы не можете сделать всех счастливыми и богатыми, но, может быть, Вы бы нашли, Дмитрий Анатольевич, возможным рассмотреть вопрос о том, чтобы этот институт [грантов] распространить хотя бы на федеральные округа, это было бы очень полезно и важно. А за этим подтянулись бы такие вопросы, как кадры, как вообще престиж музыканта, артиста и так далее.

Вопрос театров малых и средних городов – вопрос тяжелейший, и во многом (как, впрочем, и поддержка наших ветеранов) это могло бы быть решено, если бы была подготовлена законодательная база. В новой России мы живём практически без закона о театрах, да и закон о культуре, который сейчас очень серьёзно продвинулся благодаря Министерству культуры и Комитету по культуре Государственной Думы, всё‑таки ещё даже вплотную не подошёл к проблеме театров. Что должно быть? Или отдельно закон о театральной деятельности, или в законе о культуре эта деятельность должна быть расписана – такие важнейшие вопросы, о которых говорят сегодня мои коллеги, знаменитые театральные деятели: вопросы гастрольной деятельности, вопросы кадровой политики, вопросы репертуарной политики, современной пьесы, о которой мы вообще почему‑то не говорим в последнее время. Не говорим, потому что вступил в силу закон об интеллектуальной собственности, и, например, не каждому театру по силам взять пьесу современного автора. У нас, извините, есть такая шутка: самый лучший автор тот, который ушёл из жизни более 70 лет тому назад.

Дмитрий Анатольевич, эти вопросы, я думаю, должны быть решены законодательно, ни одни разумный худрук, руководитель театра, ветерана сцены не проводит просто так. Мы ими гордимся, поддерживаем, но мы где‑то ходим по лезвию ножа. Надо защитить и руководителей театра, и, конечно, ветеранов. Спасибо.

К.Серебренников: Я надолго не задержу внимание, потому что не могу не рассказать о своей зоне ответственности. Театром не руковожу, являюсь арт-директором фестиваля «Территория». Буду стараться говорить быстро, потому что в спину дует кондиционер и тут холодно.

Тот опыт, который у меня есть, связан и с работой арт-директором с Женей Мироновым на фестивале «Территория». Это подтолкнуло меня к каким‑то соображениям и наблюдениям, связанным вообще с местом театра в нашей стране и отношением власти к нему и наоборот. Вы знаете, я во многом согласен со всеми выступавшими до этого моими уважаемыми коллегами. Не соглашусь только в одном: я бы не хотел, чтобы театр в глазах власти представлялся такими людьми, которые всё время приходят и говорят: «Дайте денег! Дмитрий Анатольевич, пожалуйста, дайте денег!» Конечно, Дмитрий Анатольевич, дайте денег, но…

Д.Медведев: Но…

К.Серебренников: …но, Вы понимаете, что театр не является, как мне кажется, всё‑таки дотационной отраслью, если применить какие‑то другие критерии. Ведь давайте подумаем: что такое город Петербург? Город Петербург – это город, где есть Мариинский театр, где есть Александринский театр, где работает театр Додина и прочее-прочее. То есть, если применить совершенно другие критерии, мы вдруг получаем, что театр (театр как большой бренд, и человек как бренд, художник как бренд) является способом привлечь и инвестиции, и туризм, и массу всего, что составляет как бы какое‑то изменение вообще судьбы и целого региона, и города, и достаточно большой территории. То же самое Москва. Москва – это город, где есть Большой театр, где есть МХАТ, где есть театр Марка Захарова и прочее. Если применить какие‑то другие критерии, театр – это вполне состоятельный механизм, способ влияния и не только на изменение духовного пейзажа общества, но и на вполне существующую в этой концепции экономику, в которой мы все и живём. Хотел бы напомнить, что очень важной, главной мерой существования в театре является человек, и, что мне особенно близко, режиссёр. Вообще о режиссёре мы часто говорим, но не стоит забывать, что главные бренды и мировые достижения русского театра связаны с фамилиями режиссёров – Станиславский, Мейерхольд и прочие – это те люди, которые создали огромные, важные системы.

У режиссёра, который формирует театральную идею, целое направление театра, которое потом может приносить деньги, за счёт которого могут кормиться целые поколения, разумеется, должна быть некая лаборатория. Я очень обеспокоен тем, что территория эксперимента, территория подлинного творчества как поиска, театр как лаборатория редуцируется, сокращается, и практически этого не остаётся. Потому что, что греха таить, любой выпускник театрального института, придя в большой, серьёзный, состоявшийся театр-бренд, вынужден соответствовать некоему формату, а иногда этот формат его настолько поглощает, что потом от человека остаются рожки да ножки. Вот эта зона театрального эксперимента, зона исследований, театр как лаборатория, который, разумеется, должен существовать за счёт грантовой системы (а грантовая система, как мы знаем, она достаточно несовершенна), – это, мне кажется, очень важный вопрос, про который невозможно забыть.

Меня очень печалит случай, про который я не устаю говорить, – выживание художника из пространства Москвы, то, что случилось, – конфликт Анатолия Васильева с московскими властями, который привел к тому, что художник просто вынужден уехать. Там много всего разного, но результатом является то, что мы не имеем (Олег Павлович, потом всё расскажете) в этом городе, в этом пространстве важного художника, который, для меня во всяком случае, безумно важен и интересен.

Современный театр разработал и имеет в своём инструментарии огромное количество средств, которыми его делают. Не только большой зал, большие артисты на большой сцене, но и совершенно разные формы есть у театра, есть документальный театр. В этом году на фестиваль «Территория» приехал театр, который называется «Римини протокол», который привез спектакль, где, в общем‑то, заняты не артисты. Этот спектакль называется «Капитал», и он про то, что сделал капитализм, в общем, с людьми, как книга «Капитал» влияет на людей. Там участвовали люди, которые от этого пострадали: какой‑то игрок в казино, какой‑то настоящий антиглобалист, человек, который исследовал «Капитал» и потом был изгнан из своего института, потому что пришла другая власть. Эти люди, их монологи явились предметом безумного и интересного театрального исследования. Формы театра разные, и, мне кажется, задача государства понять, что театр может быть очень серьёзным социальным и прочим механизмом влияния на умы общества и получения обратной информации.

Что меня ещё волнует, о чём я могу сказать Президенту? Я могу сказать, что было бы здорово, если бы Вы учитывали при назначении губернаторов, которые пока ещё назначаются, их увлечённость культурой.

Д.Медведев: Не пока, а уже!

К.Серебренников: Да. Вот чтобы этот критерий был одним из важных и немаловажных. Потому что пример Перми, когда [губернатор] Чиркунов вдруг взял и использовал театр и современное искусство как механизм поднятия достаточно тяжёлого региона, достаточно тяжёлого города. Пусть сейчас больше разговоров про это и каких‑то слухов, скандалов, но это [такой подход к театру] поднимает и в глазах людей, которые там живут, и в глазах общественности статус и уровень региона. А за этим идут экономические форумы, инвестиции, а за этим тянется уже всё остальное.

Не могу не озаботиться редуцированием и вообще сокращением литературы о театре. Вы знаете, я, когда приезжаю на фестиваль в Авиньон, то сразу иду в маленький магазинчик, который рядом с площадью, где проходят разговоры с режиссёрами, и там вижу сотни, тысячи изданий о театре: одни про сценографию, другие про режиссуру, диалоги с режиссёрами и прочее, и прочее. У нас в России, до смешного, практически нет серьёзных, профессиональных, глубоких, аналитических изданий, которые исследуют театр. Они исчезли, их заменила жёлтая журналистика, их заменила пресса с заметками о театре, а исследования театрального языка исчезли. Это катастрофа, как мне кажется, потому что сокращение литературы о театре ведёт к сокращению, к редуцированию самого театра.

В итоге такого сумбурного выступления (под «дулом» кондиционера) я прихожу постепенно к какой‑то здравой или нездравой – может, старшие коллеги меня поправят – мысли о необходимости создания национального института театра. Некоего координирующего органа (эти аналоги есть в разных странах мира), который объединил бы весь русскоязычный театр, не только театр в России, но и в принципе русскоязычный театр – Национальный институт театра (вот так бы это называлось), который сформировал бы единое театральное пространство. Там можно было бы вести диалоги, это была бы площадка исследований, зона, где возможен эксперимент. Это было бы такое театральное Сколково, которое способно сформировать и продуцировать некую идею и применить её на практике. Там были бы какие‑то органы консалтинга, которые помогали регионам советом, как с помощью театра, с помощью его разных свойств и форм: больших драматических коллективов или свойствами музыкального театра, способами документального театра, – помочь регионам в развитии. Вот такая разработка, поиск применения новой идеи или применение существующих театральных технологий к жизни с целью изменения климата в регионе и в стране. Этим мог бы заниматься Национальный институт театра.

Спасибо.

О.Табаков: Как человек пожилой, толстый и комический артист по амплуа я начну с неких позитивных достижений.

После ухода Олега Николаевича [Ефремова] в 2000 году, получив посещаемость в размере 40–42 процентов в зрительном зале, а за довольно короткое время, за два сезона, за полтора года, вернув интерес зрительской аудитории, я прекратил продолжение бессрочных контрактов. И вот уже восемь лет, видимо, в нарушение закона, по добровольному соглашению с артистами контракт с ними прерывается на два дня, и после этого заключается вновь на сезон. Суды как‑то обошли нас стороной. Возможно, это связано с тем, что посещаемость выросла до 99, запятая, и сколько‑то процентов. И даже сейчас, когда стояла температура 38 градусов и горели леса, порядка 300 с лишним людей 7 августа пришли на предварительную продажу билетов по весьма высоким ценам. Администраторы раздавали респираторы, воду бесплатно давали, а люди всё‑таки стояли и покупали эти билеты.

Кроме этого, женщина или мужчина [работающие в театре], имеющие детей, получают в театре на каждого ребенка 12 тысяч рублей. Человек, проработавший в театре 25 лет, вне зависимости от того, выходит он на сцену или не выходит на сцену в этом месяце, получает 30 тысяч рублей. Я не стану пугать моих коллег размером денежного вознаграждения, дабы не возбуждать в них дурные чувства ко мне, они и так могут, как говорится, бытовать, но всё‑таки я хочу напомнить о том, что театр должен научиться зарабатывать деньги. На это, конечно, последует: «А каким образом? А не будете ли вы там раздеваться? Не будете ли вы бить друг друга бычьими пузырями, наполненными горохом, ниже спины?» Да нет. Вот в прошлые сезоны: «Васса Железнова», «Дуэль», «Иванов» (кстати, неудачный спектакль среди удач) – это я всё к тому, что классика. Был сезон классики, и знаете, никакого снижения интереса зрительного зала. Просто катастрофа! Ходят и ходят, ходят и ходят! И каждый месяц 7-го числа выстраивается очередь, что несвойственно теперь нашему городу. Где у нас очереди?

М.Захаров: У нас [в театре «Ленком»].

Д.Медведев: Правильно.

О.Табаков: О, молодец! Он вообще добрый человек, он мне всю еду отдал.

Идём дальше. Эти же социальные выплаты, они ведь не только в федеральном театре, Московском художественном, который имеет грант, но они производятся и в маленьком заштатном подвальном театре на 116 мест в этих же пропорциях. Кроме того, что в этих же пропорциях, этот театр играет 7–8 спектаклей в месяц в тысячниках, для того чтобы достойное денежное вознаграждение платить. Это достойное денежное вознаграждение сопоставимо с теми гонорарами, которые получают наши коллеги (актёры) в Европе, работающие в муниципальных театрах. Конечно, можно по составу, я вовсе не о совершенстве художественном театра рассказываю. Я рассказываю о том, что театр живёт, развивается, даёт возможность авангардисту Серебренникову и традиционалисту Антону Яковлеву параллельно работать. Вообще [театр] с молодёжью достаточно последовательно работает (я уж не говорю про подвал) и закрывает спектакли неудачные регулярно просто для того, чтобы реноме не было потеряно.

Теперь о проблемах. Конечно, тупиковая ситуация в России с гастролями. Люди ведь (актёры) в российских театрах, (Художественный театр просто много ездил оттого, что были даны деньги на техническое перевооружение, и вот за два года, пока длилось это перевооружение, мы полгода ездим, узнаем беды и победы, а полгода играем у себя на сцене), так вот в русском театре остаются работать юродивые, за те деньги, которые они получают, по‑другому их никак не назовёшь. Но есть ещё очень важная составная, которой можно было бы помочь (даже и денег, может быть, не прибавляя пока что, ну вот на этот год трудный, следующий), – это возобновление гастрольной деятельности. Это, так сказать, кислородная подушка, которая могла бы просто свидетельствовать, что мы живём, что мы интересны. И не надо ездить саратовскому театру к Дарькину в гости, во Владивосток, а по округам, есть у вас пять округов, так, как говорится, и пусть по кругу. И денег‑то, Дмитрий Анатольевич, не слишком уже ах как много надо, сопоставимо (не стану опять пугать коллег цифрами) с теми деньгами, которые даются нашему русскому цирку. Тогда эта карусель даст нашим коллегам глоток воздуха, интереса [зрителей] к тому, что они делают. Не слишком это дорогая плата за такой возврат веры в нашу необходимость.

Ещё один довольно существенный вопрос, который обсуждается нашим театральным сообществом. Речь идёт о проекте нового закона об образовании в Российской Федерации. Я просмотрел и понял, что если он будет принят в нынешнем виде, то мы поставим жирную точку на моей работе, на работе моих коллег по образованию, по воспитанию новых поколений артистов, режиссёров и других людей театральных профессий. Что я имею в виду? В желании укрупнить вузы, поставить их на разные полочки совершенно не учитывается своеобразие нескольких вузов, имеющих отношение к воспитанию, образованию тех, кто будет заниматься в дальнейшем искусством в России.

Сейчас предлагают разделить все вузы на три категории: колледж, институт, университет. Ни о магистратуре, ни об аспирантуре речь не идёт. Мы лишаемся этих прав. Школа-студия МХАТ, например, очень долгие годы (когда уж совсем голод был), я благодаря своим связям организовал школу в Бостоне, штат Массачусетс, и так мы подкармливались. С тех пор (настолько, что ли, понравились этим вот гарвардским людям) они совместно со школой-студией МХАТ осуществляют серьёзные [проекты]. Уже 14 лет существует эта программа с Гарвардским университетом. Мы подготавливаем магистров театрального искусства для гарвардских зрителей и делаем это, по отзывам американцев, совсем неплохо. Наши коллеги в других театральных вузах, я знаю, это делают, у Льва Сундстрема [ректор Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства]. За тем, что мы делаем в России, что умеем делать лучше других, тянутся люди даже из других стран. А если закон будет принят в нынешнем виде, надо крест ставить на международном аспекте нашей деятельности, просто точка жирная будет поставлена.

Но дело не только в иностранцах, господь с ними, в конце концов. Я не люблю ездить на Запад, другие любят ездить на Запад, я на Восток всё, понимаете: в Нижний Новгород, в Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Владивосток, другие места, иногда в Калининград. Так вот, если все театральные вузы станут исключительно институтами без права иметь магистратуру, аспирантуру, ассистентуру-стажировку, откуда же мы будем брать театральных педагогов? Ясно, что педагога ни по сценической речи, ни по сценодвижению, ни по актёрскому мастерству Виктор Садовничий [ректор Московского государственного университета] – грандиозный деятель нашей образовательной науки, не поможет нам в этом, не сможет.

С педагогами по танцу тоже возникнут большие сложности. Возникнут проблемы, потому что ныне академии Москвы, Петербурга по новому закону тоже должны стать институтами, то есть с концами. Может быть, как сказать, по инфантилизму и легкомыслию, может быть, надо ввести в закон такое понятие «профильный университет искусств»? Возможно. Так это делается по отношению к военным, к медикам. Если бы такое предложение было принято, любой театральный вуз, ведущий подготовку по нескольким театральным специальностям, имеющий магистратуру, ассистентуру, стажировку, мог бы стать профильным университетом, то есть театральным университетом, и мы не потеряли бы то, чем пока ещё по инерции гордится Россия.

И последнее. Девица Яблочкина дебютировала в 15 лет, девица Ермолова дебютировала в 16 лет. С другой стороны, в этом императорском Тенишевском училище фигурантов набирали вообще в 9–10 лет, и абсолютное большинство уходило в реквизиторы, администраторы, помрежи и так далее. Но Ермолова-девица в 16 лет, да и юноша Миронов довольно рано дебютировал, и юноша Безруков, и это выигрыш у судьбы, который сравнить не с чем. Это называется ранняя профориентация. Ирина Винер, скажем, этим занимается.

Д.Медведев: Вы так на меня смотрите, что у меня возникло ощущение, что и я рано дебютировал.

О.Табаков: Нет-нет. В самый раз, Дмитрий Анатольевич. Это я просто поздно выступаю уже. Я 1935 года рождения.

Так вот сбылась мечта идиота. Всё‑таки в этом году я открыл школу для одарённых детей: из Усолья-Сибирского, из Ангарска, из Смоленска, из Архангельска – двое, из Ленинграда, шестеро – из Москвы, а все остальные – из глубинки, ибо Господь Бог, пролетая над бескрайними просторами моей родины, таланты разбрасывает по‑прежнему достаточно регулярно и объективно. В общем, на всё у него хватает.

Так что ранняя профориентация – это ну как сказать? Я уже эту аббревиатуру‑то напоминал – БЛУДО и МУДО. МУДО – это муниципальные учреждения дополнительного образования. Саратовский дворец пионеров, где я уже в 15 лет знал, что я ни на что другое не гожусь, как только деньги зарабатывать в театре. Короче говоря, это требует восстановления системы, Дмитрий Анатольевич. Это просто, как бы сказать, чем раньше мы это сделаем… Посмотрите на Винер: Канаева и вторая девочка забрали всё, что могли, и делают это ежегодно. В фигурном катании тоже. Не стану я это продолжать. Так что это обязательно требует не случайного, а серьёзного поворота. Чем раньше мы отыщем талант, тем раньше мы ему поможем встать на ноги, поверить в себя. Вот, пожалуй, всё.

Е.Писарев: Можно?

Д.Медведев: Можно, но мне в Китай надо улетать, поэтому я Вам дам высказаться и после этого хотел бы подвести итоги.

Е.Писарев: Мне хвалиться, в отличие от Олега Павловича, пока нечем, потому как я театр принял только этим летом и при трагических обстоятельствах – Роман Козак ушёл из жизни. Должен сказать, что я принял театр, который не входит в разряд грантополучателей, это совсем другая жизнь. Конечно, нельзя оценивать состояние театрального дела по тем национальным святыням, по тем мощным театрам, таким как МХАТ, Александринка, Малый театр. Всё‑таки мне кажется, что как Москва – это не Россия, так и средний, рядовой московский и немосковский театр живёт совершенно другой жизнью, очень тяжёлой жизнью. Я не могу платить деньги дополнительные ни на детей, ни на что, потому что у меня нет гранта.

И я не к тому сейчас, моё выступление не к тому, о чём говорил Кирилл Серебренников, что у меня театр есть, и я должен говорить: «Дайте денег». Я говорю не про это, я говорю про то, что вот МХАТ получил деньги на техническое перевооружение, но мне кажется и что пугает, что вообще не существует государственной программы по техническому, а может быть, инфраструктурному перевооружению всех театров. Может быть, это очень неблизкое дело, не завтрашнего, не послезавтрашнего дня. Но у меня тоже течёт крыша, и она тоже очень сложной формы, как и у Марка Анатольевича. И я с теми же самыми проблемами, о которых сегодня здесь говорилось, с которыми вы давно уже знакомы, и для вас это уже как предлагаемое обстоятельство, а для меня это всё событие, потому что я только сейчас столкнулся со всеми этими законами, тендерами, с невозможностью кого‑то привести в труппу или кого‑то уволить. Основная моя мысль – отсутствие программы технического, инфраструктурного перевооружения театров, то, может быть, о чём сейчас здесь ещё сегодня не говорили. Наши театры, к сожалению, я это, поездив и по Европе, и по Америке, и будучи на гастролях в наших регионах России, вижу, какая есть колоссальная разница просто между техническим оснащением театров.

Вот о чём я хотел сказать и о том, что всё‑таки внимание государства должно быть обращено и к театрам, не являющимся, может быть, флагманами, но тем не менее куда ходит публика. У меня во многом благодаря опять же девятилетнему сроку Романа Козака театр вышел совершенно на другой уровень, зритель приходит, но общее состояние театра аварийное. Сейчас я не только про свой театр говорю, когда я стал узнавать, а существуют ли какие‑то способы выхода из этой ситуации, я узнал, что в других московских театрах (и в театре Маяковского, и в театре Ермоловой) ситуация ещё хуже – проваливаются полы. Это хуже, чем течёт крыша! Вот какая история. Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо большое.

Александр Алексеевич, откомментируйте, если Вы хотите что‑то откомментировать коротко, потому что я ещё итоги, естественно, подведу и раздам поручения.

А.Авдеев: Дмитрий Анатольевич, речь идёт сейчас вообще о перенастройке всей системы театральной жизни в стране. Все многочисленные предложения и пожелания, высказанные за этим столом, дополняют главный вывод – надо перенастраивать всю систему. На театры у нас тратится 7 миллиардов рублей в год. Примерно 35 процентов театров находится в предаварийном или аварийном состоянии. На 2011 год мы получили смету на ремонт, капитальный ремонт и реконструкцию на 56 процентов меньше, чем это было в 2010 году. Поэтому год у нас будет тяжёлый. Я не жалуюсь, таков бюджет, все получили урезанный бюджет. Но в этой ситуации надо будет просто реалистично перенастраивать театр.

Финансовый статус. Здесь, наверное, товарищи не знают, что, Дмитрий Анатольевич, Вы нас вызывали с Фурсенко [Андрей Фурсенко, Министр образования и науки] и Голиковой [Татьяна Голикова, Министр здравоохранения и социального развития] четыре месяца назад и уже поручили нам перенастроить [систему] таким образом, чтобы театры и учреждения культуры не боялись новых финансовых статусов. Складывалась парадоксальная ситуация: театру гарантируется финансирование только в случае, если он выбирает казённый статус и сдаёт всю выручку в бюджет. А если он (театр) хочет что‑то зарабатывать, чтобы платить пенсионерам, чтобы социалка была хорошая, пожалуйста, он может это делать, но тогда ему не гарантируется финансирование. Вот в принципе вся соль проблемы.

И Вы поручили нам, Дмитрий Анатольевич, отрегулировать это через подзаконные акты, через акты Министерства [культуры]. Мы это делаем сейчас: разрабатываем документы, собирали всех финансовых директоров, трижды, устраивали брифинги, вместе искали варианты. Мы обязуемся, что до конца года выйдем на систему, которая, на наш взгляд, более или менее позволит нивелировать критические замечания. Может быть, она не заработает, тогда будем искать новые [варианты], но пока мы вышли на какой‑то компромисс, позволяющий театрам сохранить своё лицо, зарабатывать и не зависеть от финансирования.

Дальше. У Олега Павловича (я хочу поспорить с Олегом Павловичем) каша с очень хорошим маслом, а масло – это грант. Так вот Олег Павлович получает грант, может платить и пенсионерам социалку, за детей и так далее.

О.Табаков: …деньги, которые от основного вида деятельности театра, это не грант, ни копейки…

А.Авдеев: Олег Павлович, честь Вам и хвала, но тем не менее я доскажу, потому что мысль моя другая. Вот Игорь Анатольевич Зеленский из Свердловска получает грант, а вот Кущёв [Вячеслав Кущёв, художественный руководитель Ростовского музыкального театра] из Ростова не получает грант, и сразу же возможности ограничены. Грант в какой‑то степени, извините за сравнение, здесь сидят люди театра, он как наркотик, на него, на грант, сели, и уже его нельзя отобрать.

Ю.Соломин: Мы должны о законе подумать, о провинции, о которой здесь говорили, в первую очередь.

Извините. Но я об этом всё время говорю. Получается, что опять Вы упираетесь в гранты. Ну в конце концов, господи, проживём мы без грантов.

А.Авдеев: Юрий Мефодиевич, Вам ответит Вячеслав Митрофанович. Гранты остановили отток у Вас, но они увеличили отток у тех, кто не имеет грантов, потому что артисты поехали к вам. Они поехали в Свердловск. И у меня проблема сейчас. Пермский театр пишет: «У нас артисты уезжают в те музыкальные театры, где имеются гранты». То есть [идёт] обратный процесс.

Д.Медведев: Что я хочу понять. Я не предлагаю сейчас устраивать дискуссию. Вы за что выступаете, Александр Алексеевич? Вы же руководитель ведомства, а не руководитель театра.

А.Авдеев: Местные власти должны тоже давать гранты. Очень хорошее предложение – установить гранты на уровне губернаторов и в семи федеральных округах. Тогда не будет перетока кадров, и «масло» будет уже у тех театров, которые это заслуживают. Мы сейчас в Правительство подали документы на присвоение четырёх дополнительных грантов провинциальным театрам, которые их не имеют, потому что основные гранты сконцентрированы в Москве и в Санкт-Петербурге.

Второе. У меня есть – это размышление, а не предложение – надо, чтобы грантами занималась, может быть, Комиссия по госпремиям, чтобы был механизм не только присвоения грантов, но и отбора грантов, иначе гранты [выделяются] на всю жизнь одним театрам, а другие театры остаются обездоленными. И увеличение финансирования на новые гранты у нас не происходит. Обессмысливаются все те финансовые регламенты, которые мы устанавливаем для театров, потому что театр, имеющий грант, эти регламенты может не соблюдать, у него и так на это есть деньги. То есть само наличие грантов – это хорошее дело, но их регламент должен быть улучшен. Думаю, что к распределению грантов надо привлечь гражданское общество, чтобы это делало не Министерство культуры, а гражданское общество. Надо установить механизм отзыва грантов: выделять на три года, а потом на конкурсной основе выделять другим. Я думаю, сильные театры не будут волноваться, они и второй раз, и третий раз получат грант, а слабые театры, которые проигрывают в соревновании, лишатся этого гранта, это нормально.

Кроме того, очень правильно говорилось о малых городах, о театрах, и здесь велика роль губернаторов. Приезжаешь к Полежаеву [Леонид Полежаев, губернатор Омской области], у него всё в порядке с культурой. Приезжаешь к другим, к тому же пермскому губернатору –всё в порядке с культурой, есть полный набор театров: драматический театр, музыкальный театр, молодёжный, юношеский и детский театр, театр кукол, цирк и филармония. Полный набор есть у хороших губернаторов, и его нет там, где губернатор не ходит в театр.

Гарантия того, чтобы театру уделялось внимание в регионах – включить этот вопрос в оценку деятельности губернатора, потому что министерство не может приказать губернатору заниматься театрами либо учреждениями культуры. Вы знаете, в Челябинске сейчас закрыли филармонический зал, там уникальный, лучший в России орга́н, он не работает. Несмотря на все мои наставления и просьбы, орга́ну не ищут помещение, вот так просто закрыли, и всё. И тысячи людей, которые приходили слушать лучший в России орга́н, сегодня остались без концертного зала.

С губернатором Юревичем [губернатор Челябинской области Михаил Юревич] я на этот счёт разговаривал довольно жёстко, но воз и ныне там. Надо губернаторов обязать заниматься культурой и театрами и включить этот параметр в оценку их деятельности.

У нас сегодня не затрагивался один вопрос – это драматургия. Современная драматургия, конечно, не на высоте (при всем уважении к драматургам). Наверное, это наша задача вместе с Комитетом по печати выработать рычаги поощрения драматургов, для того чтобы этот вид литературной деятельности поощрялся.

Ещё один момент, который не обсуждался, – надо поощрять частные театры. Они у нас есть, кстати говоря, работают хорошо без грантов, без дотаций из федерального бюджета. Прекрасно работают на спонсорской основе. Мы берёмся за то, чтобы отработать механизм поощрения таких театров, чтобы спонсоры вкладывали в них деньги.

Национальный институт театра – замечательная идея, но она будет жива, только если будет найден общий язык с Александром Александровичем Калягиным и с Союзом театральных деятелей. Либо надо делать вместе, либо они будут враждовать. Но это вопрос тактики.

И последнее. Олег Павлович поднял тему аспирантуры, она очень важна, и я хочу поддержать Олега Павловича, потому что у нас театральная аспирантура попросту закрыта и её не признают легальной. Если человек ставит спектакли и в течение трёх лет должен получить учёное звание кандидата искусствоведения или театральных дел, ему не засчитывается это как аспирантура. Это наша проблема с Министерством образования, надеюсь здесь на помощь общественности и театральных деятелей.

Д.Медведев: Я сначала прокомментирую то, что Вы сказали, а потом уже вернусь к тому, что говорили наши коллеги – руководители театров и режиссёры.

Три вещи, которые я хотел бы отметить.

По поводу грантов. Гранты, конечно, важнейший инструмент. Они, безусловно, были, есть и будут. Как и всякий инструмент, он имеет и положительные, и отрицательные стороны. И страдает, естественно, субъективизм, потому что всякий грант – это всё равно решение людей.

Но Вашу идею привлечь гражданское общество к распределению грантов – я не очень, честно говоря, понимаю, что имеется в виду, но в таком виде, мне кажется, это неправильно. Что такое «привлечь гражданское общество»? Вы с кем будете советоваться? Это ответственность вообще‑то министерства. Ну, конечно, у министерства есть различного рода общественные советы. Если Вы их имеете в виду, то, наверное, да. А если речь идёт о том, чтобы определять эти гранты путем голосования, то, я думаю, тогда мы очень далеко зайдём. И тогда в этом случае будут большие проблемы с их распределением.

Теперь в отношении ещё одной темы, которая прозвучала: оценка деятельности губернатора, его вклад в культуру региона. В принципе эта мысль неплохая. Хотя на самом деле и сейчас уже есть такой критерий оценки деятельности главы региона. Может быть, нужно его конкретизировать применительно к театральному искусству. Вот и займитесь этим вместе с Сергеем Семёновичем Собяниным, который отвечает за этот вопрос. Я Вам это поручаю.

В отношении аспирантуры – хотел бы эту мысль в целом тоже поддержать. Я ещё скажу по образованию. Но если действительно сейчас этот фактор не срабатывает, то тогда нужно изменить законодательство, нужно поменять правила, которые утверждает Министерство образования. Поработайте вместе с Фурсенко и подготовьте предложения по этому поводу.

Сразу же, чтобы не возвращаться к этой теме, по поводу закона, о котором упоминал Олег Павлович. Я даже не очень понимаю, что там имеется в виду. В любом случае ни аспирантура, ни магистратура, ни бакалавриат не отменяются. Институты и университеты, собственно говоря, у нас и сейчас ничего другого нет. У нас есть либо университеты, либо институты.

Другое дело, что в этой ситуации необходимо, чтобы опять же специфика образования в сфере театрального искусства была должным образом учтена при подготовке законов и подзаконных актов по образованию. И негоже, конечно, исключать театр из системы послевузовского образования, включая, естественно, и аспирантуру, и бакалавриат, и магистратуру. Мне кажется, что это вполне нормальные сферы для того, чтобы получать соответствующие степени и звания. Если там есть какие‑то иные подходы, давайте их откорректируем.

О.Табаков: …как условие присоединения к Болонской декларации.

Д.Медведев: Нет-нет, это мозги пудрят. Это никак не связано ни с каким Болонским процессом. Во‑первых, потому что мы уже внутри этого самого Болонского процесса находимся, именно поэтому у нас не только классические университеты, где готовят специалистов. Но у нас есть и университеты, где готовят магистров и бакалавров. Мы уже залезли в Болонский процесс, но при этом мы сохранили и так называемый классический специалитет, и аспирантуру. Считаю, что здесь никаких исключений в отношении театра быть не должно.

Доведите мою точку зрения до Министра образования.

Теперь в отношении некоторых моментов, которые я ещё не успел откомментировать. Не всех, но, на мой взгляд, достаточно важных.

Государственное финансирование гастрольной деятельности и вообще гастролей. Действительно, с гастролями тяжело, все это признают, и на самом деле это очень обедняет наш театральный ландшафт. Очевидно, что при всех издержках прежнего периода развития нашей страны гастрольная деятельность очень сильно помогала и театрам выживать, и просто людям знать о том, что ставят в других местах.

Как эту ситуацию разрешить? Конечно, нужно стараться помогать и на федеральном уровне, но идея осуществления гастрольной деятельности в рамках федеральных округов, то, о чём Олег Павлович сказал, мне нравится. Нравится именно потому, что она рациональная и достаточно подъёмная. Но это не значит, что театр из Владивостока не имеет права в Москву приехать, ради бога. Но в принципе гастролировать по своему округу – это абсолютно правильно. Поэтому, может быть, есть смысл подумать, дать поручения нашим полномочным представителям (у нас восемь округов), чтобы они подумали, каким образом это всё связать, провели совещания с губернаторами и приняли необходимые решения, попросили бы этим заняться по‑серьёзному.

В отношении некоторых вопросов компьютерного обеспечения – надеюсь, что всё‑таки это вопросы временные, они рано или поздно будут решены. На что, мне кажется, точно нужно обратить внимание – это средние образовательные учреждения, которые готовят специалистов. У нас везде плохо с этим, и не только в театральном искусстве. У нас некому сваркой заниматься, у нас исчезли рабочие специальности, и у нас исчезают те специалисты, которые необходимы для театров. Вот эта тема очень важная, и ни в коем случае нельзя средние образовательные учреждения закрывать или перепрофилировать. Их нужно сохранять и по возможности поддерживать.

По всякого рода своеобразным торгам, то, о чём Марк Анатольевич говорил, электронные торги по крыше и так далее. Глупостей всяких много, это абсолютно очевидно. С ними нужно бороться, в том числе так, как Вы. Но, с другой стороны, электронные торги иногда помогают, это некоторая защита от коррупции. В любом случае специфика 94-го закона была приспособлена к театральной деятельности, к деятельности в сфере культуры. Если чего‑то там ещё не хватает, давайте, мы открыты, я готов пролонгировать своё поручение Администрации, и Дворковичу, и Лаптеву, и другим коллегам, которые этим должны заниматься, с тем чтобы 94-й закон был в большей степени сориентирован на сферу искусства, учитывал её специфику.

В отношении смет. Безусловно, по новому закону сметы должны быть другими (это то, о чём тоже Марк Анатольевич говорил). Надо посмотреть, каким образом этот законодательный акт будет применяться к театрам, о чём сейчас говорил Министр культуры. Действительно, эта работа ведётся после совещания у меня, но сметы, конечно, при их обеспеченности должны создавать большую свободу в тратах и не только по отношению к театрам, вообще, в целом. Это общее направление развития бюджетного законодательства.

По грантам. Думаю, абсолютно продуктивной идеей является идея сквозных грантов, которые существуют не только на уровне Федерации, но и на уровне региона, и даже, по возможности, на уровне муниципалитета, крупного города, может быть, даже и не очень крупного. Потому что, что такое гранты? По сути, это формы поддержки искусства, и не должна одна Федерация этим заниматься. Это, действительно, в том числе и ответственность губернаторов, они должны вести свою грантовую политику. Вот как её выстроить, какое законодательство здесь ещё потребуется – это требует отдельного рассмотрения.

Частные фонды, помимо грантов, – я считаю, это уже абсолютно необходимая вещь. Несколько забегая вперёд, хочу сказать, что мы с вами понимаем, и в будущем театр будет финансироваться за счёт нескольких источников, мы никогда не вернёмся в советское прошлое, и не надо. С другой стороны, невозможна ситуация, когда репертуарные театры, когда русский театр финансируется только за счёт пожертвований или благотворительной деятельности. Значит, всё равно будет несколько источников, как у нас любили раньше говорить, может быть, три источника и три составные части – это, соответственно, федеральные и региональные средства (то есть средства бюджетов), это сборы от деятельности (продажи билетов и так далее), и, конечно, это помощь и поддержка спонсоров, меценатов.

Л.Додин: Спонсорам бы ещё помочь, то есть ввести в законодательство…

Д.Медведев: Да, это отдельная тема, я знаю, они всегда о ней говорят, и, в общем, во многом справедливая. Но [пока] оставим, это несколько другой разговор.

Кстати, по поводу помощи и поддержки старшего поколения. Я считаю, что различного рода частные фонды в этом плане очень продуктивны, помимо государственной поддержки, которая существует, допустим, в форме поддержки наших выдающихся артистов. Но ведь здесь правильно говорили – я уж даже не помню, кто говорил, – о том, что есть ведь не только народные артисты СССР, которые достигли 70 лет. Но есть другие артисты – блестящие, превосходные артисты. Они не народные артисты СССР. Им, может быть, даже меньше 70 лет, но они больны и ничего не могут делать. Поэтому эта задача общая для всех, для частных вкладов, частных инвестиций в том числе.

Все правильно говорили в отношении того, что очень важна позиция губернаторов. От того, как себя ведёт региональная власть, в значительной мере зависит атмосфера в том или ином населённом пункте. Я даже сейчас не столицы имею в виду, потому что столицы выстоят, они самодостаточные, имею в виду другие наши центры. Если губернатор уделяет этому внимание, значит, всё в порядке. Если ему наплевать, то театральное искусство, наши театры, да и не только театры, они обречены на прозябание. И в этом плане, наверное, идея по поводу критериев оценки их деятельности, она всё‑таки справедлива – то, что сказал Александр Алексеевич.

Я бы предостерёг всех от того, что называется юридическими иллюзиями или утопиями. Мне очень часто это приходится слышать: у нас законодательство не развито, у нас плохое законодательство о культуре, законодательство о театрах. Конечно, оно требует совершенствования, сомнений нет. И мы этим будем заниматься. Но мы же понимаем, что сами по себе законы ничего не решают. Эти законы должны быть обеспечены финансово, под них должны быть выделены соответствующие программы, они должны быть в руках разумных людей. Только в этом случае законы начинают работать. А само по себе законодательство у нас уже не такое дремучее, у нас уже не 90-е годы. В общем и целом оно достаточно современное. Естественно, ещё раз повторяю, будем его править, но считать, что, написав тот или иной закон, мы сразу закроем проблему, это неправильно. Мы понимаем, что это всё совсем не так.

Кирилл Семёнович говорил об отношении власти к театру. На самом деле эта тема довольно любопытная, и она любопытна с учётом истории нашей страны. Можно себе представить дискуссию о том, как развиваются отношения власти и театра, скажем, во Франции? Нет! Нет такой дискуссии вообще! Я вспоминаю, когда были в Таганроге, я уловил на себе удивлённые взгляды режиссёров из других стран. Они просто, извините, обалдели: надо же, Президент полтора или два часа говорит о развитии театрального искусства! Для них это абсолютно ненормальная ситуация. Я, кстати, не считаю, что это плохо. Просто так получилось, у нас другая система взаимоотношений между властью и культурой, властью и театральными деятелями. Здесь были и очень печальные страницы, всем хорошо известные. Но в результате этого у нас всё‑таки до сих пор существуют эти каналы взаимодействия, которые, на мой взгляд, помогают сохранять наш театр, потому что нашей власти театральное искусство интересно, а в других государствах – это не так интересно, там другие механизмы работают. Поэтому я считаю, что в таких встречах есть вполне очевидный резон.

Ещё одна тема, которую мне навеяло Ваше выступление [Кирилла Серебренникова], по поводу экспериментального искусства и вообще новых форм. Вы знаете, я, во всяком случае, считаю, что это всё здорово. Хотя когда в прошлом году я выступил с Посланием [Федеральному Собранию], и там в одной из позиций, как раз в одной части моего Послания говорилось о необходимости поддерживать не только традиционное искусство, но поддерживать на государственном уровне и новые формы, современное искусство, некоторые наши классики жанра мне говорили: «Зачем ты это сказал? Все старики напугались». Мне кажется, это абсолютно правильно, когда с самого верха идёт сигнал о том, что мы будем поддерживать не только наши выдающиеся традиции, но будем поддерживать и новые формы, и современное искусство. Только в этом случае у нас есть будущее, у нашего театра в том числе.

Не могу не сказать о том, что было сказано по журналам, изданиям о театре. Очень печально, если их почти не осталось, это на самом деле грустно. Здесь есть повод для того, чтобы подумать, как поддержать такого рода издания, если они ещё как‑то теплятся, выделить им дополнительные средства или найти им постоянных спонсоров, потому что будет очень жаль, если вся наша театральная критика и вообще издания о театрах сведутся только к пространству интернета. Там тоже пишут на самом деле много интересного, но нормальные журналы тоже нужны, традиционные журналы, которые приятно и в руки брать, и читать интересно, где есть такая высокая тема, что называется.

Насчёт Национального института театра – я за. Правда, пока я не понимаю, что это такое. Но если вы сформулируете мне, как это можно юридически выстроить, а у меня в этом плане вполне прагматичное мышление, готов поддержать, но не как идею, потому что, надеюсь, вы от меня не ждёте, что я буду генерировать идеи о театре, а, наоборот, ждёте поддержки. Идеи вы должны генерировать.

К.Серебренников: Сформулируем.

Д.Медведев: Договорились, но, естественно, при помощи министерства.

По поводу контрактов. Мне кажется, я спонтанно родил вполне неплохую идею о том, что вступление в силу соответствующего закона может быть этапом для того, чтобы как минимум либо перезаключить договоры, либо в ряде случаев отказаться от договоров, заключённых на неопределённый срок и перейти на срочные трудовые контракты.

То, что делает Олег Павлович, при всём моём глубочайшем почтении, – это произвол. (Смех.)

О.Табаков: Но, с другой стороны, с доброго согласия.

Д.Медведев: Да, но с доброго согласия. Сейчас Вы всё равно этот секрет Полишинеля раскрыли. Если говорить серьёзно, то рано или поздно эта ситуация рванёт с кем‑нибудь, просто так бывает в жизни. Поэтому лучше, на мой взгляд, в любом случае, даже в таком отстроенном механизме, как Ваш театр, всё‑таки переходить к срочным трудовым договорам, кроме ситуации, когда речь идёт о наших выдающихся артистах или артистах (какие‑то критерии можно установить), достигших определённых возрастных рубежей, с которыми вместо срочного трудового договора заключается договор на неопределённый срок. Но это в конце концов ваше дело.

О.Табаков: Но один год, один сезон – тоже срок.

Д.Медведев: Абсолютно верно, с точки зрения правовой не подкопаешься. Заключение договора на один год. Но просто я‑то Вас понял таким образом, что у Вас договоры заключаются каждый раз на неопределённый срок, а потом Вы вызываете и говорите: ну‑ка пиши заявление.

О.Табаков: Традиции русского театра.

Д.Медведев: Понятно.

Нет, если это сезонный договор, то тогда всё законно абсолютно. Если это именно договор, заключённый на год, если в нём написано, что это год.

О.Табаков: Конечно.

Д.Медведев: Тогда это законно.

По образованию я всё уже сказал. И хотел бы поддержать Олега Павловича в отношении того, что называется на советском сленге «ранняя профориентация». Я не знаю, применялся ли этот термин к тем нашим выдающимся артистам, о которых Вы говорите. Наверное, всё‑таки нет, потому что…

О.Табаков: Тогда это считалось аморальным.

Д.Медведев: Да. На самом деле эта тема абсолютно правильная, потому что чем раньше человек начинает заниматься любимым делом, тем лучше. Но это опять же ответственность местных властей и той политики, которая проводится на федеральном уровне.

Почти всё из того, что здесь обсуждалось, я затронул.

Ещё два слова про театр в провинции. Коллеги выступали здесь и правильно сказали. Действительно, как это ни пафосно звучит, но театр в провинции, в маленьком городе отчасти выполняет градообразующую функцию, потому что гордится своим маленьким театром. Мы, проживая в столице, может быть, не до конца это понимаем. Когда я попадаю в маленькие города (спасибо за приглашение, которое Константин Викторович сделал), с кем бы я ни общался, с местной интеллигенцией или просто людьми на улице, говорят: вы знаете, у нас есть театр. И глаза у людей на самом деле светятся. Особенно это важно, когда другой градообразующий фактор – предприятие, на котором работают 10–20 тысяч человек, а весь город – 50 тысяч, в какой‑то период начинает испытывать трудности. Так бывает, это мы понимаем. Жизнь есть жизнь, есть финансовые кризисы, есть всё остальное. Поэтому это не просто социальный фактор, это фактор выживания. Вот так, как в деревне наличие школы означает, что она сохранится, так для маленького города в том числе это театр. Я хотел бы, чтобы все руководители регионов об этом помнили.

О.Табаков: Дмитрий Анатольевич, хотелось бы получить от Вас сигнал прекратить закрытие театральных изданий. Дело дошло до того, что газету Дома актёра нынешний Дом актёра закрывает.

Д.Медведев: Здесь, Олег Павлович, я, конечно, такой сигнал дать могу, но, если это частное издание…

О.Табаков: Нет.

Д.Медведев: Государственное?

О.Табаков: Это издание Дома актёра.

Д.Медведев: Общественное?

О.Табаков: Общественное.

Д.Медведев: Вы же мне на ухо сказали, что вообще нужно все союзы разогнать. Надо разогнать или нет? Теперь я это вслух произнесу. Я не буду про гонорары говорить и про материальные вещи, про которые Марк Анатольевич так и не рассказал. Но в отношении союзов, нужен союз? Нет? Нужен.

Реплика: Нужен.

Д.Медведев: Это хорошо, что есть разные подходы к этому.

Уважаемые друзья, я, честно говоря, был рад с вами пообщаться, хотя мне уже нужно точно бежать, мне скоро улетать. Я надеюсь, что все те поручения, которые даны, будут грамотным образом оформлены, это я обращаюсь к Администрации, и правильным образом исполнены, это я обращаюсь к Министерству. До свидания!