Президент России — официальный сайт

Выступления и стенограммы   /

В.Путин: Прежде чем начать, хочу поблагодарить вас за внимание, за готовность встретиться сегодня для свободной беседы. Не могу сказать, что впечатляющая цифра в 20 миллионов ваших читателей, о чем вы только что мне сообщили, мне была известна, но я точно знаю, что простые граждане наших стран с гораздо большим вниманием читают свою собственную региональную прессу, смотрят свои собственные региональные программы телевидения, потому что это ближе к жизни рядового гражданина. Это дает возможность в беседе с вами ответить, я надеюсь, на те вопросы, которые беспокоят или интересуют рядового француза в связи с развитием отношений между Францией и Россией. Для меня это тоже уникальная возможность. Я хочу поблагодарить Ассоциацию региональной прессы Франции за помощь в организации сегодняшней встречи.

Что касается результатов визита во Францию, то хочу сказать, что они превзошли наши ожидания, и я их оцениваю как в высшей степени позитивные. И дело не только и не столько в подписанных документах, хотя их было достаточно много. Дело в том, что мы не только подтвердили высокий уровень доверия между Францией и Россией, но и еще выше подняли планку этого взаимодействия. Мы подтвердили, что Россию и Францию связывает больше, чем сиюминутные тактические интересы. Отметили, что взаимный интерес друг к другу у нас основан на глубоких геополитических взаимных интересах, на одинаковом видении развития международных отношений, развития Европы, мира, на одинаковом видении строительства системы международной безопасности в XXI веке.

Большое внимание в ходе визита было уделено взаимоотношениям между Россией и Евросоюзом в связи с расширением Евросоюза. Для меня было очень важным еще раз понять, увидеть и почувствовать, что Франция выступает за самое тесное взаимодействие между Россией и расширяющейся Европой. Здесь есть проблемы, которые нас беспокоят, но мы поговорили и о выработке совместных инструментов в преодолении этих проблем.

Очень много времени было уделено двусторонним отношениям. В этом контексте мы, конечно, больше всего говорили о сотрудничестве в сфере энергетики, в сфере высоких технологий и сельского хозяйства.

В общем и целом можно с уверенностью сказать, что сделан еще один шаг в развитии российско-французского взаимодействия.

На этом я бы хотел закончить свой монолог, и думаю, было бы гораздо интереснее, если бы мы перешли к свободному общению – к вопросам и ответам.

* * *

Вопрос: Если позволите, о «горячих» новостях. Когда и от кого Вы, господин Путин, узнали о трансляции «Аль-Джазирой» записи Усамы бен Ладена?

В.Путин: Вчера смотрел по «Си-Эн-Эн». Это не очень впечатляет. Я еще не смог переговорить со своими коллегами по этому вопросу. Во‑первых, бен Ладен, если он жив, везде сует свой нос. И это никак не говорит о наличии или отсутствии у него связей с Багдадом. Во‑вторых, я не исключаю, что это подготовленный кем‑то материал, чтобы подлить масла в огонь по этой проблеме. Надо разобраться. Нет никаких оснований, чтобы делать из этого какие‑то долгосрочные серьезные выводы. Но и проходить мимо этого тоже нельзя.

Вопрос: Господин Президент, Президент Франции Жак Ширак пригрозил использованием в Совете Безопасности ООН права вето в случае попыток США действовать в одностороннем порядке в обход решения Совета Безопасности. Почему Россия, которая также располагает правом вето, не заявляла об этом во всеуслышание?

В.Путин: А что говорить?! У нас такое право есть. Сочтем нужным – используем. Мы его использовали не один раз. Если потребуется еще раз – используем. Я не считаю, что мы сейчас должны полемически обострять этот вопрос. Сложнее будет договариваться с другими членами Совета Безопасности, которые к настоящему времени не разделяют нашу точку зрения. Наши позиции с Францией практически абсолютно идентичны. Это во‑первых.

Во‑вторых, применение силы, тем более в одностороннем порядке, в настоящее время мы считаем абсолютно неприемлемым. Мы должны дать возможность работать инспекторам. Ведь если вспомнить, как развивалась ситуация, то вначале вопрос стоял таким образом, что мы должны добиться от Ирака согласия принять международных инспекторов без всяких условий со стороны Ирака. Действуя скоординированно с Соединенными Штатами, вместе с другими членами Совета Безопасности, мы от Ирака добились такого решения. Инспектора – там, они работают, мы им доверяем. Они не говорят нам, что Ирак препятствует их работе. Они требуют от Ирака большей открытости, и мы вместе с ними тоже требуем. По информации, полученной от этих же инспекторов, Ирак делает шаги навстречу. Он согласился, что ученые могут быть допрошены, в том числе и за границей. Он согласился с тем, что инспектора могут без предварительного уведомления проводить инспекции в частных домах, что, собственно, как мы понимаем, идет на грани нарушения прав человека, но Ирак и на это согласился.

Только что Бликс сообщил, что он с осторожным оптимизмом оценивает последние шаги Ирака. Ирак передал дополнительную информацию по тем проблемам, которые ставят перед ним инспектора. Через несколько дней инспектора должны доложить в Совете Безопасности о результатах проделанной работы за последнее время и сказать Совету Безопасности, чего еще не хватает для эффективной работы. И если им действительно чего‑то не хватает, тогда Совет Безопасности предъявит очередные требования к Ираку. И в зависимости от этого Совет Безопасности будет решать, как оценивать сложившуюся ситуацию, что делать дальше. Будет Ирак сотрудничать – это одна ситуация. Не будет сотрудничать – другая ситуация. Мы вместе с членами Совета Безопасности будем рассматривать возможность, чтобы усилить давление на Ирак. Война – это всегда крайний случай. На данный момент мы не видим никакой необходимости, чтобы начинать военные действия, подвергать опасности мирных жителей.

Совсем недавно в Турции собирались приграничные с Ираком страны. Они, соседи Ирака, констатировали, что Ирак им не угрожает. В воскресенье я был в Берлине. Премьер-министр Турции мне прямо в Берлин и позвонил. И он опять подтвердил эту позицию. Сказал, что тоже не считает войну необходимой, считает, что можно обойтись без войны. По мнению Бликса, если даже и предположить, что Ирак где‑то спрятал какое‑то оружие, то наличие инспекторов там в течение длительного времени не даст Ираку возможности ни производить, ни применить имеющееся оружие, даже если оно у него есть. Так зачем же воевать? Вот на этом и основана наша позиция. Она понятна, прозрачна и абсолютно моральна.

Вопрос: Господин Президент, западное общественное мнение очень сострадает мирному населению Чечни, страдающему от действий российской армии. Дадите ли Вы приказ о прекращении этих жестокостей, о которых сообщают средства массовой информации и неправительственные организации?

В.Путин: Вы очень точно выразили то, что происходит. Вы сказали, дадите ли Вы приказ о прекращении жестокостей, о которых сообщают средства массовой информации и какие‑то организации. Сообщать можно все что угодно. Это не всегда соответствует реальным событиям. Это не значит, что проблем нет. А что там есть, я вам сейчас скажу. Я позволю себе все‑таки на две минуты сделать небольшой экскурс в историю. Без этого не будет понятно сегодняшнее состояние.

Не буду углубляться на несколько сотен лет назад. Возьмем новейшую историю – распад Советского Союза. Кстати, он происходил не «снизу», а «сверху». Но если уж он произошел, то не мог не затронуть саму Российскую Федерацию, которая по своему устройству является федеративным государством и имеет довольно сложный механизм. С учетом того, что распад Союза сопровождался достаточно болезненным для населения коллапсом в экономике, конечно, многие составные части самой Российской Федерации начали смотреть, как всегда бывает в таких случаях, как выйти из этой ситуации, что можно получить в ходе этого распада и как улучшить свое положение. В этой ситуации, конечно, и в любой стране было бы то же самое, возрастают сепаратистские тенденции. В результате ряда ошибок, как со стороны федерального центра, так и со стороны тех, кто тогда возглавлял Чеченскую Республику, дело дошло до военных столкновений. Так началась первая чеченская война, которая закончилась предоставлением фактически полной независимости Чечне в 1996 году. Россия не признала независимость Чечни юридически, но фактически независимость состоялась, потому что из Чечни были выведены все российские войска, демонтированы все органы власти и управления Российской Федерации. Вопрос признания юридической независимости был вопросом времени. Можно было заниматься укреплением своей государственности.

Что произошло в действительности? Образовавшийся властный вакуум тут же был заполнен деструктивными элементами из числа исламских радикалов. По сути, они погрузили Чечню в средневековье, начали навязывать чуждый чеченскому народу ислам, начался массовый геноцид в отношении нечеченского населения. По нашим оценкам, приблизительно 30–35 тысяч человек было уничтожено. Было истребление населения. Начались набеги на соседние территории России. По сути, попытка криминального освоения экономики Российской Федерации. Я уж не говорю о приблизительно двух тысячах похищенных людей и устроенный рынок работорговли – купли-продажи людей. На такие «мелочи» уже никто не обращал внимания. Но и этого оказалось мало.

Эти радикальные элементы – а руководство там взяли на себя в основном наемники из некоторых мусульманских исламских государств – поставили перед собой другую цель. Эта цель – отторжение от России всего Юга, всего Северного Кавказа и части других областей Российской Федерации, образование между Каспийским и Черным морем нового квазигосударственного образования – исламского халифата. Кто следил, тот знает, что и цель, и идея состоят в создании не маленького халифата, а всемирного халифата. Это как первый шаг. Это мало чем отличается от идеи всемирной коммунистической революции и от нацистских идей мирового господства, но модифицированного под видом и под лозунгами ислама.

От разговоров перешли к делу, и в 1999 году было совершено крупномасштабное нападение на Дагестан, тоже мусульманскую республику, в надежде на поддержку местного населения. Я вам откровенно скажу, что для меня была неожиданной реакция населения Дагестана. Они взяли в руки оружие и начали сопротивление. Если бы вы следили в это время за нашими средствами массовой информации, то увидели бы, к чему они призывали: они говорили, что если не можете нас защищать – дайте нам оружие, мы сами будем защищаться.

Мы их выбили из Дагестана, но они вернулись еще и еще раз. И только после этого мы приняли решение начать боевые действия на территории самой Чечни. Стало ясно, что они просто не оставят нас в покое и будут использовать это как плацдарм для нападения на Россию и для раскачивания России. На каком‑то этапе, по сути, была подменена цель: от сепаратистской – отделения Чечни от Российской Федерации, продолжали говорить о независимости, а на самом деле перешли к другому этапу, как я уже сказал, – к отторжению дополнительных территорий и к созданию халифата.

На данный момент там уже не существует никаких крупных бандитских формирований, они уничтожены, так же, как уничтожена и их инфраструктура. Надо сказать, что попытка внедрить ваххабизм, чуждое для народов Северного Кавказа России течение в исламе, нам очень помогла, потому что мы почувствовали поддержку населения. В данное время там восстановлена деятельность прокуратуры, судов, адвокатуры, нотариата, то есть создана полная судебно-правовая система. Мы будем укреплять эту систему. В каждом районе Чечни действует гражданская администрация во главе с представителями местных жителей. Создана администрация Чеченской Республики, во главе которой стоит человек, который с оружием в руках раньше воевал против российских войск, был одним из полевых командиров.

Это не значит, что там нет проблем. Террористы, в том числе и наемники, а они тоже там, к сожалению, все еще прячутся в горах, способны еще наносить вполне чувствительные удары. Конечно, в этих условиях силовые структуры России вынуждены отвечать. Не исключаю, что при проведении таких операций могут страдать и мирные жители, но ответственность за это несут как раз те террористы, которые совершают террористические акты. Они, по сути, подставляют мирное население.

Есть еще одна проблема, на которую я должен обратить внимание. Я должен сказать о ней открыто. Поскольку практически до последнего времени в Чечне не было никаких органов правопорядка, то все вопросы по поддержанию порядка были возложены в том числе на армию. Армия создана не для того, чтобы наводить порядок, а чтобы воевать. Она, конечно, действует иногда, как «слон в посудной лавке», и, думаю, из‑за этого проблемы и возникают. Но в настоящее время никаких крупных армейских мероприятий там не проводится. И уже не будет проводиться, нет необходимости. Кроме того, совсем недавно мы создали там Министерство внутренних дел Чечни, которое полностью укомплектовано из числа местных жителей. Они вооружены. Мы будем их укреплять, им передавать ответственность за поддержание правопорядка в республике.

После известного захвата заложников в Москве возникла, конечно, опасность, что в стране могут вспыхнуть античеченские настроения. В этих условиях часть чеченской общественности вышла с инициативой ускорить проведение референдума по принятию конституции в Чеченской Республике. Мы поддержали эту инициативу. Референдум состоится 23 марта. Одновременно на референдуме будут приняты законы об избрании парламента и президента. Это значит, что принятие на референдуме конституции, если это состоится, будет означать начало политического урегулирования. Позднее будут избраны парламент и президент. В общем, начинается политический процесс, начинается политическая борьба внутри Чечни. Я думаю, это положительный процесс.

Вопрос: Господин Президент, после 11 сентября 2001 года Вы немедленно присоединились к международной антитеррористической коалиции. Ситуация с Ираком не приведет ли Вас к тому, что придется делать выбор между Вашим нежеланием поддерживать военную операцию против него и поддержкой Вами антитеррористической коалиции?

Вопрос: Могу ли я дополнить вопрос моего коллеги? Говорили ли Вы с Джорджем Бушем о российско-франко-немецкой позиции по Ираку и Ваших заявлениях?

В.Путин: Конечно, если будут приняты односторонние действия, это не может способствовать укреплению антитеррористической коалиции. И речь не только о России. Если говорить откровенно, то с кем бы мы ни обсуждали эту проблему, все против войны. Как только дело доходит до того, чтобы сказать об этом открыто, появляются разные мнения. А на самом деле, когда мы говорим с кем‑то, то практически все против войны. Я в начале нашей беседы привел аргументы. От них невозможно отвернуться. Они настолько очевидны, что с ними очень трудно спорить. Конечно, еще хуже, когда наметится какой‑то раскол в Совете Безопасности ООН. Но какие бы ни были у нас разногласия по иракской проблеме, мы все‑таки будем стремиться к тому, чтобы сотрудничать по ключевым вопросам современности, одним из которых является борьба с терроризмом. Конечно, имею в виду, что в ходе этой работы будут учитываться и наши интересы, и наша точка зрения. Иначе, конечно, совместной работы не получится. Но что совершенно точно могу Вам сказать, это то, что Россия никогда не вернется в состояние конфронтации с нашими партнерами и в Европе, и в Северной Америке.

Каждый лидер действует, руководствуясь целым рядом соображений, и очень часто эти соображения оказывают сильное влияние на принятие решений. Я не знаю, какое окончательное решение будет принято руководством Соединенных Штатов по этому вопросу. Но я знаю, и это мне говорил Президент Буш неоднократно, что он сам не хочет войны, что он против. А я знаю, что он человек очень основательный, политик он сильный и человек очень приличный, могу Вас заверить в этом. И я с полным основанием считаю его своим другом и, надеюсь, так и будет дальше. Это не значит, что у нас мнения совпадают по всем вопросам. По этому, как видите, не совпадают. Когда мы с ним обсуждаем ту или иную проблему, мы обмениваемся мнениями, высказываем свою точку зрения и стараемся так, как это положено между приличными людьми, третьих лиц в их отсутствие не обсуждать.

Вопрос: Вы очень хорошо сказали сейчас о том, какими аргументами руководствуются политические лидеры, принимая решения. В данном случае для американцев очень важно не потерять лицо. Могут ли они сохранить свое лицо и одновременно избежать войны?

В.Путин: Уверен, что да. Я, больше того, скажу, что если бы не было такой жесткой позиции Соединенных Штатов, то вряд ли удалось бы добиться и значительных сдвигов и в позиции Ирака. Вряд ли бы он с такой готовностью сейчас сотрудничал с инспекторами. Поэтому можно сказать, что их жесткая позиция тоже, в общем, не бессмысленна. Поэтому сама позиция жесткая и действия соответствующие, а это тоже очень сильный элемент давления. Мы оказываем давление дипломатическими средствами. Соединенные Штаты считают, что можно и нужно оказывать другими средствами, но в принципе это имеет результат. Позиция Франции и России заключается в том, что есть какая‑то черта, через которую все‑таки мы не должны переходить. Эта черта – начало военных действий, если считаем, что политика дипломатических средств еще не исчерпана. А мы уверены в этом: пока они не исчерпаны, есть возможности решить проблему мирными средствами. Что касается позиции Соединенных Штатов, то лучше эти вопросы задавать американским политикам. Я уверен, что их целью является не спасение лица. Их цель, так же, как и наша, – ответить на вопрос: есть у Ирака оружие массового уничтожения или нет, и, если есть, то сделать все для того, чтобы это оружие было уничтожено.

Вопрос: Господин Президент, вот уже несколько недель побережье нашего департамента захлестывают черные приливы после кораблекрушения «Престижа». Чувствуете ли вы себя затронутыми этой проблемой?

В.Путин: Только в том смысле, что побережье очень красивое, люди живут там очень милые, и мы искренне сожалеем, что они переживают такие тяжелые времена. Действительно, искренне сожалеем. Это касается и испанцев, и французов. Я думаю, для тех людей, кто там живет, и которые занимаются рыболовством, либо другой деятельностью, связанной с морем, это настоящая трагедия. И мы должны сделать все, чтобы избежать таких трагедий в будущем. Россия готова принять участие в международных усилиях, направленных на решение этой задачи.

Я знаю, что во французской прессе появляются всякие материалы, связанные с российскими фирмами. Должен вам сказать, что это не касается российского государства, во‑первых. А во‑вторых, насколько мне известно, соответствующие российские компании в полном соответствии с действующим законодательством заключают договоры на перевозку энергоносителей, в том числе нефти, и международных законов не нарушают. Они, конечно, заинтересованы в том, чтобы нефть продавать. Но есть ведь и покупатели, и потребители энергоресурсов России. В Западной Европе, в Северной Америке и во всем мире заинтересованы покупать и использовать эту нефть. Вопрос только в том, как лучше организовать эту работу. Мы со своей стороны готовы принять участие в рассмотрении любых вопросов, связанных с этой деятельностью, и по данному конкретному случаю готовы предоставить любую информацию, оказать любое содействие в расследовании трагедии, связанной с гибелью танкера «Престиж».

Вопрос: Господин Президент, мы внимательно следим за Вашей работой по реформированию России. И в выступлениях Вы часто употребляете термин «вертикаль власти». Что Вы вкладываете в эти слова?

В.Путин: Необходимость укрепления институтов государства возникла после того, как началось строительство новой России, которую нам пришлось строить на «обломках» прежнего большого государства. Сепаратистские или квазисепаратистские тенденции возникли в очень многих регионах Российской Федерации, не только в Чечне. Это привело к ряду решений, которые ни в какие ворота не лезут, как у нас говорят, не соответствуют никаким нормам и здравомыслию.

Для примера могу сказать: у нас руководители регионов избираются, они – представители исполнительной ветви власти. Но до недавнего времени они входили в верхнюю палату парламента России и в этом смысле работали целиком и полностью как законодатели власти. Это полное нарушение принципа разделения властей. Это не просто теория. Это имело негативные последствия на практике. Как только нужно было принять какой‑либо закон, который отвечал бы интересам Федерации и имел бы общенациональный характер, но в чем‑то нарушал хотя бы какие‑то региональные интересы, так это сразу становилось невозможным. Практически в каждом субъекте Федерации устав или конституция республики в составе Российской Федерации наполовину нарушала действующую Конституцию России. На базе этих конституций и уставов возникло местное законодательство, которое шло вразрез с федеральным законодательством. Это, конечно, мешало развитию самой России и не позволяло эффективно работать нашим партнерам, прежде всего в сфере экономики. В некоторых субъектах Российской Федерации дошло до того, что они несколько лет не платили налоги в федеральный бюджет. По сути дела, единству России был нанесен очень сильный ущерб, да и о единой стране‑то в полном смысле этого слова, наверное, нельзя было и говорить.

Негативные последствия такого состояния достаточно быстро почувствовали на себе и федеральные органы, и региональные тоже. Встал вопрос об устранении этих негативных явлений в госстроительстве России. Что мы последовательно делали и продолжаем делать до сих пор, но основная работа уже проделана. Именно это и вкладывалось в понятие «вертикаль власти». Федеральные органы, представленные в регионах, должны защищать интересы Федерации в целом. Поскольку экономика работала плохо, федеральные министерства и ведомства не могли финансировать свои органы на местах – ни прокуратуру не финансировали как следует, ни суды, ни другие федеральные ведомства в республиках и областях России. И финансирование этих органов в значительной степени взяли на себя регионы. Это привело понятно к чему. Любому нормальному человеку понятно: «Кто платит, тот и музыку заказывает». И представительство, скажем, прокуратуры или суда или какого‑то другого федерального органа в республике уже начинало исполнять не общефедеральные функции, а региональные.

У нас 89 субъектов Федерации. И в каждом большое количество этих федеральных органов работает. Чтобы сделать ситуацию более управляемой, мною были созданы семь федеральных округов, которые объединили усилия федеральных органов по региональному принципу. И провели вот эту работу по гармонизации законодательства, по возврату на федеральный уровень федеральных органов власти. Провели другую работу, связанную с восстановлением федеральных функций в субъектах Российской Федерации. Она практически закончена.

Но мы не хотим возвращаться к суперцентрализованной системе управления, как это было в советские времена. Мы считаем, что это неэффективная система. Региональный и муниципальный уровни управления должны быть наделены правами, у них должны быть соответствующие обязанности и источники финансирования для осуществления этих обязанностей. За последние десять лет многие вещи стали более ясными для нас, потому что возникла практика применения действующего законодательства. И сейчас, уже примерно в течение года, мы работаем, создали большую рабочую группу из представителей Администрации Президента, Правительства и представителей региональных властей и готовим целый пакет законов, законопроектов о разделении полномочий между муниципалитетом, региональным уровнем власти и Федерацией. И одновременно, параллельно, будем вносить изменения в Налоговый и Бюджетный кодексы с тем, чтобы, как я уже говорил, обеспечить источники финансирования главным образом для уровня муниципалитетов для того, чтобы они могли выполнять те задачи, которые будут на них возложены окончательно.

Вопрос: Благодарю Вас, господин Президент. Последний вопрос в отношении «Престижа». Как бы то ни было, признаете ли Вы факт личного знакомства с Майклом Фридманом, руководителем фирмы «Альфа» и заказчиком фрахта «Престижа», и считаете ли Вы, что он взял на себя долю ответственности?

В.Путин: Я в принципе знаю всех наших крупных предпринимателей и, чтобы не было никаких кривотолков, регулярно раз в месяц с каждым из них встречаюсь в Кремле. Знаю и Фридмана, но с ним не встречаюсь, потому что на эти встречи приходит один из его директоров. Но сам Фридман присутствует, когда мы собираемся с представителями Торгово-промышленной палаты и Союзом промышленников и предпринимателей. Это достаточно крупная группа, одна из наиболее крупных в России. Одно из направлений деятельности у них – нефть и нефтепродукты. Уверяю вас, вполне легальное, и два дня назад стало еще более легальным, потому что примерно 50 процентов их акций выкупила «Бритиш Петролеум». Перед тем как эта сделка состоялась, мне по этому вопросу звонил Премьер-министр Великобритании, проинформировал меня об этих планах, потому что это крупная инвестиция – 7,5–10 миллиардов долларов. Так что все вопросы теперь можно также обращать к «Бритиш Петролеум». Но, если говорить серьезно, то сейчас пытаться объяснить что‑то о связи крупного бизнеса с руководством каких‑то стран, в том числе и России, значит, уводить людей от реальных проблем.

Нужно смотреть просто: кто как заключал соглашения, какие соглашения, есть ли нарушения в деятельности фирм, кто фрахтовал, кто является собственником судов, нарушил ли он какие‑нибудь правила и законы. Нужно профессионально работать над проблемой, а не политизировать по этому поводу. Я часто сталкиваюсь с вопросами подобного рода, и, как правило, когда люди не хотят разбираться глубоко в проблемах, они начинают их политизировать. Я должен Вам сказать, что Россия сделает все, что от нас требуется, для того, чтобы объективно расследовать любой вопрос, в том числе и такой. Для нас реноме страны дороже, чем карман конкретных предпринимателей. Хотя, конечно, и их мы тоже намерены защищать от недобросовестной конкуренции.

Вопрос: Если позволите, господин Президент, хотел бы задать вопрос о Европейском союзе, в частности, о его расширении: в следующем году членов ЕС должно стать 25, затем 27, может быть, и 28. Как относится к этому факту Россия, особенно в контексте ее отношений с бывшими странам Варшавского договора и Общего рынка?

В.Путин: Я только что был у господина Дрюона. Когда он был в Москве, он сказал замечательную вещь. Он рассказал, что такое европейская культура и где ее основание. Она основана на культуре Древнего Рима, Древней Греции, Византии. И мы считаем себя частью этого мира. На самом деле только кажется, что он такой неуязвимый, а на самом деле он хрупкий и маленький.

И если он укрепляется в своей основе, консолидируется, мы это можем только приветствовать, мы этому рады. Я лично этому очень рад. Только нужно, чтобы эти процессы действительно его укрепляли. Поэтому в принципе мы относимся положительно. И не по тактическим, как Вы видите, а по стратегическим соображениям. Но в тактическом плане у нас возникает много вопросов и проблем. Одна из них заключается в том, что на страны Евросоюза у нас приходится сегодня около 40 процентов, а после расширения будет более 50 процентов товарооборота Российской Федерации. В Евросоюзе действуют правила, которые неизбежно, если их своевременно не поправить, приведут к ограничению наших торгово-экономических связей со странами Центральной и Восточной Европы. Специалисты знают, о чем я говорю. Все соглашаются с тем, что это нужно сделать и сделать своевременно, но в практическом плане мало что делается. Договоренности на политическом уровне звучат часто так красиво и позитивно, но когда доходит до работы, там все и умирает. Вторая проблема – это общение между людьми. Это очень важная проблема, потому что от нее зависят и бизнес, и культурное сотрудничество.

Раньше граждане России не могли ездить свободно в Шенгенскую зону, но в Восточную и Центральную Европу могли ездить без виз. Теперь для наших граждан и Восточная, и Центральная Европа тоже будут прикрыты. Только в Турцию осталось ездить. Туда можно приехать и прямо в аэропорту получить визу за 10 долларов. Будем тогда в Турцию ездить. Сегодня уже российских туристов в Турции больше, чем западноевропейцев.

Шутки шутками, но это – реалии. Можно говорить сколько угодно красивых слов, но реалии – вот такие. И, конечно, складывается впечатление, что Россию, вольно или невольно, но все‑таки сдвигают куда‑то на обочину. Хотя при этом, когда я встречаюсь с коллегами, все говорят, что Россия очень важная страна, всем очень нужна, все хотят развивать с ней отношения. Но реалии будут такие, что нам придется куда‑то двигаться.

Есть, правда, предложения. И предложения неплохие. Нам нужно создать сначала хотя бы механизм, который позволил бы нам гармонизировать европейское и российское законодательства. Очень многое нужно сделать в самой Российской Федерации для того, чтобы создать условия для более тесного взаимодействия. Это касается укрепления границы, паспортизации и многих других вопросов, которые мы должны решить сами. Но мы должны вместе выработать какой‑то механизм и показать путь развития, куда мы идем. В этом смысле у некоторых европейских лидеров есть неплохие предложения. Думаю, мы сможем обсудить их на саммите Россия–ЕС в конце мая текущего года в Петербурге.

Давайте еще парочку вопросов, и все.

Вопрос: Вы иногда говорите о Святой Руси. А сейчас упомянули также Рим, Грецию и Византию. С другой стороны, мы знаем, что Святая Русь – это Третий Рим. А что такое Святая Русь сегодня?

В.Путин: После того как в России была предпринята попытка мощного и безжалостного социального эксперимента, выяснилось, что духовное начало русского народа уничтожить не удается. Россия на протяжении тысячелетий развивалась как многонациональная и многоконфессиональная страна с преимущественно христианским населением. В отличие от Европы, где очень много представителей разных культур и разных религий, все‑таки в Европе это, как правило, приезжие, эмигранты либо дети эмигрантов. У нас представители нехристианских культур живут на своей родине. Они россияне. У нас выработалась определенная практика взаимодействия культур. Такой сплав культур – это уникальная практика. Мы дорожим этим многообразием и, конечно же, будем его поддерживать и развивать.

Но есть большая часть России. Это, повторяю, православные христиане и люди, которые связывают себя с христианством, в данном случае с восточным христианством.

И когда кто‑то говорит о Святой Руси, имеется в виду как раз возрождение традиций, возрождение морально-нравственных основ нашей культуры, в основании которой, конечно, лежат христианские ценности. Но это не значит, что само государство должно быть несовременным. Оно должно быть как раз современным, эффективным, сильным государством. Хотя за время своей работы в качестве Президента я убедился, что на самом деле по своей природе любое государство – это такое огромное и ленивое животное. И для того чтобы оно было дееспособным, нужно помнить об этом и постоянно работать над совершенствованием государства. Мы полны решимости идти по этому пути.

Я хочу вас поблагодарить за внимание, с которым вы меня выслушали, за ваши вопросы. Хочу пожелать всего доброго вам, вашим читателям, всем французам. Большое спасибо.