Президент России — официальный сайт

Выступления и стенограммы   /

М.Леонтьев: Здравствуйте, Владимир Владимирович!

В.Путин: Добрый день!

М.Леонтьев: Начнем, естественно, с Чечни, поскольку это самое важное, что сейчас все‑таки происходит. Вот сейчас наметился какой‑то перелом, говорят, да?

В.Путин: Что значит перелом? У нас и не было сомнений, что это закончится восстановлением законности и уничтожением террористов. Если кто‑то и сомневался, то я ни на секунду. Иначе не начинали бы всего того, что там происходит. А что касается непосредственно ведения боевых действий, вот сегодняшнего дня – да, террористы получили показательный урок, очередной показательный урок. И им нанесен, я думаю, очень трудновосполнимый урон. В этом смысле можно говорить о переломе.

Что дальше – всегда возникает вопрос. Дальше должно быть полное уничтожение крупных бандформирований, их рассеивание и уничтожение. И затем, об этом уже военные сказали, мы перейдем к планомерному выводу воинских подразделений с территории Чечни с одновременным расквартированием там на постоянной основе одной из дивизий Вооруженных Сил.

М.Леонтьев: Что такое крупное бандформирование?

В.Путин: Крупное – это насчитывающее, скажем, до десятка, до пятнадцати, до 100 человек. Ясно, что появятся какие‑то люди, которые прикопали где‑то автомат, спрятали где‑то гранатометы.

Мы можем еще сталкиваться довольно длительное время с проявлениями насилия и вооруженной борьбы. Но это уже будет совсем другое, чем то, с чем мы столкнулись, когда крупные формирования, насчитывающие несколько тысяч человек, вторглись на территорию Дагестана.

Знаете, то, что нам удалось сделать вместе с Вами, – нам удалось с вами донести до сознания каждого рядового гражданина трагизм происходящих событий и важность этих событий для судеб страны. И, согласимся, совсем недавно, еще летом прошлого года, нам с трудом удавалось прогнозировать, как отнесется общественность к тому, что началось на Северном Кавказе снова. Даже если это началось не по нашей вине. Не мы же напали на Чечню, а с территории Чечни пришла агрессия на территорию других субъектов Российской Федерации. И то не было понимания того, как общественность будет реагировать на все происходящее. Нужно было определенное мужество для того, чтобы принимать определенные решения и выстраивать последовательность наших действий силового характера.

Так что общественное признание есть. Соглашусь с Вами в том, что, наверное, и этого недостаточно. Этими людьми, конечно, надо гордиться.

Что касается того, что мы что‑то замалчиваем, – это неправда. Повторю только мысль о том, что мы не должны допустить раскручивания тезиса о чрезмерных потерях для нанесения морального ущерба обществу. Вот эта карта пытается сейчас быть вброшенной в общественное сознание. И вот это на самом деле опасно. Ведь во все времена и во всех вооруженных конфликтах всегда этот тезис использовался. Вспомним пораженчество большевиков. Они желали поражения России в Первой мировой войне, рассчитывая на то, что режим падет, и они придут к власти. Вот это было. Это же факт. То же самое было и в первую чеченскую кампанию. Я уже не буду в другие исторические дебри забираться.

М.Леонтьев: Россия страшной ценой, в общем‑то, насколько я понимаю, осознала необходимость того, что там делается. Это заметно.

Что касается наших партнеров западных, они не понимают или делают вид, что не понимают. Вы знаете, некоторые каналы испытывают дефицит от общения с Вами. Они приглашают, предположим, господина Ведрина и спрашивают: какой он, какой он, Путин? Что он на самом деле? А вот какая она, Олбрайт? Какие они на самом деле? Действительно ли они не понимают или им выгодно не понимать? Вообще, что они действительно от нас хотят?

В.Путин: Вы знаете, я же не могу влезть в душу, в голову каждого конкретного политика и совершенно определенно и точно оказать, что он думает, что понимает, что нет. Я могу говорить только о своих ощущениях.

Я думаю, что действительно иногда есть непонимание. Очень часто руководствуются внутриполитическими процессами в тех странах, где они сами живут и государственными деятелями которых они являются. Прежде всего думают о предвыборных ситуациях у себя на родине. Ну кто из них знает лучше, чем мы, что если от России силой будут отдирать куски ее территории, то тогда это приведет к полной дезинтеграции управления страной? Это можем знать и чувствовать только мы сами.

Кроме того, когда я некоторым своим коллегам говорил, в общем‑то, для нас понятные вещи, я видел, что они в принципе знают о том, что там происходит, но опасности, остроты не очень чувствуют.

Что я имею в виду? Я, например, глубоко убежден теперь, что дело уже не только в самой Чечне и не столько в самой Чечне. Дело в том, что на значительном постсоветском пространстве мы сейчас столкнулись с проблемами перераспределения сил. Или, если хотите, геополитическим перераспределением или попытками геополитических изменений.

Вот вспомним, давайте, события в Таджикистане. У нас там стоит 201-я дивизия. Если мы ее оттуда уберем, через месяц мы столкнемся там с трагическими событиями на самом деле. И мы это очень хорошо понимаем. Понимают ли это наши партнеры на Западе? Так вот Таджикистан – это только одна площадка. А там есть еще и Узбекистан, есть еще и Киргизия, на территорию которой в прошлом году зашли крупные банды и захватили значительную территорию в горах. Есть и другие опасные точки, весьма опасные для агрессивных устремлений некоторых экстремистских сил. И эти экстремистские силы явно пытаются освоить эту территорию. В этом контексте Чечня – это только один из фрагментов этой их общей борьбы за передел мира.

Ведь не случайно те люди, которые поставили под контроль чеченскую территорию, не удовлетворились борьбой за самостоятельность Чечни, а пошли дальше. Они вышли за границы Чечни с идеей отторжения от России новых территорий и создания государства от Черного до Каспийского моря. Просто создалось впечатление, что вот этот регион бывшего Советского Союза настолько слаб, что он может стать легкой добычей. Но, судя по тому, что произошло в Киргизии, допустим, у них есть основания так полагать: что же, прошли, их никто не остановил, захватили целые территории, заложников захватили, в том числе и иностранных. Японцев, как Вы помните.

А есть еще и другая опасность. Вот мы все говорим о проблемах возможной дезинтеграции России. Если, значит, этим экстремистским силам удастся закрепиться на Кавказе, не только закрепиться в Чечне, но оторвать и другие территории, и вот эта «зараза», она же может пойти по Волге наверх, перекинуться на другие республики. Потом либо мы столкнемся с полной «югославизацией» России, или нужно будет согласиться с тем, что эта территория будет разделена на несколько самостоятельных государств. Вот кто‑нибудь подумал о политических и геополитических последствиях такого рода развития событий в мире?

Когда я разговаривал со своими партнерами, я многим из них прямо сказал: мы не только разочарованы позицией Запада, мы считаем, что в национальных интересах подавляющего большинства стран Запада является прямая политическая и экономическая поддержка России в ее борьбе с этим международным экстремизмом. Прямая.

М.Леонтьев: Лукашенко, Президент Белоруссии, сказал, что он договорился, что Россия будет защищать Белоруссию в случае нападения на Белоруссию, да?

В.Путин: Белоруссия – наш союзник. И мы будем защищать Белоруссию. Забота о союзниках – это не просто забота, знаете, в интересах каких‑то третьих государств. Это забота о нашей собственной национальной безопасности, имея в виду, что эти задачи в области безопасности являются совместными с нашими союзниками. Иначе бы эти государства и нашими союзниками не являлись бы.

М.Леонтьев: Такой наивный вопрос: а кто у нас союзники?

В.Путин: Ну, во‑первых, все страны Содружества Независимых Государств. Для начала. У нас есть союзники в Европе. И их достаточно. Нашими союзниками могут являться все, кто разделяет наши представления о многополярном мире, допустим.

М.Леонтьев: Есть ли какие‑нибудь страны, может быть, совсем не великие державы, а соседи наши, которые об этом думают и где мы встречаем понимание, кроме Белоруссии?

В.Путин: Я думаю, что особенно после последних событий лета прошлого года об этом задумались центральноазиатские республики бывшего Советского Союза и закавказские республики в том числе. Ну вот почему мы никогда не говорим, то есть сказали это, промелькнуло в прессе, и все, об этом забыли… А ведь, допустим, западные страны сейчас активно поддерживают Грузию. И хорошо, и слава богу. Грузия – дружественное нам государство. Но именно на территории Чечни были подготовлены террористы, которые совершили покушение на Шеварднадзе. И грузинская сторона знает об этом. ФСБ поймала этих людей и некоторых из них выдала уже Службе безопасности Грузии. Это доказанный факт. На территории Чечни готовились эти террористы. Так же, как готовились на территории Чечни террористы, которые пытались или покушались на жизнь президента Узбекистана Каримова.

То есть на территории Чечни был создан бандитский анклав, на котором готовились террористы для покушения на жизнь руководителей других государств. Это явно вышло уже за территорию самой Чеченской Республики. Но об этом никто старается не вспоминать. Почему?

М.Леонтьев: Создается впечатление, что Россия все время представляет Международному валютному фонду какие‑то дикие документы, отчеты, говорит о том, что мы выполнили и перевыполнили согласованную программу. Кредитов нам не дают, нас обижают. Мы говорим, что МВФ нарушает…

В.Путин: Кто нас обидит, тот трех дней не проживет. Не надо. С обидами не надо.

М.Леонтьев: Вот мы просим или не просим кредиты? На чем строятся наши отношения с этой организацией?

В.Путин: Я просто хочу Вам доложить. Может быть, внешне и выглядит так, что продолжается какой‑то торг и борьба за кредиты. Но на самом деле, я полагаю, что это далеко не самое главное. Я думаю, было бы абсолютно неверным рвать наши отношения с международными финансовыми организациями. Но и неправильно было бы чего‑то клянчить. Вообще, у нас большая и в принципе самодостаточная страна. Не надо отказываться. Знаете, вот известная русская поговорка: дают – бери, бьют – беги. Это примитивно, но правильно. Если кредиты дают и на хороших условиях, просто глупо от них отказываться. Глупо. А финансовые международные организации предоставляют кредиты на хороших условиях.

Но это не самоцель – получение кредитов. Целью, я считаю, сегодня является поддержание хороших рабочих отношений с международными финансовыми организациями, в том числе и с МВФ как с организацией прежде всего экспертного характера, как с организацией, целью которой является вмонтирование стран с развивающимся рыночным хозяйством в мировую экономику. И в этом смысле, я лично полагаю, нам не нужно не только прекращать, нам нужно развивать отношения со всеми международными финансовыми организациями: и с Мировым банком, и с МВФ.

Но это не значит, что мы должны оттуда чего‑то клянчить. Вот с Мировым банком, допустим, у нас очень позитивно развиваются отношения, на мой взгляд. Как Вы знаете, несмотря ни на какие политические процессы, мы получили кредит.

М.Леонтьев: Впервые за 15 лет у нас промышленный рост в таких, в общем‑то, достаточно значимых масштабах. Понятно. Известно, что цены на нефть еще хорошие. Да, но ведь были же уже хорошие цены, там, года четыре назад, никакого роста не было.

В.Путин: Ну Вы правы, конечно, что и раньше были ситуации, когда конъюнктура, скажем, цен не только на нефть, но и на другие товары, которые являются традиционными в последнее время нашими статьями экспорта, поднимались, а заметного воздействия на экономику страны в целом мы не чувствовали.

Что произошло сейчас? Ряд факторов. Нужно признать, что не только высокие цены на наши традиционные экспортные товары повысились на мировых рынках, и это позитивно отразилось на нас, но и тот обвал, который произошел в августе 1998 года, девальвация рубля, улучшила в целом ситуацию для предприятий, которые работают на внутренний рынок, потому что произошло импортозамещение. Люди, попросту говоря, перестали покупать импортные товары, потому что они оказались слишком дорогими для них. Это объективно.

Но было бы неправдой утверждать, что только это. Я думаю, что так называемый экономический блок Правительства все‑таки смог воспользоваться этой ситуацией на этот раз, для того чтобы путем довольно жесткой и последовательной политики привести дело к росту объемов реального производства. То есть мы не пошли по пути разбазаривания этих доходов, полученных сверх ожидаемых. Мы постарались не увеличивать чрезмерно социальные запросы. Нам очень хотелось, значит, сделать нечто заметное в социальной сфере, но тогда бы мы откачали определенные ресурсы из промышленности.

В общем, вот это все такой баланс. Понимаете, с одной стороны, конечная цель – это благосостояние народа. Но она не может быть достигнута путем проедания всего и вся. Это благосостояние может быть основано только на реальном росте экономики. Плюс нам удалось сохранить и выдержать так называемые основные параметры, макроэкономические параметры бюджета.

М.Леонтьев: Цены на нефть, да, хорошие. Продержатся ну год, ну полтора, потом конъюнктура может испортиться. Вот что надо делать в экономике сейчас, какие задачи решать, чтобы удержать ситуацию и дать возможность росту сохраниться?

В.Путин: Прежде всего не нужно суетиться никогда. Да, хорошая конъюнктура. Да, мы должны этим воспользоваться, но не нужно считать, что после того, как конъюнктура изменится, все рухнуло, что все: «клиент уезжает, гипс снимают». Никакой трагедии не произойдет. Нам будет сложнее решать те задачи, которые перед нами стоят по восстановлению, по развитию рыночного хозяйства, по развитию экономики страны, по вмонтированию ее в мировую систему экономики. Да, будет сложнее, но не значит, что это будет невозможно. Я и говорю, что нам нужно продолжать поддерживать хорошие отношения с международными финансовыми организациями, в том числе и поэтому.

М.Леонтьев: Вы ощущаете, вообще, возможность поворота в ближайшее время инвесторов к России, мировых рынков, откуда мы практически ушли совсем?

В.Путин: Думаю, да. Конечно, да. Вы знаете, чего нам больше всего не хватало? Нам, во‑первых, не хватало сильного государства. Не хватало инструментов, которые гарантировали бы хотя бы приемлемые условия для инвестиций.

М.Леонтьев: Вот кстати…

В.Путин: Это первое, чего нам не хватало. Второе. У нас всегда долгие годы развитие было от одного путча к другому. Нам не хватало политической стабильности. Ну кто будет вкладывать какие‑то средства в конкретный объект?.. Ведь, знаете, я работал в Петербурге над большим количеством разных проектов. Я просто знаю эти переговоры изнутри. Вот приходит потенциальный инвестор. Вложения, допустим, сто миллионов. Ему нужно эти деньги, во‑первых, «закопать» в нашу землю, да? Потом должен пройти какой‑то период времени, когда он вернет эти инвестиции, вложенные в нашу экономику, а потом нужен какой‑то период времени, когда он еще получит прибыль, иначе нет смысла заниматься всем этим делом. Но если мы от одного путча к другому развиваемся, и неизвестно, когда будет следующий путч, и чем он закончится, и каковы будут последствия политические, ну кто будет вкладывать? Получит он свои деньги вложенные или нет? Я уже не говорю о прибыли. Широкомасштабных вложений, инвестиций не будет до тех пор, пока у нас не будет устойчивой политической системы, стабильности и сильного государства, защищающего институты рынка, создающего хорошие благоприятные условия для инвестиций.

М.Леонтьев: Вы – фактор стабильности?

В.Путин: Мне кажется, что Президент, который будет избран, должен быть таким фактором, кто бы ни был избран Президентом России. Я уверен, что этот человек будет работать в состоянии определенного покоя, особенно после того, как мы завершим операцию на Северном Кавказе.

М.Леонтьев: Если. А Вы готовы подарить этому человеку завершенную в целом операцию на Северном Кавказе?

В.Путин: России подарить… И не подарить, а просто довести до конца и считать, что в этой части мой долг перед страной выполнен – в этой части. Но это только начало восстановления государственности и государства, укрепления государства. Поэтому‑то, мне кажется, это так и поддержано основной массой населения страны, потому, мне кажется, даже самый простой человек увидел, что это стремление к усилению государства. И мы будем действовать в этом направлении.

М.Леонтьев: Что вообще для Вас государство в политике и в экономике? Вот, говорят, что вот, мол, «полицейское государство»… Вот, кстати, один из Ваших предшественников – Евгений Максимович Примаков, отказываясь избираться, сказал, что он принял трудное решение, которое связано с тем, что страна оказалась, в общем, не демократической, далеко не цивилизованной, и что, вообще, в такой стране мараться вообще не хочет, да?

В.Путин: Ну он не так говорил, и думаю, что было бы несправедливым так интерпретировать то, что он сказал. Вообще, Евгений Максимович относится к людям, у которых нет других интересов, кроме интересов государства. Их можно по‑разному понимать, можно с ним поспорить. Но вот его часто называли государственником, то есть человеком, для которого интересы общества выше личных, как раньше говорили. И это в отношении Примакова так и есть. Это очень опытный человек. И вне зависимости от его служебного положения, знаю, что он не откажет мне во встрече и обсуждении конкретных проблем, конкретных вопросов. И если не будет числиться где‑то на госслужбе официально, то неофициально я всегда буду уважать и дорожить мнением этого человека.

Что касается Вашего вопроса изначально, как я отношусь к государству и что это для меня такое? Прежде всего это аппарат для гарантирования прав и свобод личности и гражданина. Вот это прежде всего. Что в экономике? Примерно то же самое. Государство должно рождать общие принципы управления экономикой и, что самое главное – второе, очень важное – гарантировать единообразное применение этих правил. Не должно быть никаких преференций и привилегий для каких‑то отдельных групп, отдельных граждан, отдельных фирм и так далее. Вот в этом самая важная функция государства. Это высокоморальная функция. Но она оправдана с экономической точки зрения, и не просто оправдана, а востребована сегодня в России.

И, на мой взгляд, вот когда мы говорим об усилении государства, я уже тоже говорил неоднократно, но нелишне будет и повторить: укрепление некоторых институтов государства, которые напрямую связаны с рынком и гарантируют всем участникам, всем субъектам хозяйственной деятельности равные условия, это очень важно. Без этого не может быть никаких условий для инвестиций.

М.Леонтьев: Есть такой аспект отношения государства и бизнеса. Мы имеем некоторую историю. Вот мы имеем олигархов так называемых. Ну олигархи уже не такие – не такие, как были, они немножечко «подтухли» и не та роль.

В.Путин: Я уж не думаю, что они уж там «подтухли». Я думаю, они маскируются под полудохлых. На самом деле там у них все в порядке. И сами они об этом говорят.

Хотя, конечно, если говорить серьезно, то значительный ущерб после печальных событий августа 98-го года был нанесен и в сфере финансов, и многим крупным нашим объединениям, функционирующим в промышленности.

Как выстраивать с ними отношения? Как с субъектами рынка. Они больше, чем кто‑либо другой, заинтересованы как раз в том, чтобы были у нас выработаны в стране понятные, приемлемые для всех участников рынка общие правила и чтобы эти правила всеми соблюдались. А гарантом для соблюдения этих правил выступало бы само государство. Без предоставления каких‑то особых преимуществ и привилегий и преференций кому бы то ни было вне зависимости от политических пристрастий и вне зависимости от объемов их деятельности.

М.Леонтьев: А какова вообще может быть степень их влияния на принятие тех или иных решений? Это же проблема для России, это же не просто такой абстрактный вопрос.

В.Путин: Не только для России. В некоторых странах деятельность подобного рода, лоббистская деятельность, легализована. Возьмите Соединенные Штаты, где существует бюро лоббистов. В некоторых странах эта деятельность так не легализована, но там все равно крупные корпорации и крупные участники рынка оказывают влияние на принятие решений и законов – от этого никуда не уйти. Нужно просто ясно и четко понимать, что при всем влиянии на процессы принятия решений должны быть ярко выраженные институты в стране. И таким институтом, кстати сказать, может и должен быть институт президента, который стоял бы над вот этим влиянием и который бы соблюдал интересы всего общества, а не сливал бы все интересы в сторону одних только крупных компаний и монополий. Вот от этого мы обязательно должны уйти. Вот такого мы не должны допустить.

М.Леонтьев: Оппозиция на Вас обижается. Вот говорят, что выборы безальтернативные, вот как бы проблема. Даже есть такая идея: ходить на них не надо, потому что все решено. Как же так у нас получается и почему Вы не помогаете оппозиции сделать выборы альтернативными?

В.Путин: Я не виноват в том, что можно говорить, что они безальтернативные. Я в этом не виноват. А что касается моего отношения к оппозиции в целом – оппозиция должна быть всегда, иначе власти предержащие совершенно расслабятся и утратят чувство реальности очень быстро. Поэтому это как боль в организме. Знаете, больно, значит, что‑то неладно с тем или другим органом.

М.Леонтьев: До определенного времени все считали, кстати, и оппозиция считала, что положение власти – это крайне уязвимое положение. Вас же «похоронили», когда Президент назвал Вас преемником. Сказали: «О, все, черная метка, значит,… закопал?».

В.Путин: Вы знаете, согласен с Вами абсолютно с этой оценкой. И действительно, первое время меня не трогали, потому что полагали, что нечего тратить силы и время на негодный объект. Потому что и так можно списать со счетов. Но последующие действия показали, что то, что делается Правительством, которое я возглавлял, востребовано обществом. И оппозиция поняла, что имеет дело с серьезным противником. С этого момента начали уже говорить и о потерях в Чечне, и о том, что положительные результаты в экономике получились сами собой за счет цен на нефть, и начали вбрасывать угрозы нарождения диктатуры. То есть началась атака по всему полю с этого момента. Но я не вижу в этом никакой трагедии. Оппозиция и должна этим заниматься, она и должна атаковать.

М.Леонтьев: Большое количество народу, находящегося в разных отношениях с властью и с Вами лично и так далее, теперь с топотом, стадом бросились Вас поддерживать – в очередь. Вы не боитесь, что, во‑первых, они Вас затопчут просто этим стадом? И, во‑вторых, как вообще Вы будете строить, как Вы строите отношения с бывшими противниками, которые теперь являются ярыми сторонниками?

В.Путин: Я хочу энергично возразить против Вашей формулировки по поводу топота и стада. Те люди, которые меня поддерживают, я к ним отношусь с огромным уважением и благодарностью. И прошу Вас в моем присутствии негативно в отношении этих людей не выражаться.

М.Леонтьев: Приношу извинения.

В.Путин: Вы знаете, я уже говорил, что народ устал от расхлябанности у нас – от расхлябанности власти устал. Поэтому когда появились хотя бы первые шаги в направлении укрепления государства, это, повторяю, было востребовано и встретило такую очень позитивную реакцию населения. Для меня эта реакция крайне важна. Потому что это как бы обратная связь.

Что касается работы с бывшими оппонентами, то у каждого человека есть определенные слабости. У меня тоже их достаточно. Я человек незлобный и не склонен считать, что люди, которые вчера были твоими оппонентами, являются твоими врагами пожизненно. Важно понять, чем они руководствовались, оппонируя тебе. Часто получается так, что люди, особенно если они действуют в рамках определенных моральных правил и преследуют определенные цели, часто получается так, что на определенном этапе они становятся самыми надежными союзниками. Потому что они руководствуются в своей работе, в своей деятельности не конъюнктурой сегодняшнего дня, а определенными идеалами и установками, за которые они готовы бороться иногда даже лучше, чем вы сами. И таких людей нужно искать и привлекать. Но есть, конечно, среди них и люди, подверженные конъюнктуре. Вот выгодно сегодня наносить удары по власти, они будут наносить. Выгодно завтра встать рядом, они встанут.

М.Леонтьев: Вы удары запоминаете?

В.Путин: Я стараюсь запоминать удары. Стараюсь, конечно. Но не всегда получается, я уже сказал Вам. Не хватает… злобы такой не хватает, хотя иногда она нужна, наверное.

М.Леонтьев: А на кого Вы опираетесь вообще? Команда экономическая, не только экономическая команда? Откуда она берется, что это за люди?

В.Путин: Я всегда подбирал людей, а я, в общем, как раньше было модно говорить, на руководящих постах работаю уже 10 лет – на разных, подбирал людей не по цвету кожи, не по группе крови и не по национальности. Я подбирал и подбираю по личным и деловым качествам. По тому, соответствует человек занимаемому месту или не соответствует.

Давайте посмотрим на Правительство. Сегодня фактически исполняет обязанности Председателя Правительства Касьянов Михаил Михайлович. Если Вы спросите, где он родился, я Вам не смогу ответить. Не знаю. По‑моему, он москвич. Почему я принял такое решение? Да потому что за три месяца совместной работы я увидел, что это человек с ярко выраженным рыночным мышлением, человек грамотный и осторожный. Человек, который пользуется известным авторитетом в международных финансовых кругах. Да и, кроме того, Министр финансов, на которого технологически завязаны все другие министерства и ведомства. Это естественное решение.

Да, кроме него, есть еще и министры, и вице-премьеры – выходцы из Петербурга, из Ленинграда. Во‑первых, не думаю, что плохо иногда столичную публику пошевелить. Здесь годами уже все срослось, накатанные каналы взаимного стимулирования между бизнесом и государственным аппаратом. И иногда разорвать эти цепочки не мешает. Важно, чтобы это просто не принесло ущерба государственному управлению. Это правильно. Но для этого нужны компетентные люди. Ну кто в Правительстве есть еще из Петербурга? Министр здравоохранения, в недавнем прошлом руководитель Военно-медицинской академии, которая расположена в Петербурге. Его привел Степашин Сергей Вадимович. Клебанов Илья Иосифович, который у нас курирует ВПК. Его, по‑моему, тоже Степашин пригласил на работу в Правительство. Матвиенко Валентина Ивановна. Я думаю, что она одна из наиболее успешных вице-премьеров по социальной сфере в последнее время. Ее пригласил в Правительство Евгений Максимович Примаков. Ну что мне теперь их всех выгонять только потому, что они… Да, вот Кудрина, допустим, и Южанова, Госкомитет по земле, пригласил, по‑моему, Чубайс. Они все хорошие специалисты. Их выгонять только по тому признаку, что они являются ленинградцами? Это не семейственность на самом деле. Это люди, которые оказались здесь в разное время, разная у них судьба, они оказались на своем месте и работают исправно. Но в Правительстве, докладываю Вам, не одна сотня людей. Количество выходцев из Ленинграда там, не знаю, 0,5 процента, если есть, я не считал, правда, но и то сомневаюсь.

Что касается непосредственно моего аппарата, личного аппарата, каким является, скажем, Администрация, мои помощники и так далее. Да, я несколько человек взял в последнее время. Они выходцы тоже из Петербурга, Ленинграда. Секретарь Совета Безопасности – Иванов Сергей Борисович. Но он лет 20 уже работает в Москве по линии внешней разведки. Есть еще Иванов один, Виктор Петрович, который занимается в Администрации Президента кадрами. Просто его знаю по совместной работе 20 лет. Я знаю, что он человек компетентный. Я ему доверяю.

М.Леонтьев: Притом что Питер такая кузница кадров, может быть, вообще, город‑то имперский, шикарный город, немножечко подержанный, правда, может быть, туда как‑то перенести ряд столичных функций?

В.Путин: Санкт-Петербург называют уже давно второй столицей. Во многих странах мира такой принцип действует. Ну, скажем, Федеративную Республику Германия возьмем. Там ряд министерств разбросан по некоторым крупным городам. Центральный банк Германии, допустим, находится во Франкфурте-на-Майне. Поэтому Франкфурт стал такой банковско-финансовой столицей не только Германии, а даже объединенной Европы.

Переносить тем не менее туда столицу – это было бы нелепо, это слишком дорого и неоправданно, на мой взгляд. Но какие‑то столичные функции, наверное, можно закрепить более отчетливо за Петербургом. Там все условия для этого есть. Я не думаю, что я имею право принимать такие решения единолично.

М.Леонтьев: Народ хочет знать, как вообще живет исполняющий обязанности Президента, кандидат в Президенты Путин. Такой совсем дикий вопрос. Досуг, если таковой имеется, как проводится?

В.Путин: [День] начинается очень по‑разному. И в восемь утра бывает, и в семь. Бывает совсем рано, когда особенно нужно уезжать в командировки, и подлетное время к месту проведения мероприятий часа три-четыре, то, значит, приходится вставать в пять утра, допустим, чтобы часов в 10 начать работу.

М.Леонтьев: Вы семью видите вообще? Часто?

В.Путин: Вижу.

М.Леонтьев: Рабочей день примерно в каких пропорциях состоит из, предположим, каких‑то представительных вещей, из работы чисто политической, связанной, может быть, с избирательной кампанией?

В.Путин: Ну что касается так, как Вы сказали, политической, предвыборной [работы], на сегодняшний день я фактически этим не занимаюсь. Практически не занимаюсь.

М.Леонтьев: Кстати, а кто этим занимается?

В.Путин: Создается штаб, который должен возглавить Дмитрий Анатольевич Медведев, в недавнем прошлом сотрудник Ленинградского университета, Петербургского, юридического факультета, которого я знаю много лет. Думаю, что не вызовет нареканий, что именно такой человек возглавляет предвыборный штаб. Вот и вся политическая работа предвыборная. Все остальное – это непосредственно руководство Правительством либо решение вопросов, не входящих в прямую компетенцию Правительства, но относящихся к сфере деятельности Президента.

М.Леонтьев: У Вас репутация человека, в общем, достаточно сдержанного, закрытого, может быть, связано с профессиональным опытом. Друзья. Есть ли вообще друзья? Много ли этих друзей? Они куда‑то деваются, изменяется ли дистанция, изменяются ли отношения с Вашей стороны, с их?

В.Путин: У меня есть, конечно, друзья. Их, к сожалению, не так много. Может, к счастью. Потому что этим больше только начинаешь дорожить. Это люди, с которыми я поддерживаю дружеские отношения в течение многих лет, со школьных лет с некоторыми из них. С некоторыми с университетских лет. Наш характер отношений не меняется. Нечасто удается с ними встретиться в последнее время, но эти встречи происходят тем не менее регулярно. Они приезжают сюда. Когда я бываю в Питере, мы там встречаемся.

Вы знаете, это немножко связано с тем вопросом, который Вы задавали раньше, касательно изменения отношения ко мне людей в связи с изменением моего должностного положения. Я, как Вы знаете, длительное время работал в органах безопасности и по линии внешней разведки. Еще когда трудился в Петербурге, в Ленинграде тогда, практически в одном кабинете сидел с людьми, которые лет по пятнадцать, по семнадцать выполняли очень сложные задачи за границей в очень тяжелых условиях. И потом судьба так сложилась, что мы фактически с ними в одном кабинете оказались чуть ли не на одном должностном уровне. И мне, и моим сверстникам тогда казалось это непонятным и удивительным, потому что мы знали, что про этих людей книжки можно писать. Они вот так, как простые советские граждане, сидят с нами в одном кабинете и как бы довольны своим положением.

Вы знаете, что тогда произвело сильное впечатление, думаю, что не только на меня? Вот эти люди, а их было немного этих людей, несколько человек, но были такие люди. Их ответ был такой, что сам факт, что страна доверила нам такую работу, это уже награда и подарок судьбы, и мы довольны уже этим. Мы благодарны стране за это. Мы не ждем чего‑то, внешних наград, с собой все не унесешь. Это, знаете, это прививка от звездной болезни для меня на всю жизнь. Должностное положение сегодня такое, а завтра поменялось. А друзья, они остаются с тобой всегда, если они настоящие друзья, конечно.

М.Леонтьев: Вы почувствовали какое‑то внимание со стороны, предположим, Ваших собеседников западных к Вашей прежней профессии, какое‑то может быть особое отношение к Вам? И вообще насколько эта профессия помогает или мешает публичному политику в демократическом государстве при большом влиянии СМИ?

В.Путин: Особого интереса у моих сегодняшних западных партнеров к моей бывшей профессии нет. Во‑первых, им это очень хорошо и давно известно. Когда я начал работать в Петербурге, с 90-го года, с 91-го я уже публично об этом заявил, сказал, это хорошо известно, я часто ездил за границу. То есть для специалистов, для политиков и для представителей спецслужб здесь нет никакого секрета, никакой тайны. Я думаю, что за 10 лет они давно выяснили все вдоль и поперек, что только можно было выяснить. Уверяю вас, так и было. Это представляет интерес только для прессы – для широкой общественности это интересная тема, я понимаю.

Насколько это мешает либо помогает? Я думаю, что чаще всего помогает, поскольку есть определенный кругозор. По сути дела, что такое разведслужба – это информационная служба, это прежде всего и главным образом информационная работа. Вот это первое.

Что касается других составляющих политической деятельности – это составляющая, как бы ее назвать и сформулировать получше, – публичность определенная. Я никогда не был склонен к этому, не могу сказать, что это меня тяготит, но удовольствия особого не доставляет.

М.Леонтьев: Наблюдаешь очень много людей, которые резко меняются, перейдя во власть. Есть просто явные личностные изменения. Какие‑то изменения все‑таки есть в поведении, в самоощущении?

В.Путин: К сожалению, да. Потому что уровень ответственности увеличивается. Понимаешь, что, если будешь вести себя неорганизованно и расхлябанно, это передается сразу вниз. Такой очень плохой сигнал для всей системы управления. Поэтому приходится быть жестким и требовательным.

М.Леонтьев: Вот СМИ. Постоянно чувствуется такая линия, что вот сейчас начнет давить. Находят признаки и симптомы. Как Вы собираетесь строить свои отношения со СМИ?

В.Путин: Я глубоко убежден в том, что у нас не может быть абсолютно никакого развития, и страна не будет иметь никакого будущего, если мы подавим гражданские свободы и прессу. Это просто мое глубочайшее убеждение. Потому что это важнейший на самом деле институт, который гарантирует государство от скатывания в трясину тоталитаризма. Мы жили уже в условиях тоталитарной системы. И как бы она ни приспосабливалась к внешнему миру, ничего не получалось в сфере экономики. Но важнейшим инструментом, который гарантирует здоровье общества, является свободная пресса.

М.Леонтьев: Мы наблюдали политиков, очень по‑разному относящихся к нападкам в прессе. Нельзя сказать, что Вас уж очень сильно «метелят», но тем не менее каково Ваше отношение к различным негативным материалам в прессе личное и просто какая‑то линия поведения есть для себя выработанная?

В.Путин: Я считаю себя достаточно зрелым человеком и могу оценивать эти процессы не с внешней стороны, а как бы изнутри. Вот Вы обратили внимание, я говорил, что наличие свободной прессы – один из важнейших элементов гражданского общества и гарантия развития демократического государства. Я сказал, свободной прессы. На самом деле довольно сложно добиться состояния свободы для прессы. Очень часто пресса тоже обслуживает определенные интересы, интересы тех же олигархов, которых Вы упомянули, интересы групп и так далее и тому подобное. На самом деле если государство будет гарантировать одинаковые правила для всех, то это будет состояние свободы для общества в целом. Когда и эти группы смогут проявлять себя в рамках единых правил, которые гарантируются государством.

Когда я читаю и слушаю о себе вещи, которые считаю несправедливыми, это, естественно, вызывает внутренний протест. Но я должен относиться к этому, как к тому, что, несмотря на все это, должен гарантировать, повторяю, эти единые правила. Потому что может случиться так, что те люди, которых я сегодня поддерживаю, и те, которые поддерживают меня, они сами окажутся в оппозиции.

М.Леонтьев: Просто такой личный вопрос. А собака у Вас – такая вот она легкомысленно-трогательная. Это вообще не очень соответствует распространенному в народе Вашему имиджу. Это Ваша собака, жены или детей?

В.Путин: Дети очень хотели собачку маленькую. Я долго сопротивлялся, потому что у нас была уже собака, правда, другая, грозная была собака. Она, к сожалению, погибла, попала под машину. Было очень жалко. Мы долго не решались взять другую собаку. Но вот дети захотели маленькую собачку, все‑таки уговорили. Сейчас непонятно, чья это собака больше – то ли моя, то ли жены, то ли детей. Она как бы сама по себе проживает здесь.

М.Леонтьев: Работает кошкой?

В.Путин: Нет-нет, не надо обижать нашу собаку. Не кошкой работает. Собака есть собака. Но мы ее очень любим. Добрая собачка очень.

М.Леонтьев: Дом. Вот дом, в котором Вы живете, он производит впечатление такого какого‑то временного. Картины не распакованы… Кто занимается домом?

В.Путин: В основном здесь все казенное. Это дача, на которой традиционно жили в последние 10 лет премьеры Правительства российского. Мы привыкли уже жить во временном жилище начиная с 85-го года. Когда мы приехали за границу, там все было временное и казенное. Потом вернулись в Петербург. У нас долго не было своей квартиры. Потом мы разменяли, начали устраивать свою квартиру, возникла проблема переезда в Москву. И вот так вот постоянно что‑то мы меняем, все воспринимается как казарма. Но «казарма» вполне сносная для того, чтобы здесь жить, очень даже комфортабельная. Но временная. Временное жилище. Мы все живем, как на чемоданах. У нас вся страна живет, как на чемоданах, в последние 10 лет. И вот это та как раз проблема, о которой мы с Вами говорили. Проблема стабильности.

М.Леонтьев: Оседлости.

В.Путин: Оседлости, да. В этом смысле мы мало чем отличаемся от подавляющего большинства наших граждан. Хотя у них постоянно свое жилище есть, но внутреннего состояния стабильности нет. Будем надеяться, что мы все это чувство себе вернем.