Президент России — официальный сайт

Выступления и стенограммы   /

Э.Набиуллина: Уважаемые дамы и господа!

Рада приветствовать вас в Петербурге на Международном экономическом форуме.

Наш форум проходит под девизом «Закладывая основу для будущего».

Мы хотим не только осмыслить уроки кризиса, понять его причины, – для этого, безусловно, потребуется время, – но мы также хотим понять, где сейчас находятся основные зоны риска для будущего развития: в финансовой ли они сфере с не до конца очищенными долгами, в огромных ли дефицитах суверенных бюджетов с дилеммой – сокращать расходы или увеличивать налоги, в международной торговле, в валютной сфере, насколько эффективны наши меры, глобальные, национальные, не ведут ли они просто к переносу проблем из одной зоны в другую, к перелицовке их? Но самое главное – мы хотим почувствовать, нащупать, где находятся основные источники будущего роста, основные его факторы. Мы должны почувствовать новое качество роста, что будет двигать экономику вперёд. Будут ли это новые технологии, новые отрасли или растущий спрос новых региональных экономик, новые стандарты потребления, новые образы жизни? Это, безусловно, вопросы, на которые мы хотели бы ответить.

В истории известны периоды, когда выход из кризиса сопровождается широким осознанием новых тенденций. И, например, в 30-е годы пришло осознание особой роли государства, особенно в социальной политике, в стимулировании спроса. В 70-е годы это была новая энергетическая стратегия, связанные с осознанием необходимости сбережения ресурсов.

Последний кризис: принёс ли он новое видение новых реальностей? Возможно, осмыслению мешает то, что кризис происходил на фоне информационной революции и серьёзнейших изменений в экономическом, социальном укладе, быстрой смене технологий. Но мы должны, безусловно, осознать эту новую реальность.

Мы живём в уникальное время. И мы должны использовать его, чтобы построить современную, процветающую и сильную Россию.

Наш форум посвящён многим вопросам. В этом году он сильно ориентирован на нетрадиционные темы, новые темы, такие как образование, города, перспективы научных исследований в генетике, в энергетике, новые типы потребления. Эти темы начинают где‑то даже вытеснять традиционную для экономистов проблематику. На самом деле в этом находит отражение сдвиг в самой экономике, потому что кризис для нас, безусловно, это мощнейший сигнал переосмыслить наши традиционные подходы. И уже нельзя игнорировать, что моторами экономического роста во многом являются новые виды бизнеса, креативная экономика, экономика, основанная на знаниях, экономика впечатлений. Мы видим, что сейчас многие бизнес-успехи, быстрые состояния делаются именно в новом бизнесе. Этот новый бизнес не только самый динамичный, он даёт возможность реализовать себя успешно большому количеству людей, что очень важно. И мы надеемся, что форум даст возможность осмыслить новые подходы, я в этом уверена, потому что здесь, в этом зале, собрались люди, которые определяют вектор действий в правительствах, в бизнесе, в науке. И мы с вами обязаны быть креативными, кооперативными, ответственными.

Я желаю всем участникам форума успехов и интересной, стимулирующей работы на форуме.

Спасибо большое.

На сцену приглашаются модератор и участники дискуссии пленарного заседания: старший редактор «Доу–Джонс», главный редактор «Уолл-стрит джорнэл» Роберт Томсон, модератор пленарного заседания, председатель совета директоров корпорации «Интел» с 1998 по 2009 год Крейг Барретт, Генеральный секретарь Лиги арабских государств Амр Муса, управляющий Банка Израиля Стенли Фишер, Министр экономики Франции Кристин Лагард, Министр торговли и промышленности Индии Ананд Шарма, главный исполнительный директор «Сити-груп» Викрам Пандит, Президент Российской Федерации Дмитрий Медведев.

Д.Медведев: Добрый день, уважаемые дамы и господа!

Добрый день, уважаемые коллеги, друзья!

Мне доставляет огромное удовольствие приветствовать вас на Петербургском экономическом форуме. Конечно, нам очень приятно, что в этом году к форуму повышенный интерес. Причины понятны, наверное, это не случайно. В прошлом году, я помню, мы обменивались впечатлениями с коллегами, с руководителями других стран, с руководителями правительств, с руководителями компаний. Настроение было более сложное. Сегодня, несмотря на то что сложности ещё сохраняются, всё‑таки некоторые изменения в настроении произошли.

Кроме того, присутствие здесь известных политиков, предпринимателей, экспертов из разных стран мира – показатель не только растущего авторитета самого форума, но и очевидный признак роста внимания к нашей стране, к России, что мне, конечно, особенно приятно, к той политике, которую мы реализуем, а это сейчас называется достаточно коротким и ёмким словом – политика модернизации.

С момента нашей предыдущей встречи прошёл год, но не просто прошёл год – произошло нечто большее: мы изменились.

И сегодня я хотел бы чуть подробнее остановиться на тех изменениях, которые происходят в России. А также поделиться с вами рядом новостей о наших решениях и о наших дальнейших действиях. Я надеюсь, это будут хорошие новости.

Прежде всего мы изменились, потому что изменился весь мир. Мир, который мы видим сегодня, совсем не похож на мир образца пятилетней и даже годичной давности. Рухнуло то, что казалось незыблемым. Лопнули пузыри, создававшие иллюзию процветания. Испарились мифы, казавшиеся реальностью.

С начала кризиса в финансовом секторе было списано около 1,8 триллиона долларов, что превосходит размеры ВВП подавляющей части стран зоны евро. Эти списания вдвое больше, чем размер антикризисного фонда, который недавно был создан Евросоюзом. И это ещё, видимо, не конец – финансовые организации всё ещё продолжают фиксировать потери.

На мир обрушилась волна разных проблем, сотни, тысячи корпоративных дефолтов. В США за последние два года через процедуры финансового оздоровления прошли примерно 250 банков. За 5 лет, которые предшествовали 2008 году, таких было всего около десятка.

Либерализм в мире, хотим мы того или не хотим, сменился умеренным (а подчас и совсем неумеренным) протекционизмом. Высокий рейтинг более не гарантирует инвесторам надёжность вложений. Впервые за долгие годы вслух и громко заговорили о необходимости структурных реформ не столько в развивающихся экономиках, но в первую очередь в развитых странах. Ещё недавно странно было слышать, что угроза кризиса суверенного долга и бюджетные дефициты будут перехлёстывать через край именно в передовых экономиках. Но сегодня это реальность. Мы к этому привыкли.

В этой реальности меняются экономические модели, финансовая архитектура, технологии, социальные институты. Гибкость и адаптивность – это те слова, которые стали гораздо популярнее понятий стабильности и предсказуемости. Это не всех радует, это очевидно. Вокруг этого идут очень мощные дискуссии, в том числе в Евросоюзе. Но изменения будут продолжаться. Единственное, что в этом потоке изменений можно утверждать абсолютно точно: мы уже не вернёмся назад, к прежнему порядку и к прежним моделям развития.

Для России эта ситуация – и вызов, и возможность. Мы действительно живём в уникальное время. И мы должны использовать его, чтобы построить современную, процветающую и сильную Россию. Россию, которая будет соучредителем нового мирового экономического порядка и полноправным участником коллективного политического лидерства в посткризисном мире.

В течение ближайших десятилетий – это наши планы – Россия должна стать страной, где благополучие и высокое качество жизни граждан обеспечивается не столько за счёт сырьевых источников, сколько интеллектуальными ресурсами: инновационной экономикой, создающей уникальные знания, экспортом новейших технологий, экспортом продуктов инновационной деятельности. Россия должна стать привлекательной страной, куда будут стремиться люди со всего мира в поисках своей особенной мечты, в поисках лучших возможностей для успеха и самореализации, которые Россия сможет дать всем, кто готов принять этот вызов и полюбить Россию как свой новый или как свой второй дом.

Таковы цели нашей модернизации. Эти цели – я в этом абсолютно уверен – реалистичны и достижимы. Главное, что нужно для их претворения в жизнь – это «умная политика», позволяющая, с одной стороны, использовать наши возможности и конкурентные преимущества, а с другой – создающая механизмы постоянного самосовершенствования и развития. В чём состоит эта политика? Я назову несколько её составляющих. Например, пять.

Первое. Сейчас в России сложились благоприятные макроэкономические условия для модернизации. В ситуации глобального кризиса мы, конечно, видим и недостатки нашей преимущественно сырьевой экономики. Тем не менее Россия обладает и очевидными преимуществами, которые можно и нужно использовать для развития.

Во втором полугодии прошлого года нам удалось стабилизировать экономику после тяжёлого спада. И уже началось её постепенное восстановление. Если по итогам второго квартала экономический спад составлял почти 11 процентов в прошлом году, то по итогам четвёртого квартала – уже гораздо меньше – около четырёх. Этот год – это для нас, конечно, очень важно – мы начали ростом. Пока темпы этого роста, восстановления экономики, может быть, не так вдохновляющи, как мы бы хотели, но это всё‑таки уже приличные цифры. По тем данным, которыми мы располагаем, – 4 процента за 5 месяцев. Нужно наращивать усилия. Есть государства, которые демонстрируют очень быстрое восстановление. Здесь есть чему поучиться.

Возросшие сбережения населения поддержали банковский сектор и позволили быстрее стабилизировать ситуацию в экономике. Только депозиты физических лиц выросли за прошлый год более чем на четверть.

У нас нет проблем с нашим суверенным долгом – он минимален. Возобновился рост золотовалютных резервов, и их сегодняшний уровень – около 460 миллиардов долларов – является весьма приличным. Это выше, во всяком случае, чем аналогичный показатель конца 2008 года.

Россия должна стать страной, где благополучие и качество жизни граждан обеспечивается не столько за счёт сырьевых источников, сколько интеллектуальными ресурсами, отметил Президент.

После беспрецедентных по масштабам мер поддержки экономики мы переходим к более взвешенной и осторожной бюджетной политике. Самое главное, что бюджетный дефицит контролируется, хотя, конечно, нас он очень не радует. Но он находится в разумных пределах. Он не подавляет задачи развития и с каждым годом будет уменьшаться. К 2011 году дефицит федерального бюджета должен составить ориентировочно 4 процента ВВП, а к 2012-му – снизиться до 3 процентов. Конечно, если всё будет развиваться в рамках нынешних прогнозов. Потому что мы всё понимаем, какое количество факторов оказывает влияние на наши экономики и на ситуацию в мировой экономике в целом.

Инфляция. Её высокий уровень на протяжении последних двух десятилетий был одной из самых главных наших проблем. В 2009 году инфляция существенно затормозилась – примерно до 9 процентов. Конечно, это было связано не только с нашими усилиями, но и с общим уменьшением объёмов экономики. Но в этом году инфляция продолжает снижаться и сейчас составляет около 6 процентов годовых. Если эти показатели будут выдержаны – это будет самый минимальный показатель инфляции в России за последние 20 лет, то есть, собственно говоря, за весь период развития России на принципах рыночной экономики.

Чтобы избежать чрезмерного бюджетного дефицита и долгового кризиса, сегодня многие страны принимают решение о существенном повышении налогов или о сокращении социальных программ и гарантий. И это объяснимые вещи.

Но мы исходим из того, что наши социальные обязательства безусловны. Это связано с той ситуацией, в которой пребывала наша социальная сфера в последние годы. Мы должны сделать так, чтобы социальные меры по защите наиболее слабых тем не менее не сдерживали прогресс. У нас есть возможность не увеличивать налоговую нагрузку помимо тех решений, которые сегодня уже известны. Более того, в следующем году мы предоставим дополнительные преференции инновационным компаниям. При благоприятных условиях восстановления глобальной и российской экономики в ближайшие годы мы вернёмся к вопросу общего снижения налогов для бизнеса. Если, конечно, всё будет развиваться по благоприятной схеме.

Второе. Бюджетная политика государства должна стимулировать структурный сдвиг экономики. У нас пока не так много денег в бюджете на структурные преобразования. Но даже то, что есть у нас в бюджете, можно и нужно использовать по‑другому, более эффективно и результативно.

Поэтому с 2011 года мы серьёзно меняем бюджетную политику. Переориентируем бюджет на реализацию конкретных программ, усиливаем акцент на основные приоритеты развития. Мы приняли сложное и важное решение уйти от практики финансирования бюджетных учреждений, не связанного с результатами их работы. Вместо этого мы профинансируем изменения, улучшения, новые проекты, решения конкретных задач. Например, бюджет оплатит внедрение «электронного правительства» и расширение доступа к широкополосному интернету, обеспечит гранты для молодых учёных и перспективных исследований, поддержит рост энергоэффективности экономики и коммунальной сферы.

Третье. Инвестиционная активность. Очевидно, что инвестиционная активность – один из факторов инновационного развития и успешной модернизации нашей экономики. России нужен настоящий инвестиционный бум.

Создание комфортных условий для инвесторов, по сути, является нашей важнейшей задачей. Но сегодня мы ставим эту задачу в центр наших действий.

Некоторое время назад я изменил правила работы правоохранительных органов в отношении бизнеса. Теперь уже по закону ограничены возможности ареста предпринимателей при расследовании экономических преступлений. Процедуры проверок бизнеса стали более чётко регламентированы и обусловлены надзором прокуратуры. Конечно, это не значит, что все проблемы решены, но в любом случае сделаны конкретные и вполне весомые шаги. И эти шаги будут продолжены. Потребуются и дополнительные изменения в уголовное законодательство, в уголовно-процессуальные акты, в иное законодательство. Эти изменения я предложу.

В том, что касается улучшения инвестиционного климата, здесь я также надеюсь, что мы идём вперёд. С 1 января этого года упрощён порядок и расширены возможности применения нулевой ставки по налогу на прибыль в отношении дивидендов. Сегодня я готов объявить, что в России с 2011 года будет полностью отменён налог на прирост капитала при осуществлении долгосрочных прямых инвестиций. (Аплодисменты.) Спасибо за поддержку.

Такие инвестиции нам действительно критически необходимы для модернизации национальной экономики. И мы готовы создавать способствующие таким инвестициям институты. Поручаю Правительству проработать идею создания специального инвестиционного фонда, в котором государственные средства будут дополнены частным капиталом (скажем, на 1 рубль государственных вложений мы рассчитывали бы привлечь 3 рубля частных инвестиций). Фонд будет заниматься привлечением в проекты стратегических инвесторов и софинансировать такие проекты. А их работа будет организована на абсолютно рыночных и прозрачных принципах. Думаю, что такая идея могла бы быть реализована в течение года.

Есть ещё одна тема, ещё одно решение, которое уже состоялось – я соответствующий закон уже подписал, – упрощён миграционный режим для приезжающих к нам высококвалифицированных специалистов. В частности, для тех, кто будет участвовать в крупных инвестиционных, научных и высокотехнологичных проектах. Также мы работаем над улучшением визовых правил, и надеюсь, что многие гости нашего сегодняшнего форума уже в ближайшее время воспользуются новыми возможностями, чтобы делать бизнес и карьеру в России.

Четвёртое. Мы прекрасно понимаем, что современную экономику невозможно построить сверху и по приказу. Сколько бы госкомпаний у нас ни было, модернизация будет проведена прежде всего силами частного бизнеса. И только при наличии конкуренции. А роль государства – создавать для российских и иностранных предпринимателей благоприятный деловой климат, а также честную конкурентную среду.

Когда‑то наш нобелевский лауреат по физике академик Пётр Капица повторял, любил такую фразу: «Часто думают, что тот, кто сорвал яблоко, тот и сделал главную работу. Тогда как на самом деле это сделал тот, кто посадил яблоню». Государство не должно всегда само рвать яблоки с древа экономики. Найдётся тот, кто может сделать это иногда и лучше, и эффективнее. Но что государство должно делать, что входит в обязанности государства – так это помогать выращивать наш яблоневый сад, то есть помогать развивать саму экономику, экономическую среду.

Поэтому я сокращаю перечень стратегических предприятий в пять раз. Число стратегических акционерных обществ уменьшается с 208 до 41, федеральных унитарных предприятий – с 230 до 159. Такой указ сегодня мной подписан. (Аплодисменты.)

Мы исходим из того, что наши социальные обязательства безусловны. Мы должны сделать так, чтобы социальные меры по защите наиболее слабых тем не менее не сдерживали прогресс.

Пятое. Мы понимаем, что международная конкуренция – решающий стимул для нашей модернизации. В тепличных условиях ничего серьёзного не вырастет. Поэтому мы хотим конкуренции и готовы к ней.

Россия давно готова к вступлению в ВТО и к присоединению к ОЭСР. Также создание Таможенного союза России, Казахстана и Белоруссии, дальнейшее движение к единому экономическому пространству являются нашим сознательным выбором работать в конкурентных условиях. Именно для этого мы всё и создаём. И эти направления не противоречат друг другу, а дополняют друг друга. Я имею в виду наше членство в ВТО и наш курс на создание Таможенного союза и единого экономического пространства с нашими ближайшими партнёрами.

Мы знаем, что конкуренция может быть очень жёсткой. Но это означает только то, что нам ещё очень многое предстоит сделать, чтобы улучшить систему государственного управления, стимулировать конкурентоспособность не только российской экономики, но и российского государства, включая конкурентоспособность российской юрисдикции.

Эффективной с точки зрения модернизации должна быть и наша внешнеэкономическая политика. Успехи российского бизнеса на мировых рынках, так же как и реальные результаты привлечения инвестиций, технологий, проектов в российскую экономику – вот главные критерии таких инвестиций, такого рода экономической деятельности. Завтра в Петербурге я проведу заседание Комиссии по модернизации. И мы подробно обсудим, как скорректировать нашу работу с зарубежными партнёрами для достижения максимальных результатов.

Уважаемые участники форума!

Необходимый для модернизации российской экономики вектор перемен уже задан.

Комиссия по модернизации, которую я возглавил почти год назад, активно работает по приоритетным направлениям: это энергоэффективность, космос, атомные, медицинские, информационные технологии. Это всё очень важные для нас направления.

Когда‑то Альберт Эйнштейн сказал: «Всё должно быть сделано так просто, как только возможно, но не проще». Именно так мы и намерены действовать. И уже началась реализация десятков конкретных проектов по приоритетным направлениям.

Один из таких примеров – внедрение передовых информационных и коммуникационных технологий. Мы одними из первых запустили беспроводные коммерческие сети четвёртого поколения и продолжаем двигаться вперёд, наращивая их зону работы и скорость передачи информации. Мы ставим перед собой достаточно амбициозные задачи – увеличить количество пользователей интернета за несколько лет до самого высокого уровня, может быть, до 90 человек из 100 проживающих в нашей стране.

К 2015 году Россия полностью завершит переход на цифровой формат телевещания. К этому же времени 60 процентов пользователей в стране будут иметь доступ к широкополосному интернету. Считаю также формирование национальной платёжной системы, развитие интернета и электронных СМИ важнейшим ресурсом повышения темпов модернизации общества.

Вообще информационные технологии – это одно из ключевых направлений развития демократии. Скорость и качество обратной связи между властью и обществом, технологическое расширение гарантий свободы слова, интернет-технологии в работе политической и избирательной систем важны для развития политической системы, политических институтов в нашей стране.

В ряде случаев мы изменяем и нашу практику. Например, приняты решения о возможности применения в России технических стандартов Евросоюза. На это потребовалось определённое время, но в конце концов все согласились, что проще сделать так, чем долго заниматься созданием собственных стандартов, хотя мы тоже будет это делать. Мы создаём малые инновационные предприятия при университетах, развиваем систему национальных исследовательских университетов. Со следующего года полностью отменяется налог на прибыль для тех организаций, которые предоставляют услуги образования и здравоохранения.

Я также дам поручение Правительству о подготовке новой программы поддержки обучения российских студентов, российских специалистов за рубежом, в ведущих исследовательских университетах мира. Эта программа позволит усилить наше взаимодействие с мировой наукой, с мировым образовательным и инновационным сообществом.

Особое значение мы придаём созданию центра российских инноваций в Сколкове. Я внёс в Государственную Думу проект закона, который устанавливает особый правовой режим для этого центра. Здесь заработает уникальная для нашей страны система отбора, реализации, коммерциализации и последующей поддержки инновационных проектов. Я надеюсь, что эта система будет успешной. Мы опробуем её во всех нюансах: начиная от правовых аспектов и заканчивая новыми принципами партнёрства между государством, бизнесом и наукой. А затем начнём тиражировать эту систему.

Поддержка инноваций, конечно, не должна ограничиваться только этим центром в Сколкове. Со следующего года вводятся существенные налоговые преференции для всех компаний, работающих в инновационной сфере. Однако в том, что создаётся национальный инновационный центр, есть определённый смысл. Мы здесь исходим из правила, что, реализуя эффективный проект, мы получаем модель для последующего использования, последующего тиражирования.

Кстати, я хочу отдельно поблагодарить тех, кто уже согласился работать вместе с нами в Сколкове и вошёл в наблюдательный совет. Сегодня мы отдельно встретимся и обсудим наши планы.

Уважаемые коллеги!

Инвестиционная активность – один из факторов инновационного развития и успешной модернизации нашей экономики. России нужен настоящий инвестиционный бум.

За последнее время мы активизировали работу по формированию в России международного финансового центра.

Наш интерес очевиден – для модернизации нам необходима развитая и конкурентоспособная на глобальном уровне национальная финансовая система. Таким образом, развитая финансовая индустрия является для нас и средством, и одной из самостоятельных целей модернизации.

Развитие финансового центра в Москве – хорошее предложение для всего мира. Это, кстати, показывает и мой опыт общения с руководителями крупнейших банков, крупнейших финансовых структур. Мы видим свою роль в том, чтобы совместными усилиями с другими ведущими экономиками мира совершенствовать архитектуру мировой финансовой системы, реформировать международные финансовые организации, создавать новые стандарты регулирования финансовых рынков.

Москва и так де-факто является полноценным финансовым и логистическим центром для всей России. Более 90 процентов всех денежных потоков и подавляющая часть грузов и пассажиров проходят именно через Москву, прежде чем уйти в глубь страны или за её пределы. Конечно, в этом есть и преимущества, и недостатки, довольно большие проблемы. Но с каждым годом в Москве всё плотнее концентрируются потоки из разных стран, в том числе стран СНГ.

Поэтому создание такого центра – логичный этап формирования нового мощного регионального финансового рынка. Уже в ближайшее время мы обсудим этот вопрос с нашими партнёрами по Таможенному союзу, по ЕврАзЭС. Развитие московского финансового центра, я надеюсь, позволит существенно укрепить позиции рубля как одной из возможных резервных валют. От общих идей использования рубля в расчётах мы уже перешли к проработке соответствующих деталей с нашими партнёрами.

Финансовая система России в целом вполне развита для того, чтобы осуществить это. В частности, несмотря на кризис, размер её активов по итогам прошлого года составил около триллиона долларов. В Москве уже достаточно хорошо развит публичный финансовый рынок, на котором обращаются акции и облигации многих сотен эмитентов. Ежедневные обороты торгов уже давно измеряются миллиардами долларов. А по производным ценным бумагам Москва уже сейчас входит в десятку крупнейших мировых рынков. Таким образом, наш рынок весьма насыщен и вполне созрел для дальнейшего роста.

Изменения в законодательстве здесь, конечно, нужны, мы их обсуждаем. Не так давно я как раз проводил в Москве совещание по созданию финансового центра. Какие это изменения? Они должны, во‑первых, позволить более комфортно проводить операции на российских торговых площадках, сделать более удобным налогообложение финансовой деятельности.

До конца этого года мы планируем принять законы о консолидированной финансовой отчётности, о регулировании деятельности аффилированных лиц, о центральном депозитарии, о национальной платёжной системе.

В настоящее время мы завершаем формирование Международного консультативного совета, который, я надеюсь, будет способствовать формированию финансового центра, его становлению. В совет приглашены руководители многих крупнейших банков и финансовых компаний мира. Часть из них присутствуют в этом зале. Сегодня у нас ещё будет возможность пообщаться и обсудить наши планы. Отдельно также хотел поблагодарить тех, кто согласился работать в этом консультативном совете.

Конечно, мы люди прагматичные и понимаем, какой долгий путь нам ещё нужно пройти для того, чтобы в России возник настоящий конкурентоспособный финансовый центр. Но это как раз и объясняет наше решение активизировать эту работу именно сейчас.

Дорогие друзья!

Мы действительно модернизируем Россию. Перемены требуют времени. Но, можете не сомневаться, мы это сделаем. Главные решения уже приняты. Значительная часть проектов уже работает.

Россия осознаёт задачи своего развития и меняется. Меняется и для себя, и для всего мира.

Спасибо.

Р.Томсон (как переведено): Большое спасибо за то, что поделились Вашими мыслями с нами.

Спасибо всем, кто сегодня пришёл к нам. Мы надеемся, что это будет интересная и плодотворная дискуссия.

Сегодня здесь выдающиеся представители. Их не нужно представлять, я просто буду передавать им слово. Вместо этого, наверное, мы используем время более полезно – будем задавать вопросы, проведём дискуссию. К концу дискуссии я буду также готов услышать ваши умные вопросы. Может быть, вы сами на них дадите ответ лучше, чем я. Действительно, мы будем устанавливать контакты. Я думаю, они будут полезны, интересны.

Первый вопрос, который я хотел бы задать Президенту. Конечно, это привилегия Президента – получить первый вопрос. Я постараюсь сделать кратким этот вопрос насколько возможно.

Господин Президент, как Вы сказали, проводить экономический форум в ходе экономического кризиса – наверное, это действительно хорошо, потому что действительно интереснее становится обсуждать вопросы в таких условиях. Возникает вопрос, о котором много говорят во всём мире, но частично потому, как Вы и сказали, что есть противоречия своего рода между кризисом развитого мира и развивающегося мира. И кризис продолжается в этом смысле.

И одна из тем, где есть некоторое замешательство и по‑прежнему этот вопрос дискутируется: какая опасность грозит сейчас мировому развитию больше: инфляция или дефляция? По‑вашему, господин Президент, что опаснее?

Д.Медведев: Я думаю, что на этот вопрос ответ может быть только абсолютно практический. Если говорить об угрозах отдельным странам, то всё зависит от того, в каком положении они пребывают. Для нашей страны традиционно основной угрозой была инфляция. И мы боролись день и ночь с тем, чтобы минимизировать эту инфляцию. Я напомню, что в начале 90-х годов инфляция в Российской Федерации составляла 1,5 тысячи процентов в месяц. В конце концов мы её «убили» до 8–9 процентов. Потом она несколько выросла. Сейчас мы надеемся на то, что она будет в районе 6 процентов, что для нас, в общем, уже очень хороший уровень. Поэтому для нас, может быть, задача борьбы с инфляцией остается всё‑таки одной из наиболее важных. Но для тех стран, где макроэкономическая ситуация была более стабильной, дефляция, безусловно, представляет очень серьёзную угрозу, потому что она замораживает развитие экономики. Она является тормозом к развитию экономической жизни.

Я не знаю, когда эта угроза станет реальной угрозой для России. В любом случае на прошлый год повлияло то, что объём нашей экономики уменьшился. В результате этого рост инфляции замедлился. Но мне бы хотелось, чтобы мы всё‑таки, например, в нашей стране справились с инфляцией, вывели её на цивилизованный уровень, что позволит давать нормальные кредиты, позволит заниматься ипотекой в соответствии с современными принципами, ну и просто облегчит жизнь огромного количества людей. А потом мы уж будем смотреть, как нам бороться с дефляцией, если мы до этого доживём. Но для других стран эта проблема является весьма и весьма серьёзной. И события прошлого года в Европе, в зоне евро, показали, что на самом деле дефляция является серьёзным сдерживающим фактором. Поэтому, как принято говорить, истина всегда конкретна, и нужно работать над решением этой проблемы в соответствующей стране. А в мировых масштабах обсуждать её достаточно спорно.

Современную экономику невозможно построить сверху и по приказу. Сколько бы госкомпаний у нас ни было, модернизация будет проведена прежде всего силами частного бизнеса. И только при наличии конкуренции. А роль государства – создавать благоприятный деловой климат и честную конкурентную среду.

Р.Томсон (без перевода.): Вопрос об экономической ситуации в Греции.

К.Лагард (как переведено): Во‑первых, разрешите мне поблагодарить Президента Медведева и организаторов за то, что они пригласили Францию в качестве почётного гостя. Мне очень приятно представлять Президента Республики на открытии форума. Он с радостью присоединится к Вам, господин Президент, при закрытии форума.

Я хочу констатировать, что финансовый кризис поразил все экономики мира. Он стал и социальным кризисом. Вероятно, он сказался на Европе более существенно, чем это казалось вначале, потому что Европу постигли последствия кризиса в виде отрицательного роста до конца 2008 года – начала 2009-го.

Но в еврозоне мы обнаружили в связи с этим, что наша структура не построена таким образом, чтобы гибко среагировать на такие ситуации, такие «шторма». И такое малое государство, которое представляет собой относительно малый объём еврозоны, 3 процента этой экономики, повлекло за собой проблемы для всей еврозоны. Это повлекло за собой беспокойство за пределами Европы. Из этого кризиса, из этих трудностей, как мне кажется, мы выходим. Мы вооружились новой политикой, новыми институтами и новыми процессами. Международный валютный фонд приобрёл новую, более значимую роль. Мы не могли предположить ещё недавно, что ему предстоит оказать поддержку европейской инициативе, было решено создать Фонд стабильности в 500 миллиардов евро, и в случае необходимости Международный валютный фонд может оказать дополнительные ссуды.

Есть также новый европейский институт, новый участник процесса, потому что в еврозоне, мы предполагали, никогда не будет дефолтов, никогда не будет таких ситуаций, как в Греции. И мы создали Фонд финансовой стабильности. Это 1 триллион долларов. И на последнем евросовете глав государств и правительств решили создать настоящую систему экономического координирования. У нас будет настоящее экономическое управление в пределах 27, это не в еврозоне, но в зоне Евросоюза. Это единая Европа, которая была создана после войны, чтобы уничтожить войну, чтобы положить конец войне в таком регионе, который претерпел в предыдущие века множество войн.

Мы хотели создать такое пространство, где будет свободное перемещение людей и товаров, но где будут действовать одни и те же законы. И у нас есть также решимость поддержать евро и помогать друг другу, поддерживать друг друга. Нам необходимо больше ответственности и солидарности по отношению друг к другу.

Р.Томсон: Что касается налогоплательщиков в одной стране, они субсидируют жизнь населения других стран в этом случае, не так ли?

К.Лагард: Это очень трудный вопрос, потому что мы не строили эту зону для организованных перетоков средств. У нас есть общая валюта, но мы не подразумевали организовать перетоки этих средств, но мы является солидарными. У нас есть общая валюта, и мы обязательно должны совершенствовать конкурентоспособность каждой страны, всех стран. Каждая страна должна прилагать усилия, каждый должен соблюдать общую дисциплину в отношении дефицита, в отношении задолженностей.

Франция стремится сократить свой дефицит ниже 3 процентов ВВП. Необходимо, таким образом, сокращать бюджетные расходы. Но в отличие от того, что задумывалось в начале евросистемы, мы должны координировать нашу экономическую политику и на внутреннем рынке, но с учётом последующих эффектов на соседние рынки.

Р.Томсон: Господин Муса, по‑вашему, экономический кризис в других странах сказался на ситуации на Ближнем Востоке? Что это означает для Вас с точки зрения самых животрепещущих проблем, с которыми вы сталкиваетесь?

А.Муса (как переведено): Спасибо.

Я начну с того, что поблагодарю Президента Медведева за то, что меня пригласили принять участие в этом форуме.

Вопрос, который Вы задали мне, действительно очень широкий и важный. Конечно, мы пострадали. Мы живём в глобальном мире, в глобальной системе, в глобализации. Нельзя отделиться, нельзя не пострадать. На всех нас сказывается и хорошее, и плохое, что происходит в мире.

Арабский мир заплатил, потерял много. Сокращение происходит в ВВП – 20 миллиардов долларов в общем объёме, торговля, торговый баланс – 400 миллиардов долларов, ещё одно сокращение. Арабский суверенный фонд потерял большие суммы – наверное, больше триллиона долларов было потеряно. Сократились доходы, которые мы раньше получали от туризма, от переводов из‑за рубежа эмигрантов, они сократились значительно. Таким образом, мы пострадали.

Но в то же время мы пытались работать в условиях системы, которая бы защитила наши интересы и позволяла получать доходы. Теперь мы будем либо строить, либо расширять эту систему, региональные проекты в первую очередь. Электросети, газовые сети, железнодорожные региональные системы, в частности, региональные шоссейные сети. Кроме того, необходимо создавать средства для малых и средних предприятий, в этом наша задача.

Последствия финансового кризиса, экономического кризиса для стран третьего мира таковы, что с ними нельзя не считаться, они очень серьёзны из‑за хрупкости экономики многих развивающихся стран, многих арабских стран в первую очередь. В то же время нужно учитывать то обстоятельство, что развивающиеся страны фактически не участвуют реально и не рассматриваются как заинтересованные стороны, с тем чтобы они могли обсуждать, дебатировать, чтобы они могли, как и другие, смотреть в будущее, а не просто быть пострадавшей стороной от кризиса. Поэтому международная система, мне кажется, должна меняться. Нужно проводить реформу, чтобы учитывать интересы всех стран, промышленно развитых и развивающихся стран, как заинтересованных сторон в международной системе. Это защитит миллионы, даже миллиарды жителей Земли от последствий экономического кризиса, финансового кризиса, который на них скажется неизбежно и очень серьёзно. Я хочу подчеркнуть ситуацию особенно в Африке, которая возникла в результате нынешнего кризиса.

Изменения международных центров власти наблюдаются повсеместно. Мы в арабском мире пострадали от поляризации мира. Наши интересы действительно не были удовлетворены должным образом. Теперь мы переходим к многополярному миру, который всех нас больше удовлетворяет.

Президент Медведев сегодня начал своё выступление со слов: «Мы изменились». Я хочу сказать, мы в арабском мире меняемся также, поскольку весь мир меняется, и мы должны совладать с этой ситуацией. Смысл изменений в образовании. Да, действительно, образование необходимо.

Учёт социальной системы очень важен. Это часть изменений, которые необходимы. Сейчас мы рассматриваем практические шаги, с тем чтобы двигаться в этом направлении изменений, улучшая, модернизируя систему образования, положение женщин, выборы и другие вопросы, относящиеся к жизни, к тому, как добиться лучшей жизни для народа. Это требует стабильности в регионе прежде всего.

Стабильность требует решения, справедливого решения основных проблем, с которыми сталкиваются страны нашего региона, особенно с учётом конфликта (я имею в виду палестинский вопрос прежде всего). Нам нужно решать эти проблемы, и мы должны обеспечивать региональную систему безопасности в рамках, во‑первых, зоны, свободной от ядерного оружия; во‑вторых, зоны сотрудничества, мирных отношений; в‑третьих, системы реформ, которые приведут к тому, что весь регион станет единым, встанет на ноги.

Очень важно серьёзным образом решать вопросы, связанные с противостоянием цивилизации. Все мы должны понять, что мы часть одного мира, мы принадлежим к одному сообществу народов, и эти вопросы нужно решать позитивно, а не негативно. Мы готовы со своей стороны приступить к этой новой деятельности создания нового мира. Нам нужна помощь, всем развивающимся странам. В частности, на Ближнем Востоке эта помощь нужна, потому что там очень серьёзная, напряжённая ситуация. И пришло время решать эти вопросы политически, экономически и с других точек зрения с учётом этого противостояния цивилизаций. Враждебность была создана несправедливым образом. По сути, она бессмысленна.

Так что перемены идут, мы меняемся. Мы хотим стать заинтересованным участником и в мире сегодняшнего дня, и в мире завтрашнего дня, который создаётся сегодня. Это будет достигнуто посредством экономических, политических, социальных реформ. Нужно действовать вместе на благо этой цели всем нам сообща.

Считаю формирование национальной платёжной системы, развитие интернета и электронных СМИ важнейшим ресурсом повышения темпов модернизации общества.

Спасибо.

Р.Томсон: Но, Генеральный секретарь, Президент говорил об опасности протекционизма в период экономических пертурбаций. Сегодня никто не говорит о Дохийских раундах переговоров, по крайней мере, серьёзно об этом не говорится более. Что может сделать арабский мир для того, чтобы возобновить эти обсуждения конструктивно, в то время, когда многие развитые страны полагают, что внутреннее давление ведёт их в большей степени к протекционизму?

А.Муса: Позвольте мне сказать, что вопрос, который Вы направили странам третьего мира, непросто находит свой ответ. Нам нужно говорить о защите наших интересов, но у нас очень хрупкая экономика. Мы не являемся сильными партнёрами в экономическом поле. Поэтому я соглашусь с Вами, что переговоры в Дохе должны быть возобновлены. Но должна быть справедливая система работы совместной. И нужно принимать во внимание вопросы ситуации во многих развивающихся странах. Я бы сказал, что часть этих проблем может произойти снова, но они могут возникнуть во всём мире во время обсуждения текущих и будущих планов. И они связаны и с экономическим положением, и финансовыми вопросами, и другими проблемами. Поэтому это не тот форум, где нужно обсуждать эти вопросы. Но я хотел бы призвать ООН стать тем местом для всех наций, для больших и малых стран, которые могли бы обсуждать эти вопросы, в том числе экономические и финансовые проблемы, и добавить другие вопросы, такие как изменение климата. Изменение климата может привести к исчезновению стран, к исчезновению целых стран и впоследствии к миграции, когда миллионы людей будут переезжать в другие страны. Кто будет решать эти проблемы? Это будет «большая двадцатка» или «восьмёрка»? Это будет решать Организация Объединённых Наций. Это именно та площадка, где все интересы будут учтены и обсуждены. И у России есть определённая роль в этом.

Мы должны рассматривать эти вопросы, потому что они представляют собой серьёзную угрозу для мира и безопасности в начале XXI века. И поэтому Совет Безопасности, который рассматривает вопросы неприкосновенности границ и так далее, посмотрите, сейчас не просто границы могут быть пересмотрены, а потеряны целые страны. И поэтому Совет Безопасности должен рассматривать эти вопросы. Я бы сказал, что это новые угрозы. Их не было в 45-м году. И поэтому эти вопросы Совет Безопасности обязан рассматривать со всеми вытекающими последствиями.

Р.Томсон: Крейг, говоря о вопросах технологии, каким образом финансовый кризис отразился на рисках в инвестициях и новых технологиях? И, скажем, идея создать Силиконовую долину в России – что может сделать технологические изменения успешными? Это гараж или собирание всех талантов в одном месте или это другие вопросы?

К.Барретт (как переведено): Я постараюсь, Роберт, ответить на это как можно проще. Во‑первых, я уже 45 лет работаю в технологической индустрии, и здесь есть абсолютная тенденция, потому что эта технология не признаёт рецессии. Она начинает развиваться даже более интенсивно и не замедляется со временем.

Последние три сессии, которые мы проводили в моё присутствие в компании «Интел», у нас ни в одном периоде рецессии не было замедления технологий. И здесь нет общего правила для всех стран. Но если некоторые из них ищут новые технологии, которые станут драйверами развития, они обязаны вкладывать деньги в образование, в НИОКР, иначе они отстанут, – это очень просто.

Если вы посмотрите на успешные компании, технологические компании в мире, они никогда не срезают расходы на исследования. Поэтому здесь есть риски, связанные с этим, потому что риск связан не с инвестициями, а с продолжением инвестиций.

Если вы посмотрите на вопросы, скажем, бизнес-подходов, инноваций, нужно ли делать какие‑то технологические хабы или создавать гаражи знаний, я думаю, что здесь стремления к инновациям может быть недостаточно для достижения успеха.

Во‑первых, необходимо иметь хорошую систему образования умных людей. Это является фундаментом для любой успешной экономики.

И второе. Вам необходимо инвестировать новые идеи, инвестировать научно-исследовательские разработки, потому что НИОКР дают вам умные идеи, которые умные люди могут приложить к чему‑то.

И если у вас есть первые два элемента – хорошее образование и инвестиции идей, – тогда необходимо создать условия, когда умные люди могут применить эти умные идеи. Здесь вступают в силу правила, законодательство, налоговая система, которая диктуется государством: есть ли защита интеллектуальной собственности, есть ли возможность быстро начать бизнес или будет стигма, связанная с провалом начинаний. И посмотрите, в Силиконовой долине была создана такая правильная обстановка. Там есть и хорошо образованные кадры, и дух предпринимательства. Поэтому каждая из стран пытается найти подход, каким образом создать центр инноваций, центр предприимчивости. Это не значит, что у них не всегда есть умные люди или умные идеи. Вопрос состоит в том, чтобы создать атмосферу.

Президент говорил о проекте «Сколково». Это физический пример такого инновационного центра, который продемонстрирует, что может произойти, если эти условия созданы. Но в такой стране, как Россия, где существуют десятки прекрасных университетов, сотни исследовательских центров, необходимо виртуальное предпринимательство, а не физическое, потому что надо быстро внедрять эти инновации в практическую жизнь. А правительство должно создать правила и законы таким образом, чтобы общество самой культурой поддерживало это, потому что ничего нельзя сделать, если нет такого фундамента. Есть же у вас хорошее образование, у вас есть инвестиции в НИОКР. Поэтому каждая страна должна делать это.

Я был в более чем 100 странах. Там заявляют: мы работаем над образованием и стимулируем развитие научно-исследовательских разработок. Соединённые Штаты говорят о том, что они увеличивают вложения в НИОКР. Япония, Китай тоже говорят об этом, Индия и Россия – все говорят об этом. Но в конце концов я никогда не встречал правительственного лидера, государственного лидера или какого‑нибудь крупного руководителя в стране, который бы не сказал, что они хотят улучшать систему образования и вкладывать в образование. Вызовы состоят в том, что нужно смотреть, что люди делают реально, во что они вкладывают деньги.

Р.Томсон: Крейг, что за последние два месяца происходит в Соединённых Штатах в отношении технологий и конкретных компаний? Насколько актуален вопрос о собственности или охране авторских прав?

К.Барретт: Это реальный вопрос, но его всегда необходимо балансировать с той пользой, которую дают технологии. В Соединённых Штатах мы обсуждаем технологии в системе здравоохранения. Всегда существует группа людей, которые считают, что информация об их здоровье никогда не должна разглашаться. Поэтому вопросы конфиденциальности в области лечения, скажем, действительно стоят остро. Поэтому не думаю, что все со мной согласятся, но здесь нет универсальной модели. Если вы хотите использовать технологии, вам необходимо признать: да, конфиденциальность, но ею нужно пожертвовать, иначе я не получу преимуществ технологий. Всегда большинство людей будет говорить: мне необходимо достижение технологий, я не хочу волноваться об охране конфиденциальности и жертвовать этим.

Р.Томсон: Вы видели, как развивался финансовый кризис, со стороны. Возможно ли для мира прийти к определённой системе финансовых правил, или банковских правил? В том числе когда, скажем, канадские банки заявляют, что в других странах мира существуют другие правила, а нам необходимо создать единые правила, которые бы, скажем, были связаны с прозрачностью. Будет ли когда‑нибудь такое общее понимание глобальных правил в банковской и в финансовой системе?

С.Фишер (как переведено): Хочу ответить, во‑первых, словами благодарности в адрес Президента России и организаторов этого форума. Я с огромным удовольствием участвую в этом форуме. Я вижу, что российская экономика успешно справилась с финансовым экономическим кризисом.

Мой друг, господин Кудрин, тоже умело справился с проблемами кризиса. Это очень впечатляюще, особенно когда мы видим, что Президент сейчас подчёркивает, что для России будут новые этапы перехода к современным, полностью развитым подходам в экономике.

Что касается Вашего вопроса, Роберт. Было очень интересно, иногда даже пугающе видеть, как развивается финансовый кризис на расстоянии. В те дни было совершенно неясно, каким образом он закончится. И сейчас многие страны принимали героические меры, ведущие центральные банки мира принимали меры, и было неясно, справятся ли они с проблемами. Но они действительно добились успеха. И, как сказала Министр Лагард, мы сейчас перешли в новую фазу, когда кризис мешает. Он сейчас не является таким критичным, как это было два года назад.

Информационные технологии – одно из ключевых направлений развития демократии. Скорость и качество обратной связи между властью и обществом, технологическое расширение гарантий свободы слова, интернет-технологии в работе политической и избирательной систем важны для развития политических институтов в нашей стране.

А что касается возможности согласия, полного согласия о целом комплексе банковских правил, ответ: нет. Это будет невозможно. И такого набора правил, детальных правил, который бы описывал все возможные ситуации для всех стран, невозможно создать. Можно согласиться с рядом принципов, правил, которые были бы существенными для поддержания глобальной финансовой стабильности, и оставить некоторое пространство для значительных отдельных структур с учётом различных стран и законодательных систем и культур. И это никогда не будет абсолютно одинаковыми правилами.

Существуют сейчас значительные усилия, прилагаемые Базельским комитетом, которые привели к переходу «большой двадцатки» к группе 25 стран. И сейчас пишут, предлагают различные правила. Они принимаются на добровольной основе. Комитет ещё не решил об окончательном создании этих правил. Но необходимо учитывать возможность оставить определённый люфт, гибкость для стран, которые бы могли применять какие‑то умные, продуманные решения в своей сфере. И я думаю, что в конце этого года мы увидим в окончательном виде эти предложения.

В конце концов у нас нет до сих пор даже соглашения об общих правилах отчётности для каждой страны, в том числе большой страны, где риски с провалом этой системы являются слишком большими. И, наверное, все банки могут разоряться, но последствия от этих разорений должны быть гораздо меньшими, чем это было в случае банка «Леман Бразерс», и должны быть определённые ограничения и предложения, которые были связаны с ограничением этих последствий.

Нам необходимо решить очень серьёзный вопрос, связанный с тем, что необходимо делать при провале крупного международного банка. И определённые решения, связанные с «Леман Бразерс», были приняты. И в Лондоне, и в других странах эти правила были различными. И есть согласие в банковской сфере, что нам необходимо сделать определённые требования по ликвидности.

Кроме того, возникли более сложные вопросы, как правило, связанные с коммерческими, корпоративными и банковскими услугами и их взаимоотношениями с потребителями, с клиентами. Я думаю, что эта культура, эти предложения, которые делает Волкер, совершенно резонно обоснованы, но в каждой стране есть возможность и необходимость самим принимать ряд решений. Считаю, что эта угроза является встроенной в систему наших организаций. Есть целый ряд других вопросов.

Позвольте мне привлечь ваше внимание к ещё одной проблеме. Каждое из правил, которые сейчас предлагаются, снижает леверидж банков. Требования к ликвидности будут усиленнее. Это будет означать, что на 1 доллар капитала, на 1 доллар депозитов банки смогут давать меньший кредит.

Многие страны сегодня считают, что проблема заключается не в том, чтобы не давать им кредитовать меньше, а, наоборот, больше давать кредиты. И если мы хотим, чтобы они перешли в систему, в которой у них долговые нагрузки будут меньше, давайте отложим это до 2015 года или далее, а сейчас будем продолжать содействовать тому, чтобы они давали кредиты. И это напряжение создают те страны, где финансовая система здорова.

Но мы, к счастью, смогли не умалять свои силы в течение финансового кризиса и должны двигаться дальше, а для других это трудный выбор. И здесь важно осторожно к этому подходить и не стараться делать нечто такое, что будет сводиться к откладыванию решения проблемы до тех пор, когда уже будет поздно её решать. Пожалуй, на этом я остановлюсь.

Р.Томсон: И есть один технический вопрос. В самой середине экономического кризиса, когда вы просыпаетесь утром, чтобы почувствовать, куда кризис двигается, где находится, безусловно, вы пользуетесь различными показателями. Но Вы смотрите, допустим, сначала на индекс волатильности, смотрите на спред по облигациям или же на колебания валютных курсов? Каковы для Вас те ключевые показатели, которые говорят, что опять наступает трудное время?

С.Фишер: Одна из проблем кризисов – в любом кризисе есть переменные, которые действительно становятся критически важными. В настоящий момент практически всё, что Вы упомянули, это то, что мы отслеживаем. Безусловно, спреды среди прочего, допустим, по греческому долгу, по испанским долгам и так далее. Есть безусловные вещи, которые мы с утра отслеживаем – мы смотрим на показатели волатильности, на индекс VIX и что требуется для того, чтобы обеспечить исполнение тех контрактов, также на обменный курс валют и их волатильную стоимость. Всё это действительно отслеживается. Фундаментальные показатели существуют. И самое главное, смотреть на показатель слабости, проявления слабости в той или иной финансовой системе, на потоки, которые переориентируются на ситуацию в той или иной стране – то есть всё то, что даёт вам информацию или же чувство, ощущение какого‑то кризиса. Вот что важно отследить. И работа центрального банка. Я уверен, что это ещё более критически важно для инвестора, чем множество показателей, которые необходимо отслеживать. И надо быть уверенным в том, что надо отслеживать именно правильные, потому что все их невозможно отследить.

Р.Томсон: Викрам, Вы, я в той или иной форме также связаны с Уолл-стрит, мы у себя в «Уолл-стрит джорнэл» шутили, что репутация имиджа Уолл-стрит настолько серьёзно пострадала от кризиса, что, может быть, мы должны уже поменять название нашего издания.

Как Вы полагаете, куда придёт регулирование финансового сектора? И «Уолл-стрит джорнэл» так, как он известен миру, где он окажется через десятилетие, допустим?

В.Пандит (как переведено): Прежде всего хотел бы сказать, что это большая честь и удовольствие для меня вновь оказаться в Санкт-Петербурге в такой ясный солнечный день не только потому, что это один из самых великих городов мира, но также символ России, восстанавливающейся мировой экономики. И мы у себя в банке очень гордимся тем, что участвуем в этом процессе в течение целого ряда лет, обслуживая приблизительно миллион клиентов здесь.

Я думаю, что вопрос об «Уолл-стрит джорнэл» и о том, куда он направляется, действительно важный, Роберт. Аналогично то, что происходит на Уолл-стрит, оказывает влияние на основные процессы, которые происходят. Если финансовая система реально поддерживает экономику, то также она этим влияет на рост, который проистекает из неё.

Мы знаем, мы все смотрим на Вашингтон, что там сейчас происходит, за этим следим, но также должны смотреть за тем, что происходит в Базеле. Я коснусь этой темы через минуту.

Знаете ли, по правилам и принципам регулирования всё это пока что обсуждается в Вашингтоне именно в текущий момент. Но есть некоторые принципы, которые становятся очевидными, и некоторые из них чётко соответствуют тому, что только что проговорил Стенли Фишер. Я же со своей стороны хотел бы высказаться о том, что, считаю, является теми принципами, которые основывают эти принципы, и то воздействие, которое может оказать это на «Уолл-стрит джорнэл».

Во‑первых, сейчас предпринимаются серьёзные шаги для того, чтобы банки были банками, чтобы они в своей работе концентрировали внимание на клиентах и не спекулировали капиталом, которым они располагают.

Во‑вторых, существуют серьёзные усилия, направленные на то, чтобы сделать рынки прозрачными, и частично это мы видим посредством нового законодательства о производных ценных инструментах. И, безусловно, тут простирается всё за рамки раскрытия информации других форм прозрачности и траспарентности на рынке.

Третья составляющая – это необходимость для серьёзного органа, регулирующего потребительские процессы, с тем чтобы права потребителя были бы защищены правильным образом именно в подъёме и падении экономического цикла.

Четвёртое. И Стенли тоже этого коснулся. Существует стремление со стороны всех, включая банки, к тому, чтобы банки перестали восприниматься как слишком крупные, чтобы допускать ошибки. Здесь требуется, безусловно, серьёзное системное регулирование, но также и принятие системы правил, согласно которым, если что‑то происходит, можно было бы сводить на нет последствия от крупных институтов, если это действительно ведет к плохим последствиям. И также возникают вопросы о компенсациях на Уолл-стрит, и, следовательно, должен быть обозначен чёткий принцип, чтобы система компенсации соответствовала бы результатам, что базировалось бы на долгосрочных показателях.

И, наконец, последний, полагаю, принцип – это тот урок, который мы все извлекли из этого кризиса. Он заключается в том, что может существовать банковская, но также и небанковская банковская система, которую иногда называют теневое банковское дело. И правила должны быть равнозначны для всех участников.

И если всё это свести воедино, конечно же, правила и регулирование, точность этих процессов будет в серьёзной степени влиять на последствия. Но если цель заключается в том, чтобы вернуть финансовую систему туда, где она должна быть, а именно поддерживать реальную экономику, помогать процессам кредитования, сбережений, инвестиций, именно двигать те процессы, которые в свою очередь могут двигать рост. И я в этом смысле считаю, что Уолл-стрит в результате всего этого поменяет свою суть не с точки зрения крупных институтов, но возникнут новые типы институтов, которые и воспримут на себя некоторые из ответственностей, которые будут следствием изменения законодательства, кроме всего прочего.

Но коснусь ещё второй части. Конечно же, задачи сильной финансовой системы – это зеркальное отражение реальной системы, а именно: поддержка серьёзного роста, поддержка того, что происходит в реальной экономике. И я считаю, что именно в этой области как раз то, о чём говорил Стенли Фишер, в особенности Базель, имеет особое значение. Но хочу чётко прояснить, являясь банком, которому также приходилось пройти через зачищение и разгрузку долгового бремени, в данном случае я не могу представить никого другого, кто бы хотел преднамеренно пройти через то, что нам пришлось пройти. Но иногда возникают инстинктивные ощущения, которые могут привести к затягиванию пояса в ожидании того, что предстоит период низкого роста и, может быть, не такой высокой занятости. Это, безусловно, я считаю, напряжённость в системе хорошего качества. Но, имея возможность наблюдать за тем, что возникает в результате Базеля, я считаю, все мы должны работать вместе и должны быть озабочены тем, чтобы эти требования были чётко измерены, чтобы мы не верили в то, что есть выбор между безопасной банковской системой и экономическим ростом. Я считаю, что это ложный выбор. Правильный выбор – именно прийти к такому равновесию, которое будет обеспечивать безопасность и производить сбалансированную систему, которая будет поддерживать развитие экономики. И в этом смысле нам предстоит проделать работу в рамках Базеля.

Скажу ещё, что со своей стороны полагаю: это действительно важный вопрос, потому что реальный вызов, который стоит перед нами, это рост во всём мире, в особенности в развитых странах. Нам посчастливилось, что у нас есть развивающийся мир, который развивается хорошо, но у нас есть ещё и развитые экономики, которые, по нашей статистике, имеют где‑то на одну треть больше долга, чем следовало бы. Очень трудно расти и балансировать этот долг. Поэтому требуется новая модель роста. И, безусловно, эта новая модель роста требует того, чтобы развивающиеся и развитые рынки работали вместе, это симбиоз в некотором смысле. И мы сможем расти лучше, если будем работать вместе, нежели порознь.

И господин Президент действительно некоторые вещи обозначил, они ясны. Мы свои рынки должны держать открытыми для хороших сервисных предложений, для талантливых специалистов, все должны вскрыть предпринимательские таланты, но прежде всего – правильная финансовая система, которая бы обеспечила этот новый уровень роста.

Не являясь, я бы сказал, приспешником серьёзных законодательных изменений, я считаю, что мы тем не менее видим, что эти реформы происходят в том смысле, что финансовый сектор становится фактором обеспечения, поддержки такого экономического развития. Но я волнуюсь из‑за того, что, выходя именно в процессы Базеля, мы должны калибровать эти правила соответствующим образом. Ложное ощущение безопасности, которое основано на безопасной банковской системе, тем не менее создаёт основы для низкого, неактивного роста.

Р.Томсон: Если коснуться того, что Стен сказал, и того, что называется правилами Волкера. Не то, что все чётко сейчас понимают, что из себя представляют, собственно, эти правила, поскольку это всё дискутировалось и переворачивалось с ног на голову и обратно. Вы руководите большим банком, глобальным банком, а культура розничного банковского бизнеса, инвестиций, в особенности банковских торговых операций, может ли гармонично существовать в одной организации? Я вижу, здесь столько есть противоречий с точки зрения заработной платы, противоречия бесконтрольной предпринимательской инициативы. И риск настолько огромен, что подобного рода существование, мне кажется, может восприниматься как не совсем хорошая идея.

В.Пандит: Да, Роберт, есть и культурные корпоративные вопросы в компаниях, но многое из этого необязательно является свойственным им, поскольку, конечно же, можно экономить, снижать, есть конкретные задачи, которые требуют решения, где возникает ощущение того, что в этих культурных вопросах возникает конфликт.

Но коснусь базовых вопросов банковского дела. Допустим, вы корпоративный банк. А корпоративному банку необходимо выдавать кредиты корпорациям. Мы поддерживаем много российских компаний, которым требуются кредиты здесь. Не только здесь, но также и в других странах, поскольку некоторые просят, чтобы мы им давали кредиты в Африке. Мы это делаем. Мы им выдаем кредиты в национальных африканских государствах. Проблема для банка: ну что же, о’кей, я выдал этот кредит, а откуда я возьму деньги для того, чтобы выдать этот кредит? Как я буду финансировать его? И вдруг ты оказываешься в ситуации, когда понимаешь, что надо какие‑то депозиты привлекать от розничных клиентов, для того чтобы обеспечить этот денежный пул, чтобы можно было выдать кредит. Поэтому выбор, если так можно сказать, что есть розничный банк или корпоративный банк – это искусственный выбор, поскольку именно розничные депозиты, которые поступают и выдают вам, на самом деле обслуживают корпоративные клиенты, с другой стороны.

Поэтому, на мой взгляд, вопрос меньше сводится к рознице или же к корпоративному обслуживанию, а больше к тому, что же из себя должна представлять та цель, которую вы должны преследовать как банк. И я считаю, что задача банка – помогать клиентам. И там, где мы можем действительно извлечь уроки из того, что происходило за последние 5–10 лет, сводится к тому, что такая ограниченная в структуре банка операция, как трейдинг, не совсем отражает его суть. Поэтому я объясняю для себя правила Волкера, как Вы, собственно, сказали. И, наверное, мы должны его спросить, как он сам понимает это. Может быть, тогда ещё вскоре мы увидим, как Конгресс США их понимает в реальной расцветке.

Я хочу сказать, что цель – именно сосредоточить внимание банков на обслуживании клиентов. Если вы можете правильно обслуживать клиентов, нельзя сказать, что вы можете обслуживать того клиента, а этого не надо, поскольку управление работой банков требует от вас привлечения депозита с одной стороны, и предоставления в качестве кредита в другую сторону. И здесь просто вы вынуждены следовать универсальной банковской модели, следовать правилам и регулированиям, которые диктуют то, как вы используете, собственно, полкапитала. И в этом смысле законодатель становится важным действующим лицом.

Р.Томсон: Господин Министр Шарма, в настоящий момент существует и мы наблюдаем очень активную дискуссию во многих странах мира относительно этой роли рынка и правительства, государства. В этом смысле какую позицию занимает Индия в этой дискуссии? И не беспокоит ли Вас то, что этот баланс в глобальном смысле смещается сильно далеко в одну или другую сторону?

А.Шарма (как переведено): Я хочу с самого начала поблагодарить Президента Медведева за то, что пригласил меня принять участие в этой дискуссии, также поблагодарить организаторов.

Что касается Вашего вопроса и дискуссии о том, как Индия воспринимает эти вопросы и не смещается ли баланс, тут вопрос не в смещении баланса, а именно в потребности его определения в мире, который постоянно меняется. Эти перемены чрезвычайно существенны в последние годы, если не десятилетия. Но именно в последнее десятилетие вследствие тех изменений, которые произошли вследствие технологической революции, произошло смещение парадигмы в том смысле, где в разных странах экономики начинают взаимодействовать друг с другом, и уже не существует таких вещей, как национальной границы. Нет ограничений в вопросах взаимодействия между континентами или же этих суверенитетов. Мы живем в мире, который взаимозависим, взаимопроникаем, и, следовательно, вызовы, проблемы и возможности тоже глобальные.

И когда складывается такая ситуация, мы должны исповедовать очень координированный и взвешенный подход, поскольку глобальные проблемы невозможно решать в изоляции, где отдельные страны следовали бы своей собственной политике или же реагировали самостоятельно на что‑то. Следовательно, необходимо взаимодействовать и создавать глобальный механизм кооперации для решения этих вопросов. И вопрос не в том, рынок это или государство, которое должно инициировать это, и требуется ли для этого новое законодательство или нет.

Мы извлекли для себя определённые уроки из этого, поскольку экономический кризис, который случился сразу после начала финансового и банковского кризиса, распространялся по всему миру со скоростью, которая просто вселяла опасения. А экономики по всему миру, большие и малые, пострадали от этого, снижалась занятость, и многие малые страны были слишком уязвимы и не смогли противостоять такому воздействию.

Со всем уважением ко всем, те, кто обладал знаниями, пониманием и опытом этих финансовых вопросов, с одной стороны, и силой свободного рынка, которые продолжали действовать, где государство должно было бы наблюдать, со стороны Индии, никто не мог предугадать, что кризис должен был наступить. И теперь мы сталкиваемся с трудностью объяснить себе, почему так всё это произошло, сейчас уже ведётся анализ, и мы слышим объяснения, почему это произошло. Мы должны извлечь урок на будущее.

Правительство, финансовые, социальные институты должны быть очень осторожны в вынесении своих суждений. И суть не в том, чтобы Индия пыталась сказать, что должны быть приняты строгие законодательные механизмы. Но одновременно с этим наличие только рынка для того, чтобы инициировать какую‑то работу, без защиты потребителя, без определения вопросов собственности может привести, как мы видели, к сумасшедшему заимствованию и безумному кредитованию, где банки выдают кредиты против залогов, которые имеют в себе большой риск. И, следовательно, это потворствует созданию среды, в которой люди начинают жить не по средствам, брать взаймы и тратить то, что мы называем пластиковыми деньгами.

И это также способствует появлению новых деривативов или производных финансовых инструментов без возможности оценить их реальный эффект. Будет ли он положительным или отрицательным и имеются ли у нас механизмы, которые в состоянии контролировать их дальнейшую работу? И поэтому требуется именно этот гармоничный баланс, в котором также будет отводиться роль государству в вопросах, касающихся защиты потребителя, граждан и институтов.

Одновременно с этим рыночные силы должны играть определённую роль в таких вопросах, как инновации, как креативность, создание предпринимательского духа и также создание рабочих мест и благосостояния. Я сказал бы, что нам удалось противодействовать влиянию кризиса лучше по целому ряду причин. У нас имелся законодательный механизм, в особенности что касалось финансовых институтов и банков. Нашим банкам не угрожала эта ситуация, как банкам в крупных экономиках, поскольку подобного рода рисковое кредитование никогда не разрешалось, и такого рода риск, безусловно, не нависал над нашими банками. Активы были крепкими, стандарты залоговых инструментов не подвергались угрозам, поскольку банки, несмотря на определённые инъекции ликвидности, не выходили за рамки того, что определялось именно государственным регулированием политики, будь то в ипотечных или залоговых вопросах. И поэтому банки не находились под такой серьёзной угрозой.

Мы, безусловно, не единственная страна, есть другие страны, включая Китай, где показатель национальных сбережений был очень высок, и это гарантировало наличие достаточных ресурсов для мобилизации в инвестиционные проекты. Если бы мы извлекли соответствующие уроки, как в своё время озаботилась Индия, мы бы хотели продолжать работать именно в подходе, который бы я описал как сбалансированный, в правильном направлении. Баланс никогда не смещается в какие‑то экстремальные стороны, он всегда остаётся посередине. И в этот момент, когда мы позволяем балансу сместиться в какой‑то экстремальный характер, именно тогда начинаются проблемы, и нам необходимо вмешиваться и стараться контролировать ущерб, который наносится или может быть нанесён.

Р.Томсон: Господин Шарма, Вы не обеспокоены, например, тем, что некоторые рыночные эксцессы на Западе сами по себе могут стать неким аргументом в этих странах, которые приводятся в пользу протекционистских мер?

А.Шарма: Протекционизм как таковой, конечно же, будет контрпродуктивным. Кризис привёл к потере рабочих мест, к сложностям, и мы также это видели в прошлом, например, Великую депрессию 30-х годов и различные экономические кризисы, которые случались впоследствии после Второй мировой войны, хотя они были гораздо менее влиятельными с точки зрения того, что произошло после коллапса банка «Леман Бразерс», и того, через что пришлось пройти мировой экономике. Но протекционистские барьеры действительно возникают. Это такая тенденция, но это краткосрочная мера. Мы считаем, что в трудные времена возникает необходимость разбирать эти барьеры, не позволять возникать новым, укреплять глобальную торговлю, сильнее взаимодействовать между странами, большими и малыми, будь то продвинутые экономики, которые переживают сокращение. Ещё наблюдается негативный рост. Мы бы не хотели, чтобы это оставалось надолго. Есть ощущение улучшения, но возврат, восстановление ещё слабые. И нельзя утверждать, что это универсальный процесс, который происходит повсюду.

И, следовательно, если бы у нас был многосторонний торговый режим, который был задействован на основе равнозначных правил, это бы создало больший уровень доверия и уверенности в мире и подняло бы уровень экономической активности. И тогда бы экономики, будь то большие или малые, смогли бы извлекать из этого большую выгоду.

Много было проделано разных исследований, которые проводились даже в тех странах, где протекционизм обсуждался как проблема. И если представить себе успешное завершение раунда дискуссии в рамках ВТО, который прошел в Дохе, то минимальный прирост может составить в экономическом развитии где‑то порядка 700 миллиардов долларов, а это результат исследования, которое было проделано полгода назад, поэтому эта цифра сегодня может быть больше. Мы должны смотреть в будущее, а не в настоящее.

Сейчас как раз то время, где подвергаются настоящей апробации силы лидерства. И тот, кто в состоянии будет принимать трудные решения, сильнее взаимодействовать с окружающим миром в эти трудные времена, наверное, и займёт позицию лидера.

Мы постоянно исповедовали такой взгляд, что сейчас нельзя увлекаться дискуссиями. И, следовательно, мы решили подписать договорённости со странами АСЕАН, с экономическим блоком стран, которые рядом с нами, также подписать различные договорённости экономического партнёрства с Кореей.

Сейчас мы завершаем подобного рода переговоры со многими другими и будем продолжать эту работу. И именно в этом причина, по которой мы предприняли значительную инициативу, после того как общались с партнёрами по различным коалициям и ключевыми игроками глобальной экономики, для того чтобы предпринять эту инициативу и активизировать процессы в рамках переговоров по вступлению в ВТО, что привело к возобновлению переговоров в сентябре. Процесс идёт медленно, нет серьёзного, ощутимого прогресса, но коль скоро этот процесс идёт, мы общаемся, взаимодействуем, то и эти переговоры действительно полны надежд.

Р.Томсон: Господин Президент, сейчас в мире активно дискутируется создание резервной валюты, альтернативной доллару. Но как только возникает какой‑то признак кризиса в мире, даже того, который изначально начинает происходить в Америке, все в мире начинают покупать доллары. Насколько реалистичен проект создания альтернативы доллару? И как мы узнаем, что разговор закончился и началась практическая работа?

Д.Медведев: Как мы узнаем? Как только другие страны, крупные экономики, начнут делать резервы не только в долларах, но и в другой валюте, это будет означать, что мир стал использовать мультивалютную систему. Но на самом деле она уже существует. Россия имеет запасы не только в долларах, но и в евро. Поэтому мы очень внимательно наблюдаем за тем, что происходит в еврозоне. Я, кстати, ещё в прошлом году говорил, я считаю, что наличие, скажем, такой наднациональной, но специальной валюты Евросоюза, как евро, помогло справиться с первой фазой кризиса. Если бы мир покоился только на одном долларе, ситуация была бы более сложной.

Вопрос в том на самом деле, сколько нам нужно этих самых резервных валют. Сейчас в мире их используется несколько. Достаточно ли это? По всей видимости, нет, потому что в прошлом году плохо себя чувствовал доллар, и на самом деле из доллара уходили. Это происходило и на уровне центральных банков, и на уровне бытовых привычек населения, которое меняло доллары на другую валюту, это происходило в России. Доллар не универсален, но доллар сегодня – самая крупная и самая серьёзная мировая валюта, это очевидно резервная валюта.

Сколько нужно? Это вопрос экономической практики. Я думаю, что если бы мы создали такую систему, в которой солидную позицию занимал доллар, стабилизировалось евро, использовались другие резервные валюты, которые ещё только, может быть, подлежит создать, в том числе, мы надеемся, в какой‑то ситуации и рубль, то наш мир был бы гораздо более прочным, наши экономики чувствовали бы себя лучше. Сколько это? Пять, шесть? Я не знаю. Ещё раз говорю, это вопрос экономической практики. Но это абсолютно очевидно необходимая вещь. И последние события, которые развернулись в еврозоне, доказывают это со всей очевидностью.

Поэтому давайте работать над этим. Во всяком случае, Российская Федерация, как и многие другие наши партнёры, к этому готова. Ну а до тех пор, пока этого не случилось, конечно, все мы с придыханием будем следить за тем, каким образом меняется курс доллара, как себя чувствует евро или некоторые другие валюты, которые сегодня являются резервными, которые служат средством накопления и решения экономических задач. Посмотрим.

Р.Томсон: Господин Президент, может быть, Вы тогда поможете высказать нам какой‑то совет отечественным инвесторам в России, инвесторам, находящимся здесь. Какие валюты вы будете покупать в следующие несколько недель?

Д.Медведев: Вы имеете в виду Россию?

Р.Томсон: Да, да.

Д.Медведев: Пока никто ничего лучшего не придумал, будем пользоваться теми, что есть. Но у нас есть своя валюта, которая является достаточно устойчивой и которую мы всячески оберегаем. Но мир пока стоит на той системе валют, которая есть, в этом его сложности и противоречия. Поэтому никаких новых советов я, конечно, дать не могу, нужно внимательно относиться к тому, что происходит, следить за спредами, следить за трендами, которые существуют, и смотреть за развивающимися рынками, смотреть за тем, как развивается Российская Федерация, Индия, Китайская Народная Республика. Так что делайте выводы сами.

Р.Томсон: Китайские лидеры проводили с Вами какие‑либо обсуждения по ценообразованию, чтобы юань стал конвертируемым? Есть ли какие‑то у Вас для них советы на благо мира, на благо, как Вы говорите, того, чтобы была корзина прочных валют, с тем чтобы юань сделать конвертируемым? Хорошо это будет для российской экономики, для мировой экономики, как Вы полагаете?

Д.Медведев: Будет, наверное, не очень правильно, если я начну сейчас общаться с Президентом Ху Цзиньтао с этой площадки, даже при участии такого прекрасного модератора, как Вы. Я не уверен, что он правильным образом воспримет мои идеи или советы, но я Вам скажу прямо и откровенно: мы действительно обсуждали этот вопрос, особенно активно обсуждали, может быть, год назад. Это было в Екатеринбурге, когда проводилось заседание Шанхайской организации сотрудничества. И тогда весь мир находился в очень напряжённом состоянии. Но понятно, что каждый из нас находится на реалистичных позициях. И тогда, например, мы исходили из того, что резервная валюта может стать резервной только тогда, когда она станет привлекательной, когда другие экономики будут создавать резервы именно в этой валюте, когда значительная часть оборота ценных бумаг, и первичных, и деривативов, будет осуществляться именно в этой валюте. До тех пор, пока это не произошло, разговоры о новой какой‑то валюте – это, в общем‑то, как минимум благие пожелания. Но это не значит, что этого никогда не произойдёт. Ещё три–пять лет назад все разговоры на эту тему вообще казались прожектёрством и фантазиями, которые никогда не осуществятся. А сейчас мы говорим об этом абсолютно серьёзно, говорим со всеми. Говорим в том числе и с нашими американскими партнёрами, которые, может быть, меньше всех заинтересованы в том, чтобы появились какие‑то иные резервные валюты, помимо доллара. Но от этого никуда не уйти. Мы всё равно будем это обсуждать, будем делать это и с нашими китайскими партнёрами, особенно с учётом масштабов их экономики. Очевидно сегодня и то, что от того, в каком состоянии находится юань, зависят очень многие экономические процессы не только в Китае. То же самое можно сказать в отношении рупии. Ну и, я надеюсь, в какой‑то степени это можно будет приложить и к состоянию рубля как национальной валюты Российской Федерации.

Ещё раз хотел бы сказать: будущее покажет справедливость наших прогнозов, но я думаю, что будущее мировой платёжной системы – в использовании нескольких резервных валют и создании мультивалютного портфеля.

Р.Томсон: Госпожа Лагард, по вопросу валют. Евро в безопасной зоне сейчас или нет, по‑вашему? Если да, скажите почему? Если нет, скажите почему?

К.Лагард: Ответ: да, евро в безопасной зоне.

Р.Томсон: Большое спасибо.

Д.Медведев: Правильный ответ.

К.Лагард: Можно мне прокомментировать предыдущую дискуссию? Дискуссия нас очень воодушевляет, но мы, кажется, забываем, что в последние полтора года – это очень короткий период времени, между прочим, – нам удалось спасти финансовую систему, которая практически стояла над пропастью. Мы избежали протекционизма, который не привёл к таким последствиям, как в прошлом веке, и мы вновь дали толчок росту, в частности, где‑то это было сделано быстрее, где‑то медленнее. Но мы многое сделали за полтора года. Есть ощущение, что была динамика, была направленность действий, был большой вызов, и поэтому всё это воодушевляло, а сейчас, кажется, эта динамика замедляется.

Нам сейчас представляется, что мы пришли к тому моменту, когда нужно восстанавливать, действовать совсем по‑иному, может быть, более решительно, может быть, быть более подотчётными друг перед другом прежде всего. И действительно, я бы настоятельно призвала всех, кто участвует в этом совещании, подумать об этом перспективно, подумать о том, чего мы избежали и как теперь нам надо восстанавливать, в частности, что происходит в Европе, что происходит в еврозоне. Это именно то, о чём я говорю. Мы затушили пожар. Теперь нужно консолидироваться, нужно восстанавливать фундамент, получше поработать, как мы это изначально делали около десяти лет назад, когда запустили евро.

Я бы сказала, что евро солидно стоит на своих ногах. Это валюта, вызывающая доверие у многих организаций, её используют в качестве резервной валюты, многие ЦБ в частности. И нет причин сомневаться по поводу евро, особенно за счёт того, что произошло за последние три недели. И особенно после того, как 9 мая все страны Европы решили запустить руку в карман и дать гарантии, которые дадут триллион долларов или 750 миллионов евро как фонд, который сейчас наличествует, является ясным денежным указанием того, что мы действительно говорим и делаем одно и то же.

Я бы ещё хотела отметить то, что сказал Крейг раньше, прореагировать в плане того, что не нужно слушать, что говорят представители правительства, президент или премьер-министр. Нужно посмотреть на то, что они делают, что было сказано в плане образования, в плане НИОКР.

Я бы хотела выступать за то, что мы делаем во Франции. В образовании мы только запустили стратегический план, 35 миллиардов евро на благо поддержки именно того, чтобы высшее образование, подготовка кадров точно были на стратегических секторах.

И второе – в области НИОКР. Мы фактически делимся этой ношей, вызовами, которые ставят НИОКР, с которыми сталкиваются любые компании, когда они принимают решение, когда они избирают для себя, скажем, 30 процентов инвестиций в этой области. Если инвестировать евро или рубль в этом плане, скажем, во Франции, я верну вам 30 центов на это по вашим инвестициям. Вот наш подход. Это конструктивная заявка, а не просто слова. Прошу извинить, меня просто подстрекали к тому, чтобы я это сказала. Я это сказала.

Р.Томсон: Госпожа Министр, но всё‑таки силен ли евро и нужно ли, скажем, делать сильной эту валюту или нужно как‑то конструктивно регулировать эту валюту? Такие дискуссии продолжаются в отношении деривативов и так далее. Но всё‑таки, может быть, сейчас меньше говорят о регулировании, потому что падает стоимость евро, как мне кажется. И эта дискуссия о сильном евро, эти опасения, они именно евро касались или речь шла вообще о валютах, по Вашему мнению?

К.Лагард: Нет-нет, вариативность не изменилась. Наша решимость состоит в том, чтобы регулировать умно, с тем чтобы здесь не было чрезмерного бремени, в частности, чтобы это не мешало развитию талантов. Регулирование, о котором говорил здесь, в частности, мой коллега из «Сити-банка» (я говорю «коллега», потому что мы сидим рядом, я не банкир, как вы понимаете), проливает свет в движении к транспарентности, так сказать. Нам нужно знать, какие инструменты сейчас торгуются, как решаются вопросы, как осуществляется клиринг, как проводится регистрирование в отношении деривативов ценных бумаг. Нам также нужно иметь контроль, надзор. И в решении в отношении «Морган Стенли» и других банков нужен надлежащий уровень надзора, чтобы знать, что конкретно происходит, кто чем занимается. И требования по капиталу выполняются в отношении ликвидности, их соотношения и так далее. Нам нужно иметь основные принципы и набор правил, включая такие вопросы, как рейтинговые агентства, которые играли процикличную роль в возникновении и предсказании кризисов. И нам, кроме того, необходимо иметь общие принципы по всему миру. Достаточны и общие правила, чтобы мы действительно были отчётны друг перед другом. Я возвращаюсь к этому принципу отчётности потому только, чтобы, что ни происходило сейчас в Греции, 3 процента ВВП еврозоны, это и на нас сказывается, и на вас, и на Китае – на всех суверенных фондах. Я просто привожу один пример. То, что происходит в арабском мире, о чём было сказано господином Мусой, сказывается на всех нас так же. И мы отчётны друг перед другом в этом плане. Так что в каких‑то отдельных областях у нас должно быть достаточно общих правил и принципов, с тем чтобы мы все были отчётны друг перед другом, чтобы мы брали на себя и вину и получали бы какие‑то санкции, если они необходимы, и реагировали на них.

Р.Томсон: Господин Генеральный секретарь, собственно, как Министр Лагард только что сказала, действительно, мир взаимосвязан. Действительно, вопрос очень важен не только для Греции, но и для всех нас. Какое впечатление с точки зрения того, что происходит в мире, и каким образом эти впечатления поменяли отношение к экономике на улицах арабских государств? Нужно ли сказать, что средний гражданин стал более приятно настроен к экономическим реформам? Как поменялось это восприятие?

А.Муса: Прежде всего позвольте мне сказать, что многие арабские страны и арабские фонды, банки поехали в Грецию и пытались помочь своими инвестициями или же заключением договоров о сотрудничестве, в особенности страны Персидского залива и Северной Африки. И это важно отметить, хотя тот пакет, который был принят Европейским союзом, является самым важным в вопросах помощи Греции именно сейчас.

Но Вы меня спросили о тех, кого мы наблюдаем на улицах арабских государств. Я бы сказал, что арабский мир сейчас переживает очень и очень напряжённый период. Регион меняется, и экономика меняется, как экономически, так и политически. Арабский мир не сможет оставаться таким, каким он был. Через пять лет он должен будет поменяться именно так же, как если смотреть на то, чем он являлся десять лет назад. И он был другим.

Финансовый кризис, экономический кризис показал, что международная экономика необязательно находится в правильных руках. И это говорит о том, что много экономических ошибок, преувеличений произошло. Наша экономика и арабский мир на самом деле располагают многими богатыми государствами, практически все они либо очень богатые, либо обладают очень многообещающим потенциалом. И они, как я сказал уже раньше, считают, что для того, чтобы мы были полностью вовлечены, потому что уже происходящие процессы на нас влияют, так или иначе, мы должны быть заинтересованной стороной. С нами необходимо консультироваться в том, что происходит, и в том, что должно происходить. Арабские суверенные фонды, которые располагают триллионами долларов, не могут быть только получателями и постоянно находиться в режиме шока или какого‑то сюрприза, который приносит им сотни миллиардов долларов убытков за сутки или за короткий период времени. Поэтому человек на улицах арабской страны, конечно же, снедаем сомнениями.

И в таком моём анализе, хотя, конечно, я понимаю, что форум у нас не по политическим вопросам, скажу, что Ближний Восток не сможет выйти из этой напряжённой психологической ситуации, психологического напряжённого состояния, пока не будет разрешён арабо-израильский конфликт. Всё связано с этим: реформы, инвестиции, открытость перед миром. Мы делаем всё, что можем в этих условиях, но пришло время решить эту хроническую проблему посредством справедливого, позитивного, объективного вовлечения в этот процесс международного сообщества.

Я, если позволите, наш дорогой модератор, скажу, что мы пытались идти принципом честного брокера. Нет, успеха не было достигнуто. Мы должны вернуться в Совет Безопасности, вернуться в Организацию Объединённых Наций и работать вместе, а не следовать за кем‑то или ждать до тех пор, пока не сложится какая‑то политика или какая‑то политика претерпит изменения. Очень важно, Вы упомянули, улицы арабских стран – это улицы, на которых мы видим людей отчаявшихся, людей разгневанных. И поэтому здесь надо подходить к этим вопросам по‑другому.

Я только что приехал, буквально пару дней назад, из сектора Газа. И то, что я видел, ужасающе. Эти вопросы нельзя оставлять без решения, независимо от того, как бы мы на них ни смотрели. Но подвергать людей голоду, как, я видел, страдают люди в Газе, это слишком много, это бесчеловечно. Деньги не могут туда зайти. Продукты питания могут зайти, а люди не могут их купить, потому что у них нет денег. Они не могут восстанавливать свои дома. Я посещал госпиталь. И мы собираемся послать, и тут не важно, какая ситуация, мы пошлём туда помощь, этим госпиталям, для того чтобы они могли решать проблемы сотен больных людей, которые не в состоянии получать лечение из‑за того, что нет инструментов, нет квалифицированных врачей. Те, кто есть, работают 24 часа в сутки. Это слишком много, это слишком много для любого с точки зрения того, чтобы соглашаться с этим. А Вы мне задаёте вопрос о человеке на улицах арабских государств.

Р.Томсон: Спасибо.

У нас осталось буквально полторы минуты. Поэтому я хочу каждому из вас задать один и тот же вопрос. Прошу вас быть очень чёткими и точными в своих ответах, даже, может быть, ответить одним словом. Мы находимся в начале, в середине или же в конце финансового кризиса?

Д.Медведев: От меня сейчас очень многое зависит. Если я скажу, что мы находимся в конце, а кто‑нибудь скажет, что находимся в начале, это будет выглядеть диссонансом. Поэтому я всё‑таки скажу, что, по всей вероятности, мы находимся в стадии выхода из кризиса. Середина это или уже конец, пусть анализируют финансовые аналитики, специалисты, во всяком случае, свет в конце тоннеля уже виден. Я считаю, что экономики начали восстанавливаться.

К.Барретт: Мне кажется, вопрос действительно отличается по странам. Финансовый кризис – это небольшая вспышка в галактике. Ответ будет зависеть от того, какие страны, что избрали для инвестиций в будущем в плане выхода из кризиса. Как сказал Президент, модернизация здесь, в России, происходит, страна инвестирует в XXI век, и такая страна победит. Если этого не делать, то финансовый кризис может сохраняться долго.

А.Муса: Я думаю, что мы начинаем видеть свет в конце тоннеля, хотя дорога ещё большая, и будем надеяться, свет идёт не от поезда, на нас надвигающегося. Какой‑то свет есть. Какой – увидим.

Р.Томсон: Господин Шарма, Вы видите этот свет, что это? Это поезд надвигается или что?

А.Шарма: Нет, заметные изменения происходят, но не единообразные. Нет единообразного выздоровления экономики во всём мире. И темпы роста не привели к возобновлению занятости, что тревожит. Нужно внимательно отслеживать эти тенденции, нужно помнить, хотя мы, конечно, оптимисты, что восстановление и рост произойдут, но это происходит, естественно, в результате координации деятельности правительств, их интервенций и выздоровления основных экономик, что было определено стимулированием. Поэтому калиброванный подход ещё в течение некоторого времени необходимо будет продолжать применять. Спасибо.

С.Фишер: Я попытаюсь сохранить упор на экономических аспектах нашего обсуждения. Худшая ситуация позади в том, что касается кризиса. Многие проблемы ещё нужно решать, но при ожидаемом темпе роста 4 процента в мире и ещё несколько выше в следующем году, худшая ситуация позади. Многое ещё нужно сделать до того, когда мы скажем, что кризис позади.

К.Лагард: Вы сказали: в начале, в середине или в конце, так?

Р.Томсон: Да, из трёх, пожалуйста, выбирайте.

К.Лагард: Я бы сказала, в начале конца середины. (Аплодисменты.)

Р.Томсон: Это, я бы сказал, ответ по‑черчиллевски. Начало конца, кажется, говорил Черчилль.

Последнее слово за «Уолл-стрит». Спасибо.

Я никогда бы не хотел не соглашаться с госпожой Министром Лагард по таким вопросам. Я бы всё‑таки сказал: мы в начале конца финансового кризиса. Мы в конце конца нашего обсуждения, во всяком случае. (Аплодисменты.)

Уважаемые участники обсуждения уделили нам много времени, они были щедры и своими мыслями с нами, и мы должны быть благодарны им. Поаплодируем же. (Аплодисменты.)